Мелочи - Роман Сенчин

И Юрий Андреевич больше сейчас поглядывал на Бориса, чем на сына. Нравились ему в Борисе уверенная осанка, бодрость, активность. Сын же – парень, конечно, отличный, но вяловатый, словно бы вечно невыспавшийся. Окончил политехнический институт, а работает водителем троллейбуса. Места по специальности найти не может. Или не особенно хочет.

Перевезли пианино быстро – за полтора часа. Поставили в большой комнате; пятилетняя внучка тут же стала стучать по клавишам. Невестка Тамара пригласила мужчин поесть.

– Во, это правильно! – хлопнул в ладони Борис. – Нужно бы после трудов таких и не только поесть, – подмигнул Юрию Андреевичу и Саше. – Сообразим?

– У меня есть бутылка, – без особого энтузиазма сказал Саша. – Давайте.

Юрий Андреевич позвонил жене, сообщил, сделав голос усталым:

– Ну, закончили. Все нормально. Аленка шпарит уже. Я посижу тут, Борис приехал как раз…

Жена разрешила. Так что можно было и выпить, не дергаясь, с чистой совестью.

Нечасто в последнее время получалось общаться с детьми, внуками, с невесткой и зятем, хотя и жили все поблизости. Но на большие праздники все-таки собирались вместе, составляли в зале столы, приносили с собой кто соленья, кто торт, кто тушеного кролика. Хорошо сидели, подолгу, пели те же песни, что когда-то пели и родители Юрия Андреевича, и его жены, родители невестки и зятя – про степь, про мороз, про девушку, которая полюбила женатого…

Сейчас же уместились за маленьким кухонным столом между холодильником и тумбочкой, и действительно, будто после тяжелой работы, выпивали, с аппетитом закусывали.

– Как дела-то, Юрий Андреич? – наполняя в очередной раз граненые рюмочки, спросил Борис. – Там же все? Учите?

– Конечно, – вроде бы бодро ответил Юрий Андреевич, но услышал в этом ответе какую-то безысходность и потому, чтоб заглушить ее, добавил: – Интересная мелодия тут пришла в голову. Думаю записать.

– Музыка в смысле? – заинтересовался зять.

– Ну да… Джазовая тема.

Сын уважительно мыкнул, поднял рюмку:

– За удачу!

– Точно, за нее! – поддержал Борис. – Я всегда… – И, выпив, закусив соленой капустой, продолжил: – Я всегда в этом плане завидую. Очень правильно, когда человек кроме работы еще чем-то таким занимается. Или спорт, или театр, музыка. Молодец вы, Юрий Андреич.

– Да я сто лет не сочинял, – словно оправдываясь, усмехнулся он, – само вдруг. А, ладно, мелочи это.

– Какие же мелочи? Вы чего? – Борис встрепенулся. – Это-то и не мелочи как раз! Вся эта необходимость, из которой жизнь состоит, – мелочи. И большинство так и проживает – на мелочах. А нужно, чтоб еще что-то было. Вот я узнал, что Саня пианино купил, и примчался. Ведь это же!.. – Он кивнул на бутылку. – Сань, расплескай… Это же… Знаете, я только недавно стал соображать насчет этого. Когда своих ребятишек наделал. И – думаю: что их ждет? Что с ними будет, если вот так будут расти? Как эти… Как трава.

Юрий Андреевич сначала был категорически против, чтобы дочь выходила за Бориса. Коренастый, почти квадратный, вечно в черной кожаной куртке, короткие волосы, с запястья свисает пузатая сумочка, разговаривает мыкая-пыкая, и голос – будто вечно простужен. Напоминал он нового русского из анекдотов. Но ухаживал за Светланкой долго, серьезно, как-то церемонно даже. И однажды приехал со своими родителями свататься. Дочь давно давала понять, что любит Бориса, и Юрий Андреевич с женой, пораженные этим визитом, старомодным обрядом, легко дали согласие. И раскаиваться не приходилось. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить…

– Меня родители всё детство тащили, – говорил Борис, навалившись локтями на кухонный стол, – иди в шахматный, иди в танцевальный, в хор, на дзюдо. А мне на улицу все надо было, с пацанами лазить. И вот… Теперь так жалею. Ничего ведь не знаю, ничего путем не умею. Даже на гитаре играть.

– Да ну, поздно уже.

– Это легко: месяц посидим…

– Ну, Сань, не береди, – морщась, перебил Борис. – Смешно это в двадцать восемь лет. Все, поезд ушел, и рельсы разобрали… А вот детей… Я как раз посоветоваться с вами хотел, – он взял бутылку, разлил остатки по рюмкам. – Жалко, кончилось… Только начали… Может, сбегать? А? Как вы?

– Да я не знаю, – замялся Саша, показывая, что продолжать не стоит.

– Ладно, посмотрим. Давайте за детей!

Юрий Андреевич выпил, отдышался, взглянул на часы. Была половина третьего. Еще часок-другой можно и посидеть. А потом – домой. Надо сегодня все-таки… Или зайти в училище, взять свой кларнет, или в классе поиграть, вспомнить?… Дома ведь не очень удобно…

– Может, на улицу? – предложил Борис. – На воздухе всегда лучше. Посидим в скверике возле вазы. А? Прекрасное место.

– Я – пас, к сожалению, – сказал Саша. – Жене помочь надо. Суббота же, уборка, еще и пианино это. Теперь вон полки надо по новой вешать…

Борис как-то жалобно перебил:

– Ну, Сань, погоди. Мне с вами, на самом деле, надо о серьезном, ну, посоветоваться.

– О чем? – забеспокоился Юрий Андреевич; с зятем они хоть и ладили, но чтоб совета друг у друга просить – такого не бывало.

– О важном, Юрий Андреич. Только это нельзя так, с наскоку, за пять секунд… Давайте пойдем? Еще батлик возьмем, колбасы. Действительно, важное дело. И решать его надо как-то.

– Ну, Саш, – обратился Юрий Андреевич к сыну, – отложишь уборку?

Тот пожал плечами: дескать, что ж делать?

– Понимаете, дорогие мои люди, – уже пьяновато говорил Борис, пьяновато и с горечью, – понимаете, так хочется не упустить момент. Очень хочется… Каждый день на ребят смотрю и вижу – растут. Растут ведь, и пора их определять… Направлять, то есть. Ведь столько вокруг всего: музыка, рисование, шахматы, спорт. Спорт! И теннис, и хоккей, и футбол, фигурное катание какое! Из таких же пацанов обычных ведь и Плющенко. Ведь он тоже откуда-то… издалека пробился.

– И что ты решать-то с нами хотел? – видимо, устав его слушать, спросил Саша. – Поговори, узнай, куда они хотят. Отведи.

– Хм! Не все здесь так просто. Не-ет… В кружок, что ли, вести? А что дальше?

Они сидели в маленьком, но густом – сирень, шиповник, акации – скверике посреди квартала. В скверике была гипсовая полуразрушенная ваза, видимо, в далеком прошлом – фонтан.

От водки или от холода – погода изменилась, небо завалили тяжелые снеговые тучи, дул порывами ледяной ветер – Юрий Андреевич чувствовал острый нестерпимый голод. Но тянуться то и дело к пакету с бутербродами (продавщица нарезала их штук двадцать – колбаса и хлеб – за десятку) было неловко… Голод мешал вникать как следует в речь Бориса, готовиться что-то ответить.

– И какой смысл в этих кружках? А? – все сильнее кипятился Борис. – Научиться на коньках держаться? У нас даже катка нет искусственного… Школа художественная – что есть она, что нет… Тут надо всерьез решать, – Борис плеснул в пластиковые стаканчики. – Ритке семь, в школу осенью, самый возраст, чтобы начать. Потом поздно будет. Действительно поздно. И вот так я подумал, посмотрел и склоняюсь к тому, чтоб переехать нам.

– Что? – дернулся Юрий Андреевич. – Куда переехать?

– Ну, как… Давайте сначала вздрогнем…

– Нет, ты уж договаривай. Куда вы собрались? И Светланка согласна?

– Погодите, – повысил голос и Борис. – Чего нервничать? Я ведь и попросил вас посоветоваться. Это ведь, – вздохнул, – не диски толкать… жизнь строить. Я и так, и так… Но ведь – надо. Ради детей. Ведь вырастут, будут потом… Как я… Давайте выпьем. Слова даже не подбираются.

Выпили молча, без непременного до этого тоста… Юрий Андреевич, не закусывая, хотел тут же начать убеждать зятя, что переезд это не выход, это может привести к катастрофе. Но Борис опередил:

– Я очень наш город люблю. Вы ж знаете. И бизнес у меня здесь. В Томске, например, я неизвестно кем буду, там у них своя мафия, порядки свои…

– Послушай меня, – заговорил Юрий Андреевич. – Послушай, Борь… – поставил на скамейку стаканчик. – Я много где был, многое видел. И скажу тебе: это мираж, иллюзия, что в большом городе больше шансов. Миф. Здесь, в таких вот именно городах, и появляются таланты.

– Я не спорю. Таланты здесь родятся… Сейчас, вспомнить надо. Таланты появляются на востоке, а прославляются на западе. Это еще кто-то великий сказал.

– Это Наполеон сказал, – отозвался Саша. – Но по-другому: появляются на западе, а славу обретают на востоке. Не надо передергивать.

– Ну, раньше так было, а теперь – так… Кого ни увидишь, все или в Москве, или в Петербурге. Лыжники только из Коми… Я не собираюсь далеко ехать куда-то. Но хоть в Томск бы… Студенческая столица, жизнь какая-никакая. Шанс есть засветиться, чтоб заметили. И команда, вон, по футболу крепкая…

– Я вот никуда никогда не рвался, – строго, с обидой заговорил Юрий Андреевич. – Просто делал свое дело прилично. На уровне. И не затерялся нигде. Это последние годы только… возраст уже все-таки. А сколько гастролей было! И вся Сибирь, Урал, Москва. На фестивалях бывал сколько раз. В восемьдесят четвертом в Ригу предлагали переезжать, в филармонии там работать. Я отказался. Будто знал, что так все будет там.