Наталия Гончарова - Лариса Черкашина

Сервиз из расписного тончайшего фарфора: кофейник и чашечки на подносе, прежде стоял в гостиной их небольшой квартиры, вспоминает Наталья Глебовна, и детям, и ей в том числе, строжайше запрещалось не только прикасаться к хрупким чашечкам, но и близко подходить к фарфоровому чуду.

Через многие годы, став владелицей семейной реликвии, Наталья Глебовна по своему разумению распорядилась ее судьбой…

Гости ахали и охали, разглядывая диковинный сервиз, благодарили, восхищались. Наталья Глебовна спокойно стояла в стороне, будто вся эта суета ее вовсе и не касалась.

«Но ведь это подвиг подарить такую дорогую и памятную вещь!» — сказала я несколько запальчиво, восторгаясь и не понимая, как можно по доброй воле расстаться с семейным сокровищем. И запомнила ее тихий ответ: «Нет, не подвиг. Может быть, поступок».

Наталье Глебовне некогда принадлежали доставшиеся от отца Глеба Дмитриевича Гончарова, сына последнего владельца Полотняного Завода, старинные миниатюры с портретами ее предков. Так получилась, что лет тридцать назад она отдала их на хранение старшему брату. Брат умер, а миниатюры так и остались в его семействе в Петербурге, и за давностью лет, либо по иным житейским причинам, возвращать их наследники — вдова и дочь брата — отказались. А Наталья Глебовна лелеяла свою давнюю мечту — вернуть фамильные реликвии в родовую усадьбу Полотняный Завод.

Полотняный Завод разделил горькую участь многих российских дворянских гнезд. Богатейшее в России имение, что некогда изволила посетить матушка-императрица Екатерина II, после октября семнадцатого года являло собой жалкое зрелище. Правда, какое-то время опустевший дворец не трогали.

Хозяйка дворца Вера Константиновна Гончарова после смерти мужа (Дмитрий Дмитриевич-младший, спасая рабочих во время сильнейшего наводнения 1908 года, простудился и умер от воспаления легких) вышла вторично замуж и перебралась на жительство в Москву. В опустевшем дворце оставались две дочери от первого брака, барышни Татьяна и Ольга. Накануне нянюшка Татьяна Егоровна сообщила им страшную весть, что по секрету шепнул ей сын-большевик — в дом нагрянут чекисты из Калуги и арестуют барышень. «Берите самое ценное из дома, — сказала им преданная нянюшка, — и тотчас уезжайте в Москву!». Сестры спустились в подвал, взяли по банке абрикосового варенья (именно его в силу своего юного возраста они сочли самым ценным в доме) и ночью, на подводе, добрались до станции. А утром, не обнаружив в усадьбе барышень Гончаровых, взбешенные чекисты (надо же было выполнять разнарядку!) расстреляли двух юношей, сыновей управляющего…

А в гончаровском дворце в подвальной комнате, обитой железом, хранились поистине бесценные письма Петра I, жалованные грамоты русских императриц Елизаветы и Екатерины II, фамильный герб. И письма Пушкина.

И не воспоминанием ли поэта о реликвиях гончаровского особняка навеяны строки из «Капитанской дочки»: «В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке»?

Гончаровы умели хранить, и сбереженный поколениями фамильный архив в Полотняном Заводе — царские грамоты и послания, школьные тетрадки и девичьи альбомы, семейная переписка и фабричные счета — лучшее тому подтверждение.

Но время властно диктует свои законы. Революционный семнадцатый стал гибельным и для родовых дворянских усадеб, и для их именитых владельцев. И все же Гончаровы — последние владельцы Полотняного Завода — пытались всеми правдами и неправдами спасти фамильные реликвии. Так, бывшей кормилице, а затем — горничной Татьяне Егоровне Новиковой, преданной гончаровскому семейству, на хранение была отдана господская шкатулка. По воспоминаниям, в том заветном ларце таились настоящие сокровища: письма Пушкина на французском (не невесте ли?), билет, оповещавший о помолвке Натали (на дорогой бумаге, с золотым тиснением), неведомые записки. Со временем исчезнувшая шкатулка превратилась в одну из семейных легенд…

Татьяну Егоровну арестовали в 1930-м (со многими порядками при новой власти она не смирилась и говорила о том открыто, не таясь). Когда в деревенскую избу пришли незнакомцы в штатском, та сумела шепнуть кому-то из детей: «Сбереги шкатулку!» Дети же после того, как мать увели, испугавшись, побросали все «крамольные» бумаги из господского ларца в огонь, в печку. Только старинная шкатулка и осталась.

Хранились ли в ней письма самой Натали, ее первые послания к поэту — «язык девических мечтаний»? Кто может ныне ответить?..

…В 1922-м к парадному входу гончаровского дворца подогнали десяток подвод. По распоряжению Губмузея архив помещиков Гончаровых следовало передать в Калугу: бесценные документы навалом бросали в ящики, перевязывали бечевой, как снопы сена, без ярлыков, без описей. Некая гражданка Нечаева, сотрудница Губмузея, отобрала стопку пушкинских писем якобы с целью передать в Москву, да так и «запамятовала» их вернуть… По сему поводу на разбитой печатной машинке с «прыгающими» буквами составлен был даже некий акт, по иронии судьбы счастливо сохранившийся.

Часть семейной переписки ушла в Музей истории партии, часть — растащили. А потом, в тридцатые годы, передали в Москву, в Государственный архив феодально-крепостнической эпохи. Но документов — грамот, книг, писем — пропало множество. Их просто списывали «как не имеющих научно-практического значения».

Убранство и барскую утварь — инкрустированные столики-«бобики», названные так из-за своей формы, напоминавшей половинки боба, горки, шкафы, сервизы — разграбили и растащили по избам, как то часто бывало, мужики из окрестных деревень.

И все же часть фамильных реликвий уцелела. И во многом благодаря Вере Константиновне Гончаровой, бабушке Натальи Глебовны. Именно она, задолго до революционных потрясений, взяла с собой из усадьбы в московский дом портреты, гравюры, книги, памятные безделушки. И старинные миниатюры.

Затем по наследству они перешли к сыну Веры Константиновны и Дмитрия Дмитриевича Гончаровых — Глебу, от него — к дочери Наталье. Миниатюры — предтеча современных фотографий, словно предназначены для сбережения их потомками. И благодаря своим малым размерам оказались на редкость жизнестойкими.

«Портреты дедов на стенах»

Эти портреты раньше, действительно, висели на стенах фамильного дворца. И смотрели с них на своих далеких потомков те, для кого эти стены прежде были родными.

…Что наши бабушки и дедыДля назидательной беседыС жезлами, с розами, в звездах,В робронах, в латах, в парикахУ нас не блещут в старых рамахВ простенках светлых галерей.

Родословная роспись в миниатюрах — портретная галерея Гончаровых, семейства, в которое, по словам Александра Сергеевича, он «имел счастье войти».