Хаозар - Татьяна Шуран

– Попробуй, – насмешливо посоветовал он. – У людвы душа находится в крови. Так ты даже лучше с ним сработаешься.

Жанна поднялась и, хотя обычно веля себя очень сдержанно, даже холодно, в этот раз в бешенстве сказала первое, что пришло в голову:

– Берегись, отец. Как бы тебе самому не занять его место. Я тоже умею резать на куски.

Дьёрдь смотрел на неё с неопределённым выражением, но без раскаяния: скорее, он был похож на человека, которому предложили новую, занимательную игру, и вот он пытается понять правила. Потом его мраморно-бледные губы снова сложились в характерную для него злую, вызывающую улыбку.

– Буду только рад, – обронил он.

Жанна поразмыслила и с высоко поднятой головой царственно опустилась на место.

– Отнесите это в мои покои, – повелительно сказала она слугам, указав на «блюдо». Для знакомого смертного она решила сделать исключение и предать бренные останки земле, как полагается у людей. Дьёрдь уловил эту её мысль и взглянул на неё с любопытством. «Повернись ко мне всем своим сердцем и не отталкивай меня из-за моей черноты, потому что солнце изменило мой цвет, а вода покрыла моё лицо и земля загрязнилась от трудов моих», – мысленно процитировала она ему один из алхимических трактатов, непринуждённо попивая люмэ из кубка; Дьёрдь, кажется, ни слова не понял и отвернулся.

1

Пикировка закончилась настороженным нейтралитетом. Жанна подумывала о том, чтобы устроить небольшое показательное выступление – посбивать, например, с пленников цепи, а на обитателей замка наслать временный паралич и посмотреть, как палачам и жертвам понравится обмен ролями – тоже в своём роде круговорот вещества – но решила выждать. Дьёрдь, со своей стороны, видимо, прошёл через похожее искушение и остановился на аналогичном выборе. Обоим ясно было, что история их разногласий всё равно получит неприятное продолжение.

Жанна перешла к экспериментам с альрома. Здесь ей пригодились и отцовские разработки по кристаллам; в глубине души она восхищалась изобретательностью его гения, глубокого, пусть и безвозвратно померкшего, и сожалела о том, что такой блестящий ум оказался недостоин себя самого. «Алхимия альрома» раскрывала новые горизонты в плане владения сознанием вообще. Опыты подвели Жанну к революционному предположению: отпечатки альрома в кристаллах – это и есть фрагменты чужой памяти. Коллективная память расы существует вовне. И она многомерна во времени. Если её потоки подвергнуть целенаправленному воздействию, они станут превращаться, как свинец – в золото. Власть прошлого начнёт ослабевать, и откроется будущее. Жанна пришла к убеждению, что подняться над духовной нищетой их нынешнего существования можно только через очищение общей памяти.

Она принялась экспериментировать, пытаясь уловить в окружающих потоках альрома отблески чужих сознаний, всматриваться в них; порой возникало ощущение, что её личность исчезает, что она может не вернуться. От глубоких погружений в совершенно чуждые здешним условиям энергии у неё так изменялась температура тела, что по возвращении в физический мир ей случалось превратиться в нечто наподобие ледяной статуи или, наоборот, найти всю комнату обгоревшей; иногда после опытов она лежала в бреду или чувствовала себя совершенно разбитой… Потоки альрома подвергали равновесие сознания серьёзному испытанию – как горный водопад, обрушившийся на голову – но Жанна добивалась контроля над движениями своей души, опираясь на свойства минералов. То фокусируя, то рассеивая внимание в кристалле, как луч, она училась замедлять и ускорять ход времени и однажды увидела странный сон.

0

Я спускался по узкой тёмной лестнице, сдавленной между сырых стен. Рассеянный свет дотягивался откуда-то сверху, но туда нельзя было вернуться. Наконец лестница вышла в пустой больничный коридор с выбеленными стенами, будничной скамейкой и рядами одинаковых дверей. Это был нижний этаж больницы, на котором держали только тех, кто никогда отсюда не выйдет. И я знал, что Рада заражена, и вылечить её невозможно, поэтому нужно убить, чтобы другие не заразились, а иначе она всё равно умрёт, и вообще она уже не та, что прежде. И я пришёл, только чтобы с ней попрощаться, но когда увидел её в палате, понял, что она совершенно здорова. Мне сказали, что она ничего не понимает и что ей не будет больно, но она сидела на кровати и смотрела по сторонам совершенно ясным, спокойным взглядом, и улыбнулась мне такой приветливой, беспечной улыбкой. Я просто глазам поверить не мог и неуверенно подошёл к ней, упрямо ища на её лице следы безумия, но их не было.

– Послушай, ты что, здорова? – с ужасом спросил я. Она ласково поглядела на меня и ничего не ответила.

– Но ведь они же тебя убьют, – через силу проговорил я, подумав, что, может, она ещё не знает, но по её лицу было понятно, что она отлично знает и всё, что я хочу сказать, и всё, что они собираются сделать, и ещё больше. Но я всё равно не мог понять, как она может быть такой спокойной и зачем вообще нужен этот абсурд, и почему она оставляет меня одного.

Тут в комнату вошли врачи, уложили её на каталку, пристегнули зачем-то эластичными ремнями, хотя очевидно было, что она вовсе не сопротивляется, и куда-то повезли. Я просто не мог поверить, что всё так и будет продолжаться.

– Да скажи ты им, что ты нормальна! – взмолился я, вцепившись в каталку с краю, но она молчала и словно бы думала о чём-то своём. У меня было такое чувство, как будто меня здесь вообще нет. Ну, допустим, она почему-то не против умереть, но как они могут волочь на смерть совершенно невинного человека? Откуда у них такая уверенность, что это нужно сделать?.. Я беспомощно оглянулся на врачей и понял, что их не остановить, они вообще ничего не слышат, а Рада слышит, но не отвечает. И, наверное, лучше было дать им уйти, заставить себя принять всё это, но я начал орать, как ненормальный, цепляться за каталку, за стены, за врачей, пытаясь заставить их не то что остановиться, но хоть взглянуть на меня. В жизни никогда так не кричал и никого ни о чём так не просил, но никто даже не оглянулся. Они все ушли от меня один за другим, и она ушла вместе с ними.

1

Жанна пришла в себя с таким ужасным чувством, словно действительно кричала без остановки. Горло распухло, ресницы слиплись от слёз, мышцы ныли, как будто она в самом деле пыталась остановить бесконечно идущую мимо толпу. Но, как говорится: «ora et labora». Тяпнув стаканчик люмэ для поддержания сил и умывшись, Жанна принялась размышлять.

Она почти не сомневалась, что видела смерть матери глазами отца. И что эта сцена существует сама, независимо от того, участвует в ней в данный момент кто-то или нет. Она могла прокручиваться раз за разом, нимало не изменяясь, как испорченная пластинка. Таково свойство альрома. Возможно, Дьёрдь даже не видел этот сон и никогда не увидит. Неизвестно, что именно он видел перед тем, как сошёл с ума. Но чтобы освободиться от этих энергий, нужно прожить каждое воспоминание, с ними связанное.

И Жанна снова принялась за поиски. Смотреть кошмары не хотелось, но она найдёт способ с ними справиться.

0

Я сидел возле постели Рады в комнате, которая, наверное, считалась уютной, но мне казалась душной: без окон, с золочёными стенами, лепниной на потолке и пушистым ковром на полу. Вокруг тяжёлой дубовой кровати с тёмным пологом стояло множество оплывших белый свечей, особенно у изголовья, как вокруг покойницы, Рада была одета в белый погребальный наряд, но только она была жива. Лицо её казалось усталым и растерянным, и вообще она побледнела и похудела, хотя по-прежнему выглядела спокойной. Когда я вошёл, она посмотрела на меня как будто с вопросом, словно ожидала, что я ей объясню, что происходит. Я без сил опустился в кресло возле кровати, хотел что-то сказать и так и зарыдал, опустив голову на руки. Мне казалось, у меня больше нет никого на всём свете. А потом я вдруг понял, что это просто невозможно, чтобы мы расстались. Что я верну её хоть из-под земли. Неважно, что такое на самом деле смерть, для меня её больше не было. Я просто почувствовал это в своей душе. Для меня она никогда не умрёт. Мы вечно будем вместе.

– Я не отпущу тебя. Ты никуда не уйдёшь, – сказал я. Она посмотрела на меня с робкой улыбкой и протянула руку, болезненно-прозрачную, казавшуюся невесомой.

– Я буду приходить к тебе, – сказала она словно издалека. – Прощай, – она страдальчески улыбнулась, и вдруг красный свет потёк по комнате, как кровавая река, и её образ растворился, растаял, а красная тьма стала сворачиваться, сгущаться и…

1.

…у Жанны возникло странное чувство, которого она не знала прежде. У рождённых кэлюме в принципе отсутствовало обоняние, они не знали запахов. Первый и единственный раз в жизни Жанна ощутила вязкую, удушливую волну – густой запах крови.