Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма - Ха-Джун Чанг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ для большинства экономистов прост: Корея преуспела потому, что следовала требованиям свободного рынка. Она руководствовалась принципами твердой валюты (низкая инфляция), небольшого государственного аппарата, частной инициативы, свободной торговли и дружелюбного отношения к зарубежным инвестициям. Эти взгляды характерны для так называемой неолиберальной экономики.
Неолиберальная экономика – это обновленная версия либеральной, провозглашенной ученым XVIII века Адамом Смитом и его последователями. Она впервые возникла в 1960-е годы и является доминирующим экономическим учением с 1980-х. Либеральные экономисты XVIII–XIX веков считали, что неограниченная конкуренция на свободном рынке служит лучшим способом организации экономики, поскольку заставляет всех участников рынка действовать максимально эффективно. Вмешательство правительства считалось вредным, поскольку оно ограничивает давление конкуренции, не позволяет появиться потенциальным соперникам посредством либо контроля над импортом, либо создания монополий. Неолиберальные экономисты поддерживают положения, с которыми не согласились бы прежние либералы: в первую очередь с некоторыми формами монополий (например, патентами или монополией центрального банка на печать денег) и политической демократией. В целом они разделяют энтузиазм прежних либералов по части свободного рынка. Несмотря на кое-какие корректировки по итогам целой серии разочарований от применения неолиберальных мер к развивающимся странам за последнюю четверть века, основные принципы – дерегуляция[11], приватизация и открытие границ для международной торговли и инвестиций – остаются неизменными с 1980-х.
В отношении развивающихся стран неолиберальные принципы продвигаются альянсом правительств богатых государств во главе с США при помощи «Несвятой Троицы» контролируемых экономических организаций: Международного валютного фонда (МВФ), Всемирного банка и Всемирной торговой организации (ВТО). Богатые правительства побуждают развивающиеся страны принять принципы неолиберализма, используя для этой цели специально выделенный бюджет и предлагая доступ на свои внутренние рынки. Иногда это делается в интересах отдельных фирм-лоббистов, но чаще просто для создания среды, благоприятной для иностранных товаров и инвестиций в целом. МВФ и Всемирный банк играют свою роль, выдавая ссуды на том условии, что получатели будут придерживаться неолиберальных принципов. Вклад ВТО состоит в том, что она назначает правила, способствующие свободной торговле в тех отраслях, в которых богатые страны традиционно сильны, но не в тех, где они отстают (например, в сельском хозяйстве или в текстильной промышленности). Эти правительственные и международные организации поддерживает целая армия идеологов. Некоторые из них – блестяще подготовленные ученые, которые должны бы знать границы экономики свободного рынка, но предпочитают игнорировать их, когда дело касается политических рекомендаций (особенно ярко это проявилось в 1990-е годы, когда эти специалисты стали консультантами в бывших коммунистических государствах). Вместе эти организации и отдельные участники образуют мощную машину пропаганды, финансово-интеллектуальный комплекс, за которым стоят деньги и власть.
Неолиберальная элита хочет заставить нас поверить, что в годы «экономического чуда» (1960–1980) Корея следовала неолиберальной экономической стратегии развития[12]. В реальности все было иначе. Все это время в Корее поддерживались отрасли промышленности, избранные правительством после консультации с частным сектором, действовали протекционистские законы, процветало субсидирование и другие формы правительственной поддержки (например, информационно-маркетинговые услуги за рубежом предпринимателям оказывало государственное агентство по экспорту), пока индустрия не «доросла» до того, чтобы стать конкурентоспособной на международном уровне. Правительству принадлежали все банки, так что оно выдавало кредиты для ведения бизнеса. Некоторые крупные проекты реализовывались непосредственно государственными предприятиями (лучший пример – сталепроизводитель POSCO), но в целом страна придерживалась прагматического, а не идеологического отношения к вопросу о государственной собственности. Если частное производство работало хорошо – прекрасно. Если же оно не вкладывалось в важные для страны отрасли, то правительство без сомнения учреждало на его месте государственное предприятие. Если какие-то частные фирмы плохо управлялись, правительство часто отбирало их, реструктуризировало, после чего обычно (но не всегда) снова продавало частникам.
Кроме того, корейское правительство обладало полным контролем над скудным валютным ресурсом (за нарушение валютного законодательства предусматривалась даже смертная казнь). В сочетании с тщательно продуманным списком приоритетов использования валюты такой подход обеспечивал использование с таким трудом заработанной валюты для импорта жизненно необходимых оборудования и сырья для промышленного производства. Правительство Кореи полностью контролировало и зарубежные инвестиции, приветствуя их в одних отраслях, но полностью защищая другие сектора, – все в соответствии с национальным планом развития. Оно также закрывало глаза на нарушения международных патентов, поощряя «обратный инжиниринг».
Представление о Корее как об экономике свободного рынка создалось благодаря экспортным успехам страны, однако они не предполагают свободной торговли, что подтверждается примером Японии и Китая. Товары, экспортируемые Кореей в начальный период, например дешевые ткани и простейшая электроника, – это средство заработать столь необходимую валюту, чтобы заплатить за передовые технологии и дорогие машины, жизненно важные для создания новых, более сложных отраслей промышленности, которые защищались от конкуренции извне пошлинами и субсидиями. В то же время нужно отметить, что протекционизм и субсидии должны были не ограждать эти отрасли от международной конкуренции навсегда, а выигрывать время, чтобы впитать новые технологии и новое устройство организации, после чего можно было уже выходить и на международный уровень.
Корейское «экономическое чудо» было результатом разумной и прагматичной смеси рыночных стимулов и государственного управления. Правительство не собиралось подавлять рынок, как это делали в коммунистических государствах. Однако и слепой верой в свободный рынок оно не обладало. Хотя корейцы серьезно относились к рыночной системе, они понимали, что часто необходима и государственная корректировка.
Конечно, если бы Корея была единственной страной, разбогатевшей благодаря таким «еретическим» мерам, то гуру свободного рынка могли бы посчитать ее лишь исключением, которое только подтверждает правило. Но Корея – не исключение. Как я покажу в этой книге, практически все современные страны, в том числе Великобритания и США (эти предполагаемые оплоты свободного рынка и свободной торговли), разбогатели благодаря таким рецептам, которые прямо противоречат принципам неолиберальной экономики.
Процветающие ныне страны не чуждались протекционизма и субсидирования, защищаясь от зарубежных инвесторов, и все это звучит как вызов современным экономическим ортодоксам. Теперь же такая политика прямо запрещена современными многосторонними договорами, например соглашениями по ВТО, и поставлена вне закона международными финансовыми организациями (прежде всего, МВФ, Всемирным банком) и странами-донаторами. Некоторые государства действительно почти не прибегали к протекционизму, например Нидерланды и Швейцария (до Первой мировой войны), но они отклонялись от ортодоксального поведения в других отношениях, в частности, отказывались признавать патенты (подробнее об этом в следующих главах). История развития современных богатых стран в отношении законов о зарубежных инвестициях, государственных предприятий, макроэкономического управления и политических институтов тоже демонстрирует значительные отступления от современной ортодоксальной трактовки этих вопросов.
Почему же богатые страны не рекомендуют развивающимся те стратегии, которые так хорошо послужили им самим? Почему они выдумывают какую-то фантастическую историю капитализма, притом довольно плохо?
В 1841 году немецкий экономист Фридрих Лист подверг Британию критике за проповедь свободной торговли в других странах, в то время как само это государство добилось экономического господства благодаря высоким пошлинам и чрезмерному использованию субсидий. Он обвинил британцев в том, что те «отбрасывают лестницу», по которой сами вскарабкались на ведущие экономические позиции: «Это очень распространенная хитрая уловка: когда кто-то достигает вершины могущества, он отбрасывает лестницу, по которой на эту вершину попал, чтобы лишить других возможности присоединиться к нему»[13]. Сегодня в богатых странах определенно есть такие люди, которые проповедуют бедным свободную торговлю только для того, чтобы завладеть как можно более жирным куском их рынка и предотвратить возникновение возможных конкурентов. Они говорят «делайте так, как мы говорим, а не так, как мы поступали сами» и являются своего рода злыми самаритянами, пользуются бедственным положением других[14]. Но самое удивительное то, что многие из них даже не понимают, что такие методы вредят развивающимся странам. История капитализма настолько гладко переписана, что большинство граждан богатых государств даже не понимают, что проповедь свободной торговли и свободного рынка в развивающихся странах – это типичные двойные стандарты по историческим меркам.