Красный Ярда - Георгий Гаврилович Шубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава третья
— Я тоже учился аптекарскому делу, — ответил Швейк, — в Праге у пана Кокошки на Перштыне.
Ярослав Гашек
В Ярде неожиданно пробудился дух деда-бунтаря. Когда начались раздоры между чехами и немцами, он целыми днями пропадал на улице. Поводом для травли чехов были статьи в немецких газетах о том, что чешские рабочие отказались стать на колени перед императором Францем-Иосифом I, когда тот возвращался в свой дворец, и освистали его. В ответ немцы сожгли несколько чешских домов в Жатце, Духцове и Мосте. Чехи не оставались в долгу — они колотили немцев, били стекла в их домах, срывали уличные таблички на немецком языке и разогнали буршей, маршировавших с Вацлавской площади на Пршикопы с песней «Вахт ам Райн». На Житной улице сооружались баррикады.
Учебные заведения закрылись, поговаривали о введении военного положения. Божка сидел дома, а Ярда куда-то исчез. Шитье валилось из рук, когда пани Катержина представляла своего любимца лежащим в луже крови или посаженным в полицейский участок.
Ярда вернулся домой веселый. Зная характер матери, он начал с того, что чмокнул ее в щеку. Мать поморщилась:
— Чем от тебя пахнет?
— Ничем… А, керосин! Я помог одному старичку нести бутыль…
Мать поняла, что пахнет не столько керосином, сколько враньем. Она велела ему хорошенько вымыться и идти к столу. Ярда повиновался. Пани Катержина снова принялась за работу, но с кухни, куда ушел Ярда, донеслось приглушенное хихиканье Божки и Манки. Что он им рассказывает?
Пани Катержина вошла на кухню. Воцарилось молчание. Ярда как ни в чем не бывало ел жареные почки и нахваливал их.
Выбрав минуту, когда Манка осталась на кухне одна, мать спросила:
— Над чем вы тут смеялись?
— Ярда рассказывал нам, как чешские студенты колотили буршей.
Утром, после завтрака, Ярда как всегда пошел в переднюю.
— Никуда не ходи! — строго сказала мать. — В городе неспокойно.
— Пан учитель Гансгирг велел мне принести из магазина Гафнера материалы для школьной коллекции. Вот счет, по нему уже уплачено.
Имя Гансгирга, как Ярда и ожидал, подействовало. Пани Катержина знала, что этот учитель хорошо относится к Ярде. Занимаясь у него, Ярда увлекся минералогией. Кто знает, может быть, это его призвание. Она колебалась, и Ярда воспользовался этим:
— Я не могу обмануть пана Гансгирга.
Ярда поцеловал мать и выбежал на улицу, на ходу застегивая пальто. Запах керосина напомнил ему вчерашний день. Он не солгал матери, что помог старичку нести керосин, но скрыл — куда. А как запылал от этого керосина забор роскошной усадьбы немца Плешнера! Старичок не остался в долгу: привел Ярду в свой трактир, угостил сосисками, кнедликами, черным пивом и хлопал Ярду по плечу, довольный тем, что Ярда — истый чех, патриот.
До магазина учебных пособий в Вршовицах Ярда добрался без приключений. Пан Гафнер скучал: покупателей не было, и приход Ярды обрадовал его. Они долго рассматривали минералы в магазине, потом Ярда рассовал по карманам образцы для Гансгирга и простился с хозяином.
Путь Ярды лежал мимо казармы. Над ее воротами возвышался двуглавый австрийский орел, едва ли не последний в Праге — австрийские гербы везде были сорваны. Этот орел служил квартирой для воробьев, которые свили гнезда за его крыльями и под хвостом и запачкали ворота и стену. Ярде вдруг показалось, что загадил казарму сам черно-желтый хищник. «Наложил от страха, но еще держится!» — подумал Ярда. В толпе возле казармы шныряли мальчишки с рогатками. Из-за угла показался конный полицейский отряд, окруженный штатскими.
— Хохлатые! Петухи! — закричали чехи при виде полицейских, и несколько камней полетело в их сторону.
Жребий брошен! Ярда поднял камень и ловко сбил с полицейского шапку с петушиными перьями.
Всадники врезались в толпу. Люди попятились, напирая на задних. Кто-то вскрикнул. Ярда почувствовал горячее дыхание, увидел прямо перед собой морду коня, отступил и угодил в объятия толстого полицейского.
Сопротивляться было бесполезно. Ярда зашагал по булыжной мостовой рядом с такими же «преступниками». Немцы провожали их издевательскими репликами, а чехи одобряли.
В полицейском управлении Ярду обыскали. Нашли минералы. Хотя они были завернуты в бумажки с надписями по-чешски и по-латыни, следователь не поверил объяснениям Ярды.
Ярду отвели в одиночку. Пока позволял скупой зимний свет, он ходил от стенки к стенке, рассматривая рисунки и надписи, сделанные его предшественниками. Ярда хотел нацарапать: «Здесь сидел Соколиный Глаз, вождь апачей», но раздумал: кто оценит его шутку в этом богом проклятом месте? Сев на соломенный тюфяк, Ярда стал размышлять.
В дверь проник узенький лучик света, загремел замок, и на пороге появился тщедушный старичок-полицейский с лампой в руке, похожий на согнутый гвоздик, к шляпке которого зачем-то прицепили пышные усы.
— Гашек? — тихо спросил он.
Ярда кивнул. Полицейский зашептал:
— Ты влип в скверную историю. Твое дело хотят передать в военный суд. Родные есть?
— Есть. Мать и брат. Отец умер…
— Умер… — сочувственно повторил «гвоздик». — На бумагу и карандаш, пиши домой, да скорее.
Ярда с благодарностью взглянул на старичка и, примостившись у лампы, нацарапал записку.
В коридоре старичок развернул бумажку, прочел и вздрогнул. Прочел еще раз, словно не веря своим глазам, и побежал неровной старческой рысцой к пану Оличу. Чехи шепотом говорили об его исключительной честности, способности распутывать сложные дела и, где только возможно, спасать «своих».
Олич бегло прочел записку Ярды и усмехнулся:
— Кто писал это?
— Мальчик. Лет четырнадцати. Сидит в пятом номере. Настоящий маменькин сынок. Разве станет такой кидаться камнями в полицейских? Дал ему бумаги, а он написал это — в шутку, что ли?
— Хорошо. Я займусь им.
Вскоре Ярду вызвали к Оличу. Тот протянул ему записку и попросил прочесть ее вслух. Взяв записку, Ярда медленно прочел, боясь выдать себя дрожью в голосе:
«Дорогая мамочка! Завтра не ждите меня к обеду, так как утром я буду расстрелян. Передайте пану Гансгиргу, что у Гафнера, во Вршовицах, продается прекрасный аметист для школьной коллекции, а полученные мною минералы находятся в полицейском управлении. Если к нам зайдет мой одноклассник Войтишек Горнгоф, скажите ему, что меня вели по улице двадцать четыре конных полицейских. Когда будут мои похороны, пока неизвестно».
— Тут все правда? — спросил Олич.
Ярда заерзал на стуле:
— Я кое-что прибавил. Меня вели двое пеших полицейских. Конные присоединились к нам после того,
