Гностические евангелия - Элейн Пейджелс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но почему поразительное открытие в Наг-Хаммади впервые становится известным только сейчас? Почему мы не услышали новости об этом открытии, как это было со Свитками Мертвого Моря, еще двадцать пять лет назад? Выдающийся знаток гностицизма, профессор Ганс Ионас, писал еще в 1962 году:
В отличие от находок Мертвого Моря в те же годы, гностическая находка из Наг-Хаммади с самого начала и до наших дней сопровождалась постоянными государственными задержками, судебными процессами и, что хуже всего, подозрительностью ученых, «борьбой за первенство» (последний фактор уже вырос в chronique scandaleuse современной академической науки).[32]
Доступ к текстам был умышленно ограничен не только в древности, но и, по самым различным причинам, более тридцати лет после открытия[33]. Прежде всего, крестьяне из Верхнего Египта и спекулянты древностями, пытавшиеся обогатиться за счет рукописей, прятали их, чтобы избежать конфискации правительством. Их ценность стала понятна после того, как в 1947 году французский египтолог Жан Доресс увидел первую из обретенных рукописей в Коптском Музее в Каире. Когда директор музея, Того Мина, попросил Доресса осмотреть ее, тот распознал рукопись и объявил, что это открытие обозначит эпоху в исследовании истоков христианства. Охваченный энтузиазмом, Мина попросил его посмотреть другую рукопись, принадлежавшую Альберту Эйду, бельгийскому антиквару из Каира. После этой встречи Мина посетил Эйда и сообщил ему, что никогда не позволит рукописи покинуть Египет — она должна быть продана музею по номинальной цене.
Но большая часть находки оставалась скрытой. Бахидж Али, одноглазый разбойник из аль-Касра, получил несколько кодексов из Наг-Хаммади и отправился в Каир, чтобы продать их. Антиквар Фокион Тано приобрел все, что у него было, и поехал в Наг-Хаммади посмотреть, нельзя ли найти еще. Пока Доресс в Каире во время воздушных налетов и бомбардировок 1948 года работал над публикацией рукописи Кодекса Ш, министр общественного образования вел переговоры с Тано, чтобы выкупить его коллекцию для музея. Тано поспешил застраховаться от вмешательства правительства, объявив, что они принадлежат частному лицу, женщине по имени Даттари, живущей в Каире итальянской собирательнице. Но 10 июня 1949 года мисс Даттари была огорчена, прочитав в каирской французской газете следующее сообщение:
Египетское правительство приобретет эти драгоценные документы. По мнению специалистов, это одна из наиболее важных находок, сохраненных землей Египта, превосходящая по своему научному значению даже такую захватывающую находку, как гробница Тутанхамона[34].
Когда в 1952 году правительство национализировало собрание, чиновники изъяли кодексы, упакованные в опечатанном портфеле. Мисс Даттари не заплатили ничего — хотя назначенная ей цена была около ста тысяч фунтов. Обжаловав это решение, она добилась только отсрочки начала исследований на три года из-за наложения судебного запрета.
Но египетское правительство не сумело конфисковать ту часть Кодекса I, которая находилась у Альберта Эйда. В 1949 году Эйд, опасаясь вмешательства правительства, улетел из Каира в Америку. Включив рукопись в большое собрание предметов, он сумел контрабандой вывезти ее из Египта. Покупателям он предложил ее за двадцать две тысячи долларов, но, поскольку по меньшей мере один предполагаемый покупатель отказался, опасаясь, что египетское правительство будет возмущено сделкой, Эйд ни с чем вернулся в Бельгию и поместил рукопись в защищенную паролем банковскую ячейку.
Египетское правительство обвинило Эйда в контрабанде древностей, но ко времени предъявления этого обвинения антиквар уже умер. Суд наложил на его имущество штраф в размере шести тысяч фунтов. Тем временем вдова Эйда тайно вела переговоры о продаже кодекса, возможно, даже с разными покупателями. Профессор Гиллес Квиспелл, убедивший Фонд Юнга в Цюрихе приобрести его, утверждает, что не знал о незаконности вывоза и продажи кодекса. Он рассказывает драматическую историю своего приобретения:
10 мая 1952 года профессор из Утрехта поехал на поезде в Брюссель. Однако по рассеянности он вышел из поезда в Тильборге, думая, что находится в Роозендаале, и поэтому пропустил пересадку. Двумя часами позже, добравшись, наконец, до назначенного места встречи, кафе в Брюсселе, он увидел посредника из Сант-Идесбальда на бельгийском побережье, все еще ждущего его у окна и приветливо машущего рукой. Профессор вручил ему чек на тридцать пять тысяч швейцарских франков. Взамен этот человек отдал профессору около пятидесяти листов папируса. Как удалось провезти их через границу без осложнений? Спрятать подобный багаж не так просто. Следует оставаться спокойным и, когда таможенник спрашивает: «Что вы везете в багаже?» — говорить правду: «Старую рукопись». И таможенник, небрежно махнув рукой, позволяет пройти. Так был куплен Кодекс Юнга[35].
В 1952 году обладание рукописями распределилось так: двенадцать с половиной кодексов в Коптском Музее в Каире и большая часть тринадцатого в банковской ячейке в Цюрихе. В последующие двенадцать лет эти тексты стали объектом напряженного соперничества среди исследователей, стремившихся получить к ним доступ.
Доктор Пахор Лабиб, ставший директором Коптского Музея в 1952 году, решил строго контролировать право на публикацию. Публикация первого издания любого из этих необычных оригинальных текстов — не говоря уже обо всем собрании — прославила бы исследователя. Те немногие, кого др. Лабиб допустил до рукописей, оградили свои интересы, не позволяя кому-либо еще хотя бы взглянуть на них. В 1961 году Генеральный Директор ЮНЕСКО, узнавший об открытии от французских ученых, настоял на публикации всей находки и предложил создать международный комитет для решения этой задачи[36]. Скандинавский археолог Торни Сэве-Седерберг обратился в ЮНЕСКО от имени многих ученых, убеждая ЮНЕСКО вмешаться
