Тренчкот, или Любовница отменяется - Наталия Левитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас заплачу от умиления…
Такую же игрушку я покупала для Анечки, Ириной дочки…
– Детская! – грозно повторяет Никита, испепеляя взглядом, выхватывает у меня изо рта сигарету и сует под нос кулак.
Спасибо, по физиономии не съездил!
Вот так и живем: постоянно приходится наступать на горло своим желаниям. Даже покурить нельзя. А я расчувствовалась при виде детской кроватки, разволновалась! Вспомнила Анечку, моего первого ребенка, рожденного, правда, Ириной, но страстно мною любимого. И тут же потребовалась сигарета – универсальное средство от нервных потрясений… Но будущий папаша еще не утратил надежды ограничить потребление никотина будущей мамашей. Глупенький какой! Скорее звезды устроят внеочередной парад планет!..
…Ну что ж, ужин готов. С удовольствием оглядываю накрытый стол. Пожалуй, надо быстро выкурить сигаретку в открытое окно – тогда к приходу деспота запах табака успеет улетучиться.
Глава 3
Сугубо деловой обед
Свидания с Маргаритой Эдуардовной Бронниковой обычно не сулят ничего хорошего. По загадочному стечению обстоятельств эта неординарная женщина является моей мамулей, и данный факт, я думаю, безмерно ее удивляет. По крайней мере, довольно часто приходится ловить на себе недоуменный взгляд, словно вопрошающий – и это мое дитя? Как? Каким образом оно получилось таким… таким… неправильным?
Действительно, почему от такой выдающейся, сильной личности, как Маргарита Бронникова, отпочковалось существо инертное и никчемное – ее дочурка? Почему у зеленоглазой красавицы, похожей на пантеру, готовую к прыжку, родился серый тушканчик?
Но я вовсе не считаю себя никчемным существом! Поэтому наши с мамой оценки моего эго находятся в долговременном и непреходящем конфликте. И внешность свою я воспринимаю гораздо менее критично, нежели это делает маман. Серьезно, я очень симпатичная!
Но так как мамуля самый близкий и дорогой мне человек, приходится прыгать выше головы – изображая циркового пуделя. Сколько я себя помню, всегда пыталась доказать маме свою состоятельность…
А Марго меж тем безработная. Крупный финансист и председатель правления банка «Гелиос», она в одно мгновение оказалась не у дел в результате сложной махинации, провернутой конкурентами. Ее драгоценный ребенок (полагаю, даже более любимый, чем дочь Юлия – но не менее, чем сын Сергей) – банк «Гелиос», заботливо и трепетно выращенный, достался врагам.
Любой на ее месте впал бы в депрессию, но не Марго! Она с ледяным спокойствием самурая признала поражение и молча удалилась, лишив конкурентов счастья видеть ее в гневе или слезах. И, не в силах изменить ситуацию, изменила свой взгляд на нее.
– Что ж, – сказала Маргарита, – «Гелиос» был прекрасным этапом моей биографии. Раз теперь он в прошлом – надо двигаться вперед, осваивать новые просторы… А пока – займусь собой. И, находясь в вынужденной паузе между двумя глобальными проектами, Марго начала стремительно хорошеть.
– Хожу в спортклуб, – сообщила она мне. – «Саванна», знаешь?
– О, да! Я делала для них рекламный материал. У них чудовищные цены!
– Зато какой сервис!
– Но цены ужасные.
– И очень симпатичные инструкторы.
– Но цены ужа…
– Я записалась на курс шоколадного обертывания, – огорошила она меня в другую нашу встречу. – Забавная процедура! И дает гарантированный результат. Ты пробовала?
– Вот еще! Фантастика – ты уверовала в силу шоколадного обертывания! Но все эти обещания – рекламная уловка.
– Ах, Юля! О чем с тобой говорить? – раздраженно морщится Марго. – Когда я работала двадцать четыре часа в сутки и видела перед собой лишь банковские документы, отчеты, договора, тебя это совершенно не интересовало. Финансы, менеджмент, кредитная система – сфера, далекая от тебя. Теперь я наконец открываю для себя маленькие женские радости – шоколадное обертывание, пилатес, целлюлит. Но ты и эту тему не желаешь разрабатывать.
– Разве у тебя есть целлюлит?
– Не важно. Главное – борьба с ним доставляет массу удовольствия. Но тебе это не интересно. Тебе скучно!
– Знаешь, с тобой никогда не бывает скучно.
– Намекаешь на мою чрезмерную требовательность к тебе? Конечно! Я пытаюсь тебя расшевелить, но ты предпочитаешь плыть по течению…
О, да! С тех пор, как у Марго появилось свободное время, она занялась дочуркой всерьез. Если раньше я скромно довольствовалась тремя телефонными звонками в день и десятком назидательных sms, то теперь меня постоянно выдергивают на «деловые обеды», посвященные обсуждению моих планов на жизнь.
Единственный положительный момент – Марго без ума от Никиты. С тех пор как мы дружим с этим восхитительным юношей, мы уже пять раз обедали втроем. Никита держится с галантной почтительностью будущего зятя, маман искрится, как бенгальский огонь: настолько ей приятно общаться с моим кавалером.
Это человек ее типа. На первом плане – работа, амбиции, карьера, и фоном – все остальное. Быстрые реакции, четкое мышление, умение анализировать и выдвигать гипотезы. Порой я даже не понимаю, о чем они говорят, – пока мысленно разжевываю какой-то их пассаж, они убегают далеко вперед, понимая друг друга с полуслова.
Ну и ладно, мне ничуть не обидно.
Ведь я люблю их обоих.
Я даже уловила некий оттенок уважения в мамином взоре, обращенном ко мне. Она словно признавала мою охотничью ловкость – доченька расставила капканы и поймала крупную дичь. Ей только непонятно, чем же я прельстила такого шикарного самца?
И правда, чем?
В эту пятницу мамуля травила дочь бизнес-ланчем в ресторане «Виконт». Я уныло ковырялась в тарелке и напряженно осмысливала свалившиеся на меня проблемы – неделя выдалась суматошной. А Марго, не наблюдая очевидных достижений в плане перевоспитания дочери, жаждала интенсифицировать процесс.
– Ах, Юля! Ты витаешь в облаках! Ты совсем меня не слушаешь!
– Что? Да. В смысле, нет! Я внимательно тебя слушаю.
– Нет! Признайся, сейчас ты думала о чем-то другом!
Естественно!
Я размышляла о Никите и его двойной жизни. Но и не думала посвящать маму в подробности.
– О Хемингуэе, – скромно признаюсь я. – Я думала о Хемингуэе.
– Да ладно!
– Серьезно. Прочитала в его парижских заметках об одной катастрофе. Он был молод, беден, еще неизвестен и только учился писать…
– Насколько я могу судить по его произведениям, ему это так и не удалось.
– Почему?
– Он с таким трудом выдавливал из себя каждое слово и каждый абзац – словно ему приходилось писать под дулом пистолета.
– Но Хемингуэй получил Нобелевскую премию за рассказ «Старик и море»! – вступаюсь я за писательское мастерство американца. Мы ведь с ним почти коллеги – я тоже пишу (например, вчера накропала статейку для дамского журнала «Стильная Леди». Думаю, мне Нобелевскую премию никто не даст. Мечтаю лишь о гонораре).
– Ну, так он получил премию не за стиль, а за философскую глубину произведения. За масштабность идеи. Хотя ладно. Это мое личное мнение. Что ты там хотела рассказать?
– Так вот. Его жена, собираясь в поездку, сложила в чемодан все рассказы Хемингуэя, оригиналы и отпечатанные копии – в те времена, представь, печатали на машинке, на каком-нибудь «Ундервуде», я думаю. И этот чемодан у жены украли на вокзале! Ты представляешь!
– Деньги она тоже туда положила?
О чем еще может спросить банкир?!
– При чем тут деньги?! Хемингуэй остался без рассказов, ты только задумайся! Какое горе для писателя! Катастрофа! Но дело совсем не в этом.
– А в чем? – скучным голосом осведомляется Марго. Наверно, ей уже надоел мой рассказ, и она только из вежливости готова выслушать до конца дочкины излияния.
– Неужели его ранние рассказы были настолько ужасны, что пришлось выдумывать историю с чемоданом?
– То есть чемодан никто и не крал?
– Подозреваю, он все это придумал, чтобы избавить мир от знакомства с его первым литературным опытом.
– Так и не показывал бы никому… К чему такие сложности? Наверное, чемодан действительно украли.
– А если и украли! Тогда зачем Хемингуэй об этом написал, зачем поведал всему миру? Ведь иначе как дурой его жену не назовешь – умудрилась потерять и оригиналы, и копии!
Да я убила б за это!
Представляю: написано десять статей, готовых к отправке редактору. Это же целое богатство! И вдруг – сбой в Сети, проблемы с компьютером, все сгорает. На диск не скопировала, на флэшку – тоже. Все пропало! Остается тихо утопиться в раковине…
– Знаешь, Юля, на фоне массового эксгибиционизма современных публичных персонажей история с чемоданом не выглядит чересчур откровенной. Я сегодня случайно включила телевизор и увидела дочь известного в прошлом политика. Она рассказывала о том, какие у нее трусики. Папа уже давно в могиле, но покоя он не дождется. Дочурка не догадалась взять псевдоним, и знаменитая фамилия отца, раньше ассоциировавшаяся с такими понятиями, как честность, ум, принципиальность, теперь является синонимом пошлости и дурного вкуса.