Кровь. Закат - Эльдар Салаватов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровник помнил, что хотел посмотреть на часы, но не успел: он увидел, как из плотной ваты облаков где-то впереди, нарушая все законы гравитации, вынырнуло хищное безупречное тело.
Кровник помнил, что целую секунду ему казалось, будто черный силуэт истребителя просто висит в воздухе вверх тормашками.
Он помнил, что испытал какой-то необъяснимый восторг от этого зрелища.
Он услышал, как кто-то из пилотов сообщил базе, что их атакуют. Он увидел четко выделяющийся в октябрьском небе стремительно растущий белый обувной шнурок.
Инверсионный след ракеты.
Кровник помнил, что хотел зажмуриться, хотел отвести взгляд, но так и не смог заставить себя. Он завороженно смотрел.
– Все, – сказал кто-то в наушниках. Командир их борта? Второй пилот? Он сам?
Ему показалось, что в соседний вертолет ударила молния: ослепительный сноп белого света мощностью в миллион фотовспышек.
Он успел подумать, что ослеп.
Что хрусталик оплавился, а зрачок превратился в уголь.
Он успел подумать, что лишился и слуха.
Что возможно все закончилось, и ракета пролетела мимо.
И в этот момент услышал взрыв.
Он почувствовал сильный удар. Его швырнуло куда-то в сторону потолка.
Едкий запах пополам с дымом заполнил салон.
Человеческий вопль, треск рвущегося фюзеляжа и вой двигателя.
Вертолет сильно накренился, крутанулся, словно большая юла вокруг своей оси, и десятитонной грудой металла ухнул вниз.
Кто-то стонет. Кто-то воет от боли в переломанных костях.
– Василич!.. Василич!.. – сквозь оглушительный звон в ушах.
Кто-то бьет его по щекам. Кто-то кричит прямо в его лицо. Он чувствует запах чеснока и человеческой слюны. Кто-то взламывает ампулу нашатырного спирта прямо перед его носом.
Капитан Кровник открывает глаза.
Он видит лицо. Перепачканное лицо с большими перепуганными глазами. Лицо улыбается.
– Василич! – облегченно восклицает его обладатель, – Фуууххх!
Это Сахно. Кровник трогает себя за ремень. Еще раз.
– Пхррр… – говорит Кровник и облизывает губы, – воды дай…
Сахно сует ему флягу. Кровник делает несколько крупных глотков, дергая кадыком. Снова ложится спиной на землю. Его оттащили от упавшего в тайгу вертолета. Скорее всего, тот же Сахно. Кровник слышит стоны откуда-то из-за ближайших деревьев.
– Цел? – спрашивает Сахно. – А?
Кровник сжимает и разжимает пальцы рук, сгибает ноги в коленях, шевелит обеими ступнями.
Крутит носом, с шумом втягивая воздух.
– Вроде да… – говорит он. – Вроде цел…
У него гематома за ухом, ноет плечо. Он смотрит на смятый кусок леса метрах в двадцати от себя и слышит странный звенящий треск в отдалении – словно сотня лесорубов прорубается сквозь густую таежную чащу.
Кровник приподнимается, потом осторожно встает в полный рост. Он еще раз ощупывает свое тело: бедра, плечи, живот, ягодицы.
Цел.
– Сколько живых? – спрашивает он.
– Пятеро… – Сахно мотает головой в сторону. – Двое раненых, ты, я и Луцик…
Кровник, наконец, понимает, что странный звенящий треск в отдалении никак не связан с лесорубами. Это горит тайга. И пахнет здесь соответствующе – изломанной горящей древесиной. Он видит отблески пламени. Видит, как сгущается тьма над этим местом. Как мгла цепляется рваными кусками черной материи за колючие кроны сосен. Словно огонь притягивает к себе липкие сгустки мрака.
Сумерки уже выглядывают из-за стволов, почти не таясь.
Кровник смотрит в небо: темнеет. Он переводит взгляд на Сахно.
– Вот… – говорит тот, протягивая ему черный кейс. Кровник берется за холодную пупырчатую ручку.
Тяжелый, зараза… Хоть бы хны ему: пара длинных царапин и небольшая вмятина.
Он опять смотрит в сторону пламени – дыма там все-таки больше чем огня. Это радует.
– Че горит? – спрашивает Кровник, – Наша вертушка?
– Не… – Сахно тыкает рукой в противоположную сторону, – Наша там… Мы туда навернулись. А это та, в которую ракета попала… Они даже «обманки» свои успели отстрелить, отвлекающие, но один хер…
Сахно качает головой.
– Ох, я и очканул!.. – говорит он.
Ракета.
Умная злая железяка.
Если бы умела думать, то пока летела к цели – размышляла бы что это она центр мира, точка опоры, пуп земли. Что это облака и лес вращаются вокруг нее, а не она сама согласно своим баллистическим характеристикам.
Она взорвалась, не долетев до корпуса, каких-то пять метров.
Она даже дернулась на отстреленные экипажем отвлекающие снаряды. На этот неуместный здесь и сейчас небольшой праздничный салют.
Но было уже поздно.
Ее акулье тело лопнуло титановой граненой шрапнелью.
Сотни крохотных раскаленных металлических кубиков, вращаясь, разлетелись по радиусу.
Сшибли верхушки нескольких сосен.
Изорвали нижний край облака.
Вскрыли вертолет, как консервную банку, начиненную человечиной.
Они с силой ударили «Ми-8» в левый борт, запрыгали внутри, рикошетя от плоскостей салона, перемалывая двигатель, людей, электронику и топливную систему в однородный фарш.
Вертолет взорвался в небе над тайгой, высветив на секунду ручей на дне глубокого оврага.
– Он просто в нас врезался, – сказал Сахно и стукнул ребром ладони по сжатому кулаку, – Ударил нас винтом в задницу… Отсек хвостовую часть… Тех, кто сзади был, тех просто пополам… Потом нас крутануло… А потом чувствую – падаем…
Его передернуло.
– И упали, – закончил Сахно.
Они вдвоем быстро шли между деревьями, поглядывая по сторонам: темнеет прямо на глазах.
– Рация цела?
Сахно покачал отрицательно головой.
– Кто ранен? – спросил Кровник – и тут же сам все увидел.
Он увидел вертолет, лежащий на вершине вздыбленного бурелома. Несколько неподвижных тел рядом с мятым, почти потерявшим первоначальную форму фюзеляжем.
– Слышь, зема… – тихо сказал кто-то за ближайшим деревом, – летчик, кажись, того…
Кровник увидел Леху Саморядова, привалившегося спиной к широченному, в три обхвата, стволу. Метрах в трех от него лежал и смотрел куда-то в кроны деревьев человек в летной форме. Вокруг валялось несколько выпотрошенных аптечек.
– А!.. – сказал Саморядов, – здорово командир… Я думал, это Петяня… думал зема мой… Луцик…
Леха был очень бледен, и Кровник очень быстро понял почему: перелом. Открытый. Кровник вдруг сообразил, что смотрит на кость и отвел глаза. Посмотрел Саморядову в лицо. Тот улыбался слабо углом рта.
– Почти не больно, – сказал он, – Петяня мне промедола вкатил…
Кровник кивнул.
Луцик вышел из-за дерева, держа за руку ребенка.
– Глаз алмаз! – Сахно покачал головой. – Где нашел?
– Сидел… Тут рядом, – Луцик слегка толкнул мальца в спину и перехватил автомат поудобнее. – Все… Больше никого.
Мальчишка. Чумазый. Комбинезон изорван в клочья – дырка на дырке. Глаза здоровенные, блестят в полумраке.
Полумрак. Пока еще «полу».
Кровник попытался улыбнуться.
– Как дела? – спросил он. – Ничего не болит?
– Молчит, – Луцик смотрел на мальчишку. – Морозится… или на самом деле немой. Но вроде целый.
Кровник наклонился, вытащил из пилотского планшета карту и расстелил на земле. Достал свою и тоже аккуратно расстелил ее рядом. Луцик и он встали на колени; Сахно, заглядывая им через плечо, подсвечивал фонарем. Кровник глянул в небо: пять-шесть минут – и стемнеет окончательно. Он бросил взгляд через плечо – лицо Саморядова белело в сгущающемся сумраке. Сидит, закрыв глаза.
– Так… – Кровник смотрел на компас. – Мы летели не больше пяти минут на северо-восток… а то и меньше… Это сюда… сейчас мы…
Он нарисовал на карте пилота невидимый овал, а в свою уверенно ткнул указательным пальцем:
– Мы где-то здесь… Вот тут железка…
Он быстро водил по карте своим обкусанным ногтем.
– Вот здесь она вдоль реки идет… Если вверх по течению – поселок и лесопилка… Так… Вниз по течению…
Он пристально всматривался в карту.
– Так, вниз еще одна лесопилка…
Они встали с колен и стали складывать карты по линиям сгибов. Кровник приблизился к Луцику и Сахно вплотную.
– Идем туда, где река пересекается с железной дорогой, – сказал он еле слышно. – В пять сорок пять там проходит поезд. Нам нужно быть там в пять сорок максимум. А лучше в пять тридцать. Идем всю ночь. В восемь – самое позднее в девять утра нужно выйти на связь.
И уже громче:
– Все! Выходим!
Саморядов открыл глаза.
– Зема!.. – позвал он, – Петяня!..
– Я здесь, – глухо сказал Луцик и присел рядом с ним, – Здесь я, Леха…
Кровник взял ребенка за теплую узкую ладонь, и они тоже подошли на пару шагов ближе.
– Дай гранату Петяня… Посижу тут… Подумаю… Подожду тут кое-кого, кому ночь мать родная…
Луцик молча, стал отстегивать гранату с пояса. Саморядов вытащил из кобуры пистолет и положил на живот. Он посмотрел на мальчишку, на Сахно, на Кровника. Приподнял угол рта: