Время безветрия. Повесть - Вадим Муратханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
16
Рашид, Бахтияр, длинный Анвар и Володя ходят по махалле, поджигают пух. Он падает в безветрии как снег, медленно и равнодушно. Скапливается в сухих арыках и вдоль заборов, цепляется за траву, растет невесомой прозрачной ватой.
Спички на правах старшего держит в руке Анвар — трое младших забегают вперед и показывают, где гуще. Пух сгорает бесследно: быстрая и непрерывная дорожка огня — легкий, еле слышный выдох, стелющийся по земле.
Больше всего пуха вдоль забора у дяди Миши. Но как только Анвар чиркает спичкой, на улицу выглядывает хозяин:
— Вам тут, обормоты, кто разрешил с огнем баловаться? Спалить меня хотите? Сейчас пойду с вашими родителями пообщаюсь.
— Это не я, это Анвар, — вырывается у Володи.
Праздник пуха испорчен — они уже ничего не жгут и молча идут по улице.
Дедушка и бабушка стоят у калитки.
— Володя, иди домой, там «Ребятам-озверятам» показывать будут, — зовет бабушка.
— Да-а, озверятам… — задумчиво повторяет дедушка, глядя на Володиных друзей.
— Иди, иди, зовут же, — бросает ему длинный Анвар. — Старших слушаться надо.
Володя заходит во двор, на глазах слезы.
— Что приключилось? Запомни, дедушке ты должен рассказывать все.
— Дядя Миша нас поругал, а я сказал, что это Анвар пух поджигает.
— Но ведь ты сказал правду? Значит, правильно сделал. Никогда не бойся говорить правду.
17
На выходе из корпуса Володю ждал человек. Он был в одной рубашке, хотя прохлада уже вступила в город и порывистый ветер налетал на листву, пытаясь уравнять в правах мертвые и засыпающие деревья.
— Здравствуйте, уважаемый. Владимир? Меня можете называть Алишер. Если не возражаете, присядем вон там, в сквере, и я задам вам несколько вопросов.
Одутловатое лицо Алишера было почти приветливым, но у Володи засосало внутри и что-то тихо мяукнуло в животе. Злясь на себя, приказал телу не раскисать. Он не сделал и не собирается делать ничего плохого. Он будет сейчас со спокойной и достойной улыбкой отвечать на вопросы этого человека, а потом поедет домой. Но организм уже жил своей отдельной жизнью, и дрожь, поднимаясь от живота, постепенно передавалась всему телу.
Когда сели за столик, Володя уловил исходящий от Алишера смешанный запах алкоголя и «Орбита» — и почувствовал себя еще хуже.
— Вам уже известно о неприятностях со статьей в вашей сегодняшней газете?
— Да.
— Что именно? — сразу же выбил почву у него из-под ног Алишер.
Пришлось пересказать услышанное на совещании.
— Статья подписана «Ч. Алексеев». Ясно, что это псевдоним. Как настоящее имя автора?
Володя сглотнул слюну и набрался смелости:
— Редакция не раскрывает псевдонимов.
— Только не в подобных случаях, уважаемый. Нам нужно только подтвердить то, что и так очевидно. Имен на «Ч» не много. Не Чарли же это и не Чулпон… Зато Алексей у вас в редакции один, и фамилия его как раз на «Ч» начинается. Если в номере уже есть одна статья какого-то автора, другая подписывается псевдонимом, где имя и фамилия меняются местами, — старая газетная практика. Известно ли вам, от кого получил Чудинов копию генерального плана реконструкции города?
— Нет.
— Значит, все же Чудинов, так и запишем, — сказал Алишер будто бы между делом, для себя, и действительно открыл блокнот.
Это было настолько лишним и оскорбительным, что Володины нервы сдали:
— Я ни в чем не виноват. И я не давал вам никаких показаний. Я вообще не обязан отвечать на ваши вопросы здесь, за столиком кафе.
— Конечно не обязаны, уважаемый, — вдруг очень дружелюбно улыбнулся Алишер, хотя глаза по-прежнему прятались в щелках припухшего лица. — В кафе лучше что-нибудь есть, пить, а не отвечать на вопросы. — Он подозвал официантку: — Пломбир, три шарика. Вы же любите пломбир, уважаемый? Расслабьтесь, отдохните. А вопросы подождут — ведь мы еще увидимся. Да, чуть не забыл: о нашей встрече никому говорить не надо.
Алишер встал, расплатился, не замечая протестующих жестов Володи, и зашагал в сторону корпуса.
18
Впервые Володя, провалившись в прожитое, обнаружил себя не в своем дворе и махалле, а в незнакомом месте. Он стоял на краю широкого строительного котлована. Внизу, на дне, выясняли отношения два подростка. На таком расстоянии нельзя было разобрать, в чем суть ссоры и кто из них прав, но тот, кто был крупнее и выше, обхватил меньшего за шею и стал душить. Володя взял с земли сухой комок глины и запустил им в высокого. Он целил в голову и почему-то был уверен, что попадет именно в ту голову, в которую целил. Так и случилось. Большой выпустил маленького и упал.
Но быстро встал и, потирая ушибленный затылок, побежал к тому краю котлована, где стоял Володя.
Сначала Володя убегал вполсилы: ему казалось, что фора велика. Но вот большой выкарабкался из котлована и стал стремительно настигать задыхающегося Володю. Догнал, повалил на землю, но внезапно хватка ослабла. Володя успел заметить взрослые руки, тянущие противника назад, и все погасло перед глазами.
19
Удивительно, сколь малое время занимали в реальности эти прорывы в прошлое. Там Володя успел спасти подростка и чуть не погибнуть. Здесь мороженое в металлической вазочке подтаяло едва на пол-ложки. Прожитое время, словно свернутое в тонкий свиток, легко помещалось в футляр настоящего.
Машинально он собрал подтаявшее в ложку и отправил в рот. В следующую секунду вспомнил, от кого пломбир, и вскочил на ноги. Поколебавшись, сел на место и снял жирную стружку с верхнего шарика.
20
Такси ждало у лестницы. Когда Володя спустился, Муравцев и Чудинов уже сидели в машине. Вскоре появилась Анжела. Она несла подарок Рустама — коробку конфет в полупрозрачном нарядном пакете.
— И ты, Ястрижевская? — приветствовал ее Муравцев. — А заболеть не боишься?
— Макса навестить — наш долг. Заболею так заболею, — добавила она уже тише. И совсем еле слышно: — Так мне и надо.
Глаза ее заблестели.
— Брось ты, Анжела, не переживай. — Чудинов, кажется, расслышал последнюю фразу. — Это был несчастный случай. И Рустам, кстати, остается.
Такси катилось по старому городу. Володя сидел впереди. Звучавшие за спиной голоса коллег озвучивали медленно разворачивающийся пейзаж.
Новый город неотвратимо поедал хитросплетения и закоулки старого, как точилка стачивает уроненный однажды на пол карандаш. Саманная стружка смешивалась с землей.
Володя заметил, что они проезжают место, где когда-то петляла и ветвилась его махалля. Теперь здесь заправка, школа, торговые ряды. Его память, закатанная в асфальт. Чудом уцелели два тополя, под которыми прежде стояла синяя фанерная будка сапожника.
Машина встала на светофоре, и Володя успел разглядеть чигирь. Ровесник его детства все так же неутомимо зачерпывал жестяными цилиндрами воду из арыка, но теперь это зачерпывание было бесплодным: пронеся воду по кругу, он выливал ее не в узкий желоб, как раньше, а возвращал в целости и сохранности арыку.
Машина тронулась, и голоса спутников вновь проступили сквозь измененный временем пейзаж.
— …Вый… вый…
— Тёма, не выражайся: здесь дама, — вставил Чудинов и тут же ойкнул, должно быть получив кулаком по коленке.
— Выйдут женщины и дети, все твои униженные и оскорбленные, на пикет, когда тебя эти псы заберут?
— Эх, Тёма, темный ты человек. Я от женщин и детей ничего не жду — мне редакция зарплату платит. Просто я вижу, что от статей бывает людям реальный толк.
— Ага, это ты про то, как невинной старушке телефон восстановили?
— Это я про все.
— Таких газет, как мы, в городе три-четыре на обоих языках, и тем недолго осталось. Вре… времена, Леша, изменились: впору себя спасать, а не старушек. Ад… ад… о душе своей позаботиться.
— Да, кстати, о душе. Ты когда меня со своим гуру знакомить будешь? Месяц назад обещал.
— Негр… негр…
— Да не гружу я тебя. Просто уже заикнулся Рустаму — он дает добро и полполосы. Теперь на каждой планерке спрашивает.
— Икс… икс., и кстати, ты отлично знаешь, что наставник у суфиев пир, а не гуру.
— Артем, вы крещеный? — неожиданно вмешалась в разговор Анжела.
— Як… як… я крещеный, но это мое сугубо частное дело.
— Универсам, приехали, — остановил машину таксист, и все растерянно замолчали.
21
— Вот так вота, — показывает Рашид самбистский прием, и Володя заваливается в чахлую траву.
Ему досадно, что не устоял на ногах, но он утешает себя: если б не упал — показ приема не состоялся бы.
— Ра-ашид! — кричат на том конце улицы. — Иди домой, помогать будешь.
Рашид деловито идет на голос. Володе тоже пора домой.