Ледяной Эдем - Алекс Норман

к нему и, приподняв правую бровь, посмотрела в глаза. Как психиатр на внезапного пациента. Труп обнаружили восемнадцатого ноября, сегодня уже двадцать первое.

– Да шучу я! – спохватился Ганыкин.

Кирилл усмехнулся. Похоже, бравый опер витал где-то в облаках, решил ненадолго спуститься на землю и ногой попал аккурат в коровью лепешку.

– Просто подумал, такая дичь вокруг, только покойника в доме не хватало.

– А что покойник? – хмыкнул Миккоев. – Страшен тот, кто убивает.

Ольга подняла обе брови, нравоучительно глянув на Ганыкина. Кирилла она как будто не замечала, так он и не требовал к себе внимания.

– Медведь может? – спросил Ганыкин, поставив ногу на доску.

– Может. Очень может, – совершенно серьезно ответил Миккоев.

– Их здесь много? – Ганыкин решился на восхождение, сделал один шаг вверх по доске, второй.

– Много. Брошенные дома любят, особенно если дверей нет.

Ганыкин остановился, раскинув руки. Но замешательство его длилось недолго.

– Шутник! – как-то не очень весело махнув рукой, майор все-таки зашел в дом.

Миккоев немедленно последовал за ним. Ружье он взял, как канатоходец берет шест для равновесия.

Не глядя на Кирилла, Ольга повела рукой, приглашая в дом.

– Да я здесь останусь, – сказал он.

Ему хотелось отлить, но так, чтобы соблюсти приличия. Он ждал, когда Лежнева зайдет в дом. Но она уперлась. Нахмурила брови и даже удостоила его взглядом:

– Почему это?

– Трупом ты занимаешься, мое дело искать пропавшую без вести.

Ольга едко усмехнулась взглядом. Всю жизнь он бегал за юбками, даже по своей должности должен сейчас заниматься женщинами. А может, она всего лишь хотела спросить, где Кирилл собирается искать пропавшую Варвару Карпову.

– Вокруг дома похожу, поищу, может, сидит где-то и плачет.

– Ну, походи!.. Смотри, в колодец не провались. Или в выгребную яму.

Ольга уверенно поставила ногу на доску, прошла по ней, ни разу не покачнувшись, но все же упрекнула своих спутников в недостатке внимания:

– Эй, джентльмены!..

Она обращалась к кому угодно, к Миккоеву, к Ганыкину, но только не к Батищеву. Кирилл для нее как бы и не существовал. Как бы.

Кирилл не ушел далеко, сходил до ветру прямо под окном, если вдруг Ольга высунется, чего она там у него не видела? Почти год вместе жили, столько соли вместе съедено. И текилы выпито.

– Смотри-ка ты, даже диван есть! – как-то не очень шумно восхитился Ганыкин.

– Так на этом диване и слегла… – сказал Миккоев.

Дом без оконных рам, Кирилл даже не напрягал слух, чтобы слушать разговор.

– Две картечины в спине, даже перевязаться не пробовала, сил не было. Как легла, так больше и не встала.

– Откуда она шла? – спросила Лежнева.

– Да кто ж его знает… Труп дня три пролежал, пока его нашли, простыли следы, собаку пробовали, не взяла. И на земле ничего, то снег, то дождь, трава ледяная, ничего не видно…

Порывом ветра ударило в лицо, Кирилл повернулся спиной к окну, шум непогоды заглушил голоса. Небо стало темней, снег усилился, настоящая свистопляска вокруг, как будто сам дьявол на дудке играет. А впереди зима, будет еще хуже, и как в таком безобразии можно кого-то найти? Если только на медведя нарваться. Или на стаю волков. У Миккоева хотя бы ружье есть, а у Кирилла «ПМ», им только мух бить.

Кирилл поднялся по доске, зашел в дом. Входная дверь снята, в сени – просто сорвана, притулена к стенке. Мусор валяется, бумага, вата, ворсовая веревка змеей вьется, доска длинная одним концом к потолку, другим на полу. Но в целом ничего страшного, пол достаточно крепкий, без провалов, только доски сильно скрипят. В жилую часть дома дверь на месте, печь там без заслонки, но неразваленная, огонь развести можно. Пустой газовый баллон валяется, а плиты не видно, только место под нее, отпечатанное в полу. Видно, кто-то утащил и плиту, и заслонку, и всякую утварь, один только мусор остался, доски, камни, штукатурка с печи, тряпки валяются, от банной мочалки осталась только пыль, дунешь – и разлетится. Пятен много, где-то масло пролилось, где-то что-то растоптали, где-то водой залило, а время зачернило. Трудно понять, где кровь, а где нет. Ультрафиолет нужен, но с собой ничего такого нет. Эксперт Лежневой не полагался, но криминалистический чемодан она прихватила, к машине за ним идти надо. Ольга могла отдать команду в любой момент, но пока молчала. И правильно. Ну, найдут они здесь кровь, что с того? Разве Карпова не истекала кровью?

В горнице такой же раздрай, пол захламленный, ногу поставить некуда, обои со стен рваными клоками свисают, диван криво стоит, матрас валяется, вата из него по всему полу. Но доски под ногами все такие же крепкие, гнутся, но не ломаются. Лежнева вполне уверенно стоит, вверх не посматривает, вдруг доска с потолка прилетит. И Миккоев спокоен, один только Ганыкин с ноги на ногу переминается, пружинит на носках, кулаком в ладошку пошлепывает. Взгляд серьезный, рыскающий: он смотрел по сторонам, но видел не Кирилла, а истекающую кровью женщину, которая входила в горницу и обессиленно падала на диван. А может, он пытался разглядеть за ее плечами убийцу, который добил ее здесь.

– А почему вы думаете, что Карпова пришла сюда уже раненная? – деловито спросил он. – Может, Карпову здесь убили?

– Я не следователь, мне думать не положено, – усмехнулся Миккоев. – В районе думали, криминалисты работали. Кровь там в сенях нашли, с рук, с обуви. На пол не капало, рана кровить перестала, на одежде кровь подсохла. На диване кровь только с одежды. Куртка кровью напиталась…

– Крови мало было, – усмехнулся Кирилл, глянув на Ганыкина. – А картечь только в спине. Или в диван тоже прострелили?

– Да нет, только спину.

– Может, есть патроны на две картечины?

– Не знаю, шарики по восемь с половиной, таких в патроне двенадцать штук. Две картечины попали, остальные в дым ушли, – качнул головой Ганыкин.

– А в доме, в диване ни одного шарика?

– В доме не стреляли. Криминалист ходил, смотрел. Кровь нашел, а картечь нет.

– Понятно, убийца подстрелил жертву, потом пришел за ней, ну и добил. Задушил, например.

Ганыкин стоял в позе великого мыслителя, приложив кулак к подбородку, и при этом угрожающе посматривал на Кирилла. Пусть только попробует сказать что-то поперек.

– Не знаю, я в морге не был, заключение экспертизы не смотрел. Но судмедэксперт сказал, что следы рук на шее были, – кивнул Миккоев.

– Вот! – Ганыкин торжествующе глянул на Кирилла.

– Прижизненные, сказал, синяки, – продолжал участковый.

– Понятно, что прижизненные, – снисходительно усмехнулся Ганыкин. – Жертва была еще жива, когда ее начали душить.

– Прижизненные – это значит,