Марк Солонин, раздражитель «патриотов». Интервью «Радио Свобода» 25.06.2009 - Марк Солонин

Понятно, почему эту войну никто не хотел вспоминать. Потому что одно дело — искать и находить объективные причины, почему побеждала мощнейшая немецкая армия (действительно гитлеровский Вермахт первого года — это лучшая сухопутная армия 20–го века) и почему Красная армия была бита и разгромлена таким противником. Тут еще как–то можно найти объяснение. А вот как объяснить чем–то, кроме отсутствия мотивации, разгром, который учинила Красной армии финская армия, армия, в которой мобильные соединения ездили на велосипедах? Это не преувеличение и не шутка. У них были два мобильных соединения — то, что у немцев была, допустим, танковая дивизия, то была у финнов егерская бригада, мобильность которой достигалась за счет того, что по лесным дорожкам она ездила на велосипедах. Есть даже кинохроника соответствующая. И вот история про то, как финские велосипедисты громили советские мехкорпуса, это, конечно, история, которую никому не хотелось вспоминать.

— А ведь не будь этой войны, может быть, и не было бы блокады Ленинграда?

— Безусловно. Но тут надо убрать все «бы». Конечно, если бы не было этой войны, то блокады Ленинграда не было бы и быть не могло. Потому что Ленинград находится не на полуострове, там есть Финляндский вокзал, тот самый, на который приехал Владимир Ильич в пломбированном вагоне, к нему подходит лента железных дорог. Поэтому, если бы не война с Финляндией, то тот факт, что немцы вышли на южные пригороды Ленинграда, что они перерезали железную дорогу у Мги, что они вышли у станции Мга к Ладожском озеру, никакой блокады создать бы не могло, потому что с севера к Ленинграду подходит ветка железной дроги через Кексгольм, Петрозаводск и далее, куда угодно. Только потому, что была вторая советско–финская война, стала возможна блокада Ленинграда, весь это кошмар и гибель сотен тысяч мирного населения. Причем весь этот кошмар товарищ Сталин мог прекратить одним политическим решением. Еще до начала войны (тогда бы цена вопроса была бы другая), но и даже после начала еще можно было бы договориться. Фактически с конца осени 1941 года там уже было де–факто перемирие, хотя оно не было никак закреплено, и если бы Советский Союз признал за Финляндией право забрать те территории, которые стали аннексированы в 1940 году по результатам первой войны, если бы на этих условиях удалось, а я думаю, что это было вполне реалистично, достигнуть соглашения мирного, хотя бы перемирия с Финляндией под гарантии западных союзников, то есть, англичан и американцев, то можно было бы восстановить железнодорожное сообщение с Ленинградом, и мы бы не знали слов «Ленинградская блокада» и мы бы не понимали, что означает Пискаревское кладбище.

— Раз мы уже заговорили в сослагательном наклонении, еще один гипотетический вопрос. Публицист и военный эксперт Александр Храмчихин недавно поставил такой вопрос: Сталин планировал начать войну с Германией, здесь Суворов прав, и вы тоже, но, может быть, это было бы лучше для судеб мира — Освенцима бы не было.

— Да, действительно, тут есть над чем задуматься. При всей моей глубокой и давней нелюбви к товарищу Сталину, я все–таки не могу класть на одну чашу весов гибель десятков миллионов людей, с одной стороны, и репутационные успехи товарища Сталина. Черт бы с ним, уж лучше бы товарищ Сталин получил в своей репутации еще что–то и повысил бы свою политическую капитализацию, как сейчас говорят, если бы этой ценой можно было бы спасти десятки миллионов людей, которые погибли за эти четыре года. Да, конечно, было бы лучше для всех, с нормальной, человеческой, гуманистической позиции, если бы в мае 1940 года Сталин ударил в спину Гитлеру.

А спина тогда была очень хилая у Гитлера, все, что у него было более или менее боеспособного, было брошено на Западный фронт, то есть, для вторжения во Францию, Голландию и Бельгию. На огромном протяжении всей Восточной Европы было семь немецких дивизий, сформированных из резервистов очень низкого уровня подготовки, во всех округах ПВО Германии не было ни одного самолета, и только в Берлине была одна единственная истребительная группа, где было 43 исправных «Мессершмитта». И в одной из книг я писал, что против одного «Мессершмитта» было два советских бомбардировочных авиаполка. Вот такими силами товарищ Сталин мог бы врезать в спину своему другу Гитлеру в мае 1940 года. Да, конечно, при этом Восточная Европа, да и не только Восточная Европа, оказалась бы на несколько лет раньше в лапах товарища Сталина. Но если такой ценой можно было бы спасти десятки миллионов человеческих жизней, то, конечно, я за.

— У вас есть книга, которая называется «Фальшивая история войны» и вы разбираете там главные заблуждения, связанные с войной. Все не причислить, но, может быть, несколько самых вопиющих?

— Эта книга все–таки называется «Мозгоимение». «Фальшивая история великой войны» — это подзаголовок. И это название «Мозгоимение» вполне адекватно отражает содержание, формат и жанр этой книги. Это не научная монография, я в предисловии пишу, что это книга, написанная для людей, которым есть время почитать в вагоне метро, поэтому эта книга абсолютно не претендующая на какую–то академичность, там почти никогда нет ссылок на источники. Я решил сделать простую книжку, и там, может быть, даже не самые вопиющие фальсификации, сколько наиболее забавные.

Например, эта знаменитая история с донесением разведки 18 июня 1941 года, то есть, за четыре дня до начала войны. На стол Сталину положила разведка НКВД документ, который говорил о том, что немцы начнут войну в ближайшие дни, что они будут бомбить, а товарищ Сталин написал на полях резолюцию, что это не источник, а дезинформатор, и его надо послать к матери, прямо, четко написал русскими буквами, к какой матери надо послать. Лет 15 журналисты всяческих сортов и лагерей возмущались: как вот товарищ Сталин, на стол ему документ кладут, а он посылает к матери?! Я просто взял и прочитал этот документ до конца. Если мы возмущаемся, то давайте хоть прочитаем, чем мы возмущаемся. Оказывается, что товарищ Сталин–то был совершенно прав. Это был документ совершенно дезинформационный, это был один из элементов той игры по дезинформации советской разведки, которую вела немецкая разведка. Совершенно понятная вещь. Там было написано, что когда начнется война, то немецкая авиация будет бомбить, прежде всего, не аэродромы в приграничной полосе, что она, конечно, и делала в реальности, не командные пункты войск западных округов, что она и делала в первые же часы войны, не мосты и переправы в оперативном тылу советских войск, что она делала в первые же часы, а что, якобы, немецкая авиация полетит бомбить авторемонтные мастерские в Москве, то есть автосервис, как вы сейчас называете, и электростанцию «Свирь–3», которая находится в Карелии. Это действительно была явная дезинформация, причем дезинформация уже на уровне шаржа, на уровне пародии, на уровне стёба, и я вполне понимаю и разделяю эмоции товарища Сталина, когда ему серьезные люди, руководители НКВД приносят на стол вот такой издевательский стёб противника, и обижаются, что политическое руководство к нему отнеслось несерьезно. Вот был, например, такой забавный момент. Еще раз повторяю, что это популярная книга для тех, у кого нет времени, сил и желания читать толстые и серьезные монографии.

— Очень много откликов вызвала опубликованная на вашем сайте статья о так называемом «пире победителей», о том, что происходило в Восточной Пруссии после ввода советских войск, и я надеялся, что вы работаете над этим сюжетом, и следующая книга будет на эту тему. Но вы сказали, что недостаточно материалов, и статья останется статьей. В таком случае, что станет вашей следующей темой или вы намерены продолжать разрабатывать сюжеты 1941 года?

— Я ведь не поэт и не писатель, поэтому мои следующие темы определяются не полетом вдохновения, а доступом к тем или иным информационным пластам. Вот вы очень хороший задали в начале нашей беседы вопрос о том, что происходило с «Военно–историческим журналом» и прочими официальными журналами. То есть на рубеже 1980–90–х годов произошел некий выброс лавы из вулкана, он всегда очень непродолжителен, вылетает небольшие количество массы, материала. Произошел некий выброс, и в эти несколько лет стали доступным некоторый объем, массив документов. Этот массив документов был осмыслен, обдуман, обработан теми историками, про которых я и говорил, что ими формируется новая историография войны. Этот документальный массив информации уже обработан и осмыслен. Можно, конечно, написать шестую, седьмую, восьмую, девятую и десятую книги, но это едва ли кому–то будет интересно и нужно. А, следующий скачок, следующий этап в развитии этой новой историографии войны, на мой взгляд, станет возможен только тогда, когда произойдет следующий информационный выброс, то есть для этого надо в очередной раз статую Феликса Эдмундовича Дзержинского при помощи троса и подъемного крана поднять.