Глобальные элиты в схватке с Россией - Коллектив авторов

Видимо, нет смысла указывать на и без того очевидную перекличку данной стратегии со знаменитым докладом Римского клуба «Пределы роста», датированного 1972 годом. Приведём другие расчёты, связанные уже не с пшеничными зернами, а с деньгами.

Итак, предположим, что две тысячи лет назад, во времена императора Тиберия, некий человек вложил в некий банк один серебряный римский сестерций (примерный эквивалент нынешних 10 долларов США) под 5 % годовых. Спрашивается, сколько денег оказалось бы на его счету сегодня? Наверное, вы уже не удивитесь тому, что в собственности наследников этого человека оказалась бы вся нынешняя Земля. Данная гипотетическая ситуация частично обыграна еще Гербертом Уэллсом (Herbert Wells) в его романе «Когда Спящий проснётся» (1899).

Уже отсюда ясно, что «пространство роста» не является бесконечным и ограничено даже не «первой половиной шахматной доски» мировой истории, а гораздо меньшей её частью.

Отечественный историк Лев Гумилёв отводил этносам и их элитам значительную роль. Он считал главными акторами человеческой истории, примерно 750–800 лет «жизни»: от начала «пассионарного толчка» до завершения «инерционной фазы». Также ни одна правящая династия мира на том или ином отрезке мировой истории в прямой «наследственной лестнице» не существовала более 700 лет. Между тем подобная теория опровергается и китайской политической цивилизацией, да и многими другими историческими примерами.

Уже из этих положений понятно, что история по каким-то причинам «не заходит на вторую половину доски», и если «концепция заговора» отвечает действительности, то разве что на весьма недолгих отрезках человеческой истории: так это было в прошлом, так это есть в настоящем и так это, судя по всему, окажется и в будущем – если только на смену homo sapiens не придут какие-то иные разумные общественные существа (роботы, киборги, «электронные личности», генно-модифицированные организмы и т. д.). Но в этом случае история просто перестанет быть человеческой историей. Пока же «не будем измышлять сущности сверх необходимости».

Из этого общего вывода вытекает более частный, но куда более важный для целей настоящего доклада и последующих исследований вывод: человечество зашло в нынешний кризисный тупик вовсе не только и не столько по чьей-то непреодолимой и злой воле, а вполне «объективно», «спонтанно» и «хаотически», как это чаще всего и бывает с «большими системами».

Следовательно, и главные задачи, стоящие сегодня перед человечеством, можно сформулировать следующим образом:

• предотвратить глобальную катастрофу;

• минимизировать текущие потери в ходе глобального кризиса;

• найти новую «траекторию развития» человеческой цивилизации.

Вернее, это даже не три разные задачи, а одна триединая задача – проект, для реализации которого пока очевидно не существует адекватного субъекта, – ни в масштабе всей планеты, ни в масштабе каких-либо государств или межгосударственных объединений.

Может ли такой нынешний субъект, «социальный запрос» относительно которого уже сформирован, появиться в ближайшем будущем на исторической арене, на «Великой шахматной доске», говоря словами Збигнева Бжезинского (Zbigniew Brzezinski), на пространстве мировой истории?

Ex nihilo nihil («Из ничего ничто [не возникает]») – гласит древний латинский афоризм. Любой видимо новый и ранее не существовавший социально-исторический субъект, актор глобальной истории, всегда возникает в процессе взаимодействия и развития уже существующих субъектов, изменяя объект-субъект-проектное триединство любого человеческого сообщества. Поэтому важнейшим и первичным условием системно-динамической оценки (по схеме «анализ-синтез-прогноз») является «аудит» существующего положения дел.

С интересующей нас точки зрения субъектами мировой истории в настоящее время выступают два тесно связанных между собой, но принципиально различных класса акторов, которые традиционно определяются как 1) суверенные государства, а также их объединения, и 2) транснациональные корпорации (ТНК). Принято считать, что первые из них возникли на несколько веков или даже тысячелетий раньше, чем вторые. Но – ничто не вечно под луной, и при более внимательном рассмотрении оказывается, что, например, те же «мировые религии» (буддизм, христианство, ислам), да и не совсем «мировые» (иудаизм, зороастризм, конфуцианство и т. д.) вполне подпадают под ключевые характеристики «транснациональных корпораций», хотя они «производили» и «производят» вовсе не продовольствие, автомобили или компьютеры, а системы ценностей, нормы поведения и прочий «идеальный продукт».

Более того, рассматривая оба класса этих исторических акторов, мы неизбежно находим сходство их внутреннего системного и структурного устройства, тех связей между их элементами и «узлами», которые позволяют говорить об общности, целостности и единстве данных акторов, отделяя их как от других акторов, так и от «вмещающего ландшафта», то есть от взаимодействий с объектным миром.

Важнейшим качеством такого устройства данных человеческих сообществ является анизотропность их внутреннего пространства, из внутрисубъектных взаимодействий и коммуникаций, обычно определяемых термином «иерархия».

Иными словами, в каждом системном субъекте подобного (и даже более низкого) уровня можно выделить своего рода «субъект субъекта», «внутренний субъект», который управляет «внешним субъектом» и в современном дискурсе, как правило, описывается термином «элиты».

Поэтому нам необходимо определиться, во-первых, с тем, что такое «элиты», во-вторых – с тем, что такое глобальный системный кризис, и, в-третьих – как они соотносятся друг с другом.

Что такое «элиты»?

Если обратиться к происхождению данного термина, то он окажется восходящим к латинскому ēligo, lēgī, lēctum, ere: 1) выдёргивать, удалять, полоть, вынимать; 2) вырывать с корнем, искоренять; 3) выбирать, избирать; действовать с разбором, быть разборчивым, – родственному таким словам, как «легитимность», «легирование», «электорат», «лекция» и многим другим, с общим значением «избранности», «улучшения». В недавнем прошлом данный термин широко применялся к объектам человеческой деятельности: элитными назывались сорта растений и вин, породы животных, лучшие товары и услуги, etc.

В общественные науки вхождение термина «элита» началось примерно с конца XIX века в связи с триумфальным распространением среди научного сообщества теории биологической эволюции Чарльза Дарвина (Charles Darwin), главные положения которой тут же были перенесены, в том числе, и на развитие человеческого общества (крайней формой чего явился пресловутый социал-дарвинизм, в рамках которого развивались и первые «теории элит» Гаэтано Моска (Gaetano Mosca), Вильфреда Парето (Vilfredo Pareto) и др.). По-видимому, это произошло прежде всего благодаря осуществленному Дарвином «снятию» вопроса о субъекте самого процесса «элитаризации»: ведь если законы природы, в том числе – законы живой природы, ведут к «естественному отбору» самых приспособленных к меняющимся условиям выживания и в этом смысле «лучших» растений и животных, то к аналогичным результатам относительно человеческих сообществ могут и должны вести столь же объективные законы истории. В результате чего внутри таких сообществ с течением времени проявляется и развивается социальное неравенство, аналогичное анизотропии отношений внутри биологических сообществ.

Теории элит оказали гигантское воздействие на социально-политическое развитие человечества в первой половине XX столетия. Во всяком случае, именно «партии нового типа», от РСДРП(б) – ВКП(б) до НСДАП, сочетавшие проектность жесткой нормативной идеологии со столь же жесткой массовой субъектностью, выступали в качестве главных исторических акторов в период между двумя мировыми войнами. Эти партии также можно рассматривать как своего рода транснациональные корпорации с упором на «свою» суверенную государственную структуру (СССР как «родину для трудящихся всего мира» у большевиков, Третий Рейх – как «родину для арийцев всего мира» у нацистов).

В данной связи следует отдельно и особо подчеркнуть, что популярное ныне во всем мире отождествление сталинского Советского Союза и гитлеровского Третьего Рейха как двух «тоталитарных диктатур» не имеет ничего общего с действительностью: они были полярно противоположными и по своей идеологии, и, соответственно, по своим проектам. С тем же успехом на основании почти полного внешнего сходства можно «отождествлять», например, дельфинов с ихтиозаврами, хотя на самом деле эти животные относятся к разным биологическим классам: млекопитающим – в первом случае и пресмыкающимся (рептилиям) – во втором. А сходство между ними вызвано так называемой конвергентной эволюцией, то есть приспособлением к одинаковой среде обитания.

Причем, если продолжать данную аналогию, то в условиях крупного машинного производства «тоталитарный» политический фенотип был одним из наиболее эффективных, но далеко не единственно возможным, – точно так же, как моря и океаны населяют не только организмы рыбообразной формы. Когда крупное машинное производство с социально-экономической точки зрения исчерпало свой внутренний потенциал развития, «партии нового типа» ушли с первого плана мировой политической арены. А на смену им пришли другие формы организации общества и, соответственно, общественной «элиты». Точно так же, как на смену феодальной аристократии в свое время приходила промышленная и финансовая буржуазия (что, в общем-то, привело не к полному уничтожению первой в качестве элитной части соответствующих обществ, но к её трансформации).