Дары Пандоры - М. Кэри

И они жили вместе долго и счастливо.

Последнее предложение она взяла из сказки Братьев Гримм, которую мисс Джустин однажды им читала, а остальные фрагменты придуманной истории были свободным пересказом греческих мифов из книги «Истории, что рассказала Муза» и всего, что Мелани слышала от других людей. Но это все равно была ее история, и она была очень счастлива, что другие дети оценили историю. Даже Кенни в конце сказал, что момент с расчленением монстра ему понравился.

Мисс Мейлер тоже казалась счастливой. Все время, пока Мелани читала свой рассказ, она записывала что-то в тетрадь. Плюс ко всему она записала весь рассказ на маленький диктофон, который всегда приносит на уроки. Мелани надеется, что она даст мисс Джустин послушать запись, чтобы та тоже услышала ее историю.

– Это было очень интересно, Мелани, – сказала мисс Мейлер.

Она положила диктофон на парту Мелани и начала задавать вопросы на тему рассказа. На что был похож монстр? Что чувствовала девушка, пока монстр был еще жив? Поменялось ли что-то в ней после его смерти? Какие чувства она испытывает к женщине, которую спасла? И еще много-много подобных вопросов, отчасти забавных, потому что начинает казаться, что герои истории на самом деле существуют. Как будто она спасла мисс Джустин от монстра и та обняла ее.

Это лучше, чем миллион греческих мифов.

3

Однажды мисс Джустин заговорила с ними о смерти. Эту тему навеяло стихотворение про атаку Легкой Бригады, в которой большинство бойцов погибает. (Она прочла стихотворение.) Дети хотели узнать, что такое смерть и каково это – умереть. «Все огни гаснут, а звуки становятся все тише, почти как по ночам, – только навсегда. Утра не наступает. А свет не включится больше никогда», – сказала она.

– Звучит ужасно, – дрожащим голосом проговорила Лиззи, вот-вот готовая заплакать. Мелани разделяла ее чувства; будто сидишь в душевой в воскресенье, вокруг запах химикатов, но даже когда он проходит, ничего не меняется, и так во веки веков.

Мисс Джустин поняла, что расстроила детей, и попыталась обнадежить их: «Но может, это совсем не так. Никто, по правде, не знает, потому что после смерти нельзя вернуться и рассказать, что там. В любом случае, для вас все будет по-другому, нежели для большинства людей, потому что вы…» Тут она осеклась.

– Мы что? – спросила Мелани.

Прошло несколько секунд перед тем, как мисс Джустин опять заговорила. Казалось, она ищет слова, которые бы не обидели их.

– Вы дети. Вы не можете себе представить, на что похожа смерть. Вам кажется, что жизнь будет продолжаться вечно, – мягко сказала она.

Мелани уверена – это не то, что она хотела сказать. Но даже после этих слов в классе воцарилась тишина. Все пытались решить для себя, что же такое смерть. Мелани была согласна с мисс Джустин – она не помнила время, когда жизнь ее была другой, и не могла представить, чтобы люди жили иначе. Но есть одна вещь, которая не вписывается в получающееся уравнение. Мелани должна была спросить об этом.

– Чьи мы дети, мисс Джустин?

В большинстве историй, которые ей известны, у детей есть родители (папа и мама), у Ифигении – Клитемнестра и Агамемнон, у Елены – Леда и Зевс. Иногда у них тоже есть учителя, но вот сержантов нет ни у кого. Поэтому вопрос затрагивал основы мироощущения Мелани, и задавала она его с легким трепетом.

Мисс Джустин опять долго думала, – стало ясно, что не стоит рассчитывать на правду.

– Твоя мама погибла, когда ты была еще очень маленькой. Скорее всего, твой отец тоже погиб, хотя нет никакой возможности это проверить. Поэтому армия приглядывает за тобой сейчас.

– А так только у Мелани? – спросил Джон. – Или у нас всех?

– У всех, – сказала мисс Джустин, медленно кивая.

– Мы в детском доме, – догадалась Анна. (Они недавно слышали историю про Оливера Твиста от мисс Джустин.)

– Нет, вы находитесь на военной базе.

– А разве армия заботится обо всех детях, чьи родители погибли? – вступил Стивен.

– Не обо всех.

Мелани долго и упорно собирала в голове все кусочки пазла, перед тем как спросить:

– Сколько мне было лет, когда умерла мама? Ведь если я ее не помню, значит, я была совсем маленькая.

– Это трудно объяснить, – проговорила мисс Джустин. По лицу было видно, что ей неудобно обсуждать такие темы.

– Я была тогда ребенком? – спросила Мелани.

– Не совсем, но почти. Ты была очень мала.

– Кто отдал меня в армию? Мама?

Опять долгое молчание.

– Нет, – наконец сказала мисс Джустин, – Армия сама тебя нашла после смерти мамы.

Это никак не укладывалось в голове (что-то формировалось в ней быстро и медленно и почти трудно). Мисс Джустин поспешила сменить тему. Дети обрадовались. После всего услышанного никому не хотелось обсуждать смерть.

Они перешли к изучению периодической таблицы элементов Менделеева, которая давалась им легко и непринужденно. Все по очереди называли элементы, начиная с Майлза, он сидел в первом ряду справа. Прошлись по таблице от начала и до конца, потом в обратном порядке. После чего мисс Джустин стала придумывать конкурсы: «Все элементы на букву Н!» или «Только актиноиды!».

Дети с интересом играют, пока задания не становятся действительно трудными: «Элемент не должен быть в группе или периоде и должен начинаться с буквы, которая есть в вашем имени!» Зои жалуется, что детям с длинными именами легче, у них больше шансов победить. Тут она, конечно, права, но ведь есть золото, индий, иридий, иттербий, иттрий, олово, осмий – не так уж мало.

Тем не менее Ксанти выигрывает (называя ксенон), и все смеются. Кажется, что разговор про смерть совсем забыли. Конечно же, это не так. Мелани знает своих одноклассников достаточно хорошо – каждый из них сейчас прокручивает слова мисс Джустин снова и снова. Тем же занимается и она, крутит их в своих мыслях, перетряхивает – вдруг что-нибудь эдакое получится. Ведь они никогда не изучали самих себя.

Тут Мелани додумалась до большого исключения из правила, что не все дети имеют родителей, – Пандору Зевс создал из обожженной глины, у нее не было ни мамы, ни папы. Мелани кажется, что так даже лучше, чем иметь мать и отца, с которыми никогда не встретишься. Призрак родителей будет парить всегда рядом, отягощая жизнь.

Но она хочет узнать еще кое-что, причем так сильно, что возможность расстроить мисс Джустин ее не останавливает. В конце урока она ждет, когда мисс Джустин приблизится к ней вплотную, чтобы задать ей вопрос совсем тихо.

– Мисс Джустин, – шепчет Мелани, – что будет, когда мы вырастем? Будет ли армия продолжать заботиться о нас или отправит домой в Маяк? И если мы туда отправимся, поедут ли с нами учителя?

Все учителя! Ага, конечно. Как будто ее заботит, увидит ли она когда-нибудь мистера «убаюкивающий голос» Виттакера. Или скучного доктора Селкрик, которая все время смотрит в пол, как будто боится увидеть в классе детей. Она спрашивает про вас, мисс Джустин, вас, вас, вас, и она хотела бы сказать это вслух, но боится – желания ведь могут не сбыться, если их произнести вслух.

Конечно, Мелани знает – из книг, что им читали, или из историй, что им рассказывали на уроках, – дети не всю жизнь проводят в школе. По окончании школы они не остаются жить дома вместе с учителями. И хотя она не знает до конца, что значат эти слова, на что может быть похоже окончание школы, она понимает, что это когда-нибудь произойдет и начнется что-то новое.

Поэтому она готова к тому, что мисс Джустин скажет: нет. Ее лицо не выдаст ни малейшего разочарования в случае такого ответа. Ей действительно нужны просто факты, чтобы подготовить себя к предстоящему горю разлуки.

Но мисс Джустин не ответила вообще ничего. Если только ее быстрое движение рукой не являлось ответом. Она заслонила лицо рукой, будто Мелани плюнула в него (хотя она ни за что на свете так не поступит!).

Затем сирена трижды провыла, возвестив об окончании учебного дня. Мисс Джустин опустила голову. Странно, но только тут Мелани впервые заметила, что мисс Джустин всегда носит что-нибудь красное. Футболка, лента для волос, брюки или шарф, что-нибудь обязательно красного цвета. Остальные учителя и доктор Колдуэлл и доктор Селкрик – все в белом, сержант и его люди – в зеленом, коричневом и зелено-коричневом. Мисс Джустин – в красном.

Как кровь.

Будто у нее рана, не заживающая и вечно напоминающая о себе.

Глупая идея, решила Мелани, потому что мисс Джустин всегда улыбается, а голос ее похож на пение птиц, на журчанье ручья. Если бы у нее что-то болело, она не смогла бы столько улыбаться. Но сейчас она не улыбается. Ее взгляд упирается в пол, а лицо перекошено, как будто она злится, грустит или болеет, – что-то плохое она должна извлечь из себя – может, слезами, может, словами, может рвотой или всем, вместе взятым.

– Я останусь! – кричит Мелани. Она отчаянно пытается спасти ситуацию и не расстраивать мисс Джустин. – Если вам нужно быть здесь, я останусь с вами. Я не хочу ехать в Маяк без вас.