Песочные часы - Киш Данило

5

Человек лежит на кровати, скорее, даже сидит, облокотившись на большую подушку. Он укрыт серым одеялом, из-под которого высовываются только голова и руки. Держит в руке какую-то тонкую книгу или журнал. На обложке видны рекламные фотографии автомобильных покрышек разного размера и с разным рисунком протекторов, а поверх них крупные стилизованные буквы, несомненно, это марка покрышек. Название напечатано крупным шрифтом, наискось, в верхней трети тетради, на серо-зеленом фоне. Страницы засалены и во многих местах загнуты, может быть, случайно, может быть, затем, чтобы пометить какие-то важные сведения. Человек перелистывает шелестящие страницы скользящим движением большого пальца. От этого колеблется пламя керосиновой лампы на мраморной поверхности ночного столика. Вместе с пламенем начинают дрожать, как будто трогаются с места, многочисленные сани на обоях, напечатанные симметрично, на расстоянии примерно в десяти сантиметрах друг от друга. (Из-за этой симметрии, как и из-за множество раз повторенного серого рисунка, сани сливаются в одни-единственные, как и персонажи, участвующие в сцене, а сцена, запечатленная на рисунке, вместо того чтобы выглядеть статично, начинает оживать, вопреки повтору, или именно из-за него). Это старинные сани с высокими закругленными полозьями, придающими им форму ковчега. В сани запряжены две лошади, остановившиеся или только останавливающиеся. Кучер с большими усами и в меховой шапке, засыпанной снегом, натягивает поводья. Головы лошадей подняты вверх, вверх и немного повернуты в сторону, наверное, от силы, с которой натянуты поводья. Из саней выходит женщина с большой муфтой на левой руке, или это какой-то маленький саквояж, а правой рукой она держится за закругленную планку сиденья. Из-под шубы и длинного платья, доходящего до щиколоток, выглядывает неправдоподобно маленькая ножка в остроносых туфлях. Ножка застыла в воздухе между сиденьем санок и волнистой линией снега. Справа от санок, на уровне лошадиных голов, видны закрытые ставни на окнах какого-то изысканного особняка с большими арочными воротами. Очевидно, что женщина прибыла неожиданно, потому что ставни на окнах закрыты, тяжелые готические ворота тоже закрыты и наверняка заперты на засов. Пламя выровнялось, а ножка женщины замерла в воздухе, теперь абсолютно неподвижная. Неподвижны и головы лошадей. Передние ноги, согнутые в коленях под острым углом, застыли в воздухе. Бросив взгляд на только что закрытую книгу, человек кладет ее на мраморную поверхность ночного столика. Кроме книги, которую он туда положил, на мраморе рядом с лампой находятся металлическая пепельница и начатая пачка сигарет. Лампа из белого фарфора, с абажуром из тонкого прозрачного стекла, на котором нарисованы крупные лиловые ирисы. Прежде чем подуть на пламя, человек подкручивает фитиль. Теперь в комнате видна только мраморная столешница, похожая на глыбу льда. Кучер хлестнул лошадей, сани скользнули в темноту. Колокольцев больше не слышно, не слышно ничего. Только завывание вьюги по ту сторону окна и темноты. Женщина в меховой шубе ненадолго остановилась у ворот, а потом ворота ее проглатывают, чтобы в том же зевке пустоты тьма поглотила и сами ворота. На одном окне, за наполовину закрытыми деревянными ставнями проглядывает линия света, проникающая сквозь переплеты. Человек рассматривает линию света, проникающего в направлении его лица через сопряжения невидимых дверей. Она движется, как будто по ту сторону дверей кто-то перемещает источник света или убавляет или прибавляет пламя в лампе или только закрывает его рукой от ветра. Не слышно никаких шагов, никаких голосов, только завывание ветра и вьюги по ту сторону окна и тьмы. Полоска света, однако, становится шире, раскрывая одну сторону светлого треугольника на полу, а длинные тени начинают шевелиться, по окружности, вокруг оси предметов. Мраморная поверхность ночного столика выплывает из темноты, вместе с лампой, журналом, эмалированной пепельницей, начатой пачкой сигарет. В расширяющейся трещине света на двери появляется лампа, вообще-то только фарфоровый абажур, освещенный своим собственным светом. Фитиль, похоже, завернут, поэтому остальные части лампы не видны, как и держащая ее рука. Только на абажуре из тонкого прозрачного фарфора просматриваются лиловые цветы, наверное, ирисы. Этот светлый абажур с ирисами на мгновение зависает в воздухе, чуть покачиваясь, затем невидимая рука отворачивает фитиль. Одновременно и лампа, и рука, которая ее держит, начинают перемещаться вперед, а пламя пританцовывает на сквозняке, налетающем из раскрытых дверей и наполовину приоткрытых ставен. Женщина неслышно проходит по комнате, держа лампу на уровне головы и слегка отодвинув от себя. Лицо ее совершенно неподвижно, как будто отлито из воска, глаза, как кажется, прикрыты. Волосы забраны в высокий узел, черные или, может быть, седые. На ней длинная прозрачная ночная сорочка, ниспадающая до земли, собирающаяся в глубокие складки вокруг ее невидимых или только угадываемых щиколоток, поэтому кажется, что она парит в воздухе, лунатически прозрачная и легкая. Эта ночная сорочка розовая или телесного цвета, или же в свете лампы эти два цвета смешиваются и сливаются друг с другом. На расстоянии не больше вытянутой руки за ней бесшумно скользит другая женщина, в такой же ночной сорочке, ниспадающей до земли. И у нее волосы собраны в высокий узел, лицо как будто отлито из воска, глаза как будто закрыты. У этой второй нет лампы, но она протягивает руку вперед, как будто хочет забрать лампу из рук той, первой, перехватить ее, поэтому теперь она похожа не столько на близнеца, сколько на тень той, первой, на ее образ, отражающийся в каком-то боковом зеркале или в раскрытой створке какого-то шкафа, или в блестящих поверхностях мебели.

6

Вьюга на мгновение стихла, снег падает мелкими редкими хлопьями. Человек стоит перед дверью. На голове у него серая шляпа, поношенное пальто доходит до щиколоток и гамаш мышиного цвета, натянутых поверх блестящих галош. Одной рукой он прижимает к груди, у сердца, засаленный портфель из свиной кожи, в другой держит трость. Человек начинает двигаться. Слева от него, в двух-трех метрах от засыпанного снегом санного пути, появляется застекленная одноэтажная веранда. Из-за застекленных дверей, ведущих в дом с верандой, слышится приглушенный смех, и голоса, чью принадлежность невозможно определить. Когда человек оказывается на уровне дверей, смех вдруг становится слышен лучше. Похоже, кто-то быстро открыл двери. Человек смотрит в ту сторону. Стол стоит напротив дверей, вдоль, поэтому он его не видит целиком. Место во главе стола пустует (или здесь еще мгновение назад сидел тот или та, кто открыл дверь?); фарфоровая тарелка стоит и здесь, как и наполовину полный бокал красного вина. На противоположном конце стола (или это почетное место за столом?) сидит какая-то женщина с высокой прической и в черном платье. По обеим сторонам стола, почти на одной высоте, симметрично, сидят по две персоны в профиль: две женщины в черных платьях, может быть, чуть моложе той, первой, и напротив них человек с желтым лицом и еще кто-то, кого плохо видно. При свете, падающем с противоположной стороны (сквозь чуть раздвинутые портьеры залетают мелкие снежинки, похожие на конфетти), четко видны симметрично расставленные фарфоровые тарелки, посуда и стекло. Поросенок размещен по продольной линии, точно посередине, на маленьком возвышении. Человек видит его в укороченной проекции: короткие ушки и хвост колечком на крепеньком, отливающем бронзой тельце. Пятачок повернут к нему, между почерневшими зубами и клыками зеленое яблоко. Рука человека с желтым лицом остановилась, вместе с бокалом, на полпути между столом и желтыми зубами. Это случилось в тот момент, когда через открытую дверь он увидел человека с тростью.

7

Человек сидит на скале у дороги. Скала округлая, грубо вытесанная, и на ней явно заметен эффект эрозии и времени, в пористой, губчатой ткани, вокруг которой кругами расходятся пятна лишайника в виде мелких капель, похожих на ржавчину. Очевидно, что этот камень попал сюда, на край пропасти, не случайно, сюда его поместила человеческая рука и придала ему окончательную форму (насколько ее вообще можно назвать окончательной). В верхней части скалы находится небольшое углубление в форме седла, в более темном, сером слое, который наверняка отличается по геологическому возрасту и составу от основной массы известняка. По внешнему краю углубления проходит канал глубиной с большой палец, длиной сантиметров двадцать. Канал пролегает под прямым углом к оси скалы. Ровная линия канала свидетельствует о том, что и он выдолблен человеческой рукой: похожие на улиток полукружья, несомненно, следы пневматического отбойного молотка или металлического клина, при помощи которого пробито отверстие для динамита (если кусок скалы не был отбит от нее при помощи только механической силы). Человек оглядывается. На ровном скальном откосе, возвышающемся с другой стороны дороги, подобно высокой стене, он обнаруживает в скале прямое вертикальное углубление, которое могло бы полностью совпадать, как симметричная вторая половина, с каналом на углублении в форме седла, еще и потому, что и на крутом срезе можно ясно различить слои — верхний, более темный, и нижний, более светлый и хрупкий. Под большим утесом до самого горизонта простирается скалистый массив, изрезанный глубокими складками, ущельями и трещинами. Метрах в двадцати под скалой, на которой сидит человек, еще можно заметить рыжеватые и кирпично-красные пятна лишайника, которые где-то становятся совсем белыми, как будто острые утесы обрызганы извёсткой или усыпаны птичьим пометом. У скалы, на которой он сидит, из глубоких трещин вдоль дороги выглядывают растрепанные, пыльные листья полыни, уже немного выцветшие. Человек ощущает их запах, и как он поднимается вверх вместе с жаром, источаемым раскаленным камнем. Редкий кустарник, разбросанный по склонам и расселинам, своей бледной зеленью резко отличается от бледного серого камня и светлых пятен лишайника, похожего на пятна побелки. На далеком сером склоне, уходящем к горизонту, просматриваются белые ленты дороги, спускающейся параллельными косыми линиями, врезающимися в скалу. Дорога становится все уже, от ущелья к ущелью, чтобы рядом с зеленым поясом стать совсем узкой, похожей на козью тропу, свернуться в меандры и в одну, четкую прописную букву М, как три четкие линии на ладони. В прерывистых, кривоватых линиях, где сливаются суша и море, видны глубокие бухты и заливы, а между ними заостренные скалистые горы. Солнце, совершенно круглое и красное, именно сейчас касается заостренной вершины. Большие тени гор окрашивают синеву моря в темно-зеленый цвет, отделяя четкой линией синее от зеленого, как две краски, которые не смешиваются, по крайней мере, не так легко и основательно, как смешиваются на далекой линии горизонта синева неба и синева моря.