Голдсмит-эссеист и английская журналистика XVIII века - А Ингер

Так постепенно на страницах "Пчелы" возникает ощущение трагического разрыва между философскими построениями просветителей и реальным общественно-историческим процессом. Надежда на религиозно-этическую проповедь как на единственное средство утешения далеких от философии бедняков уживается с пониманием тщетности этой проповеди, а поэтизация сельской идиллии - с сознанием, что она невозвратима и едва ли когда реально существовала. Такое мироощущение характерно было для английского сентиментализма, связанного с просветительством и выражающего кризис его. Это сказалось в очерках "Гражданин мира" и еще более в романе "Векфильдский священник" (1766) и поэме "Покинутая деревня" (1770).

Естественно, что при таком взгляде на положение вещей "Пчела" не могла рассчитывать на интерес тех читателей, которым импонировал "Свет"; издание Голдсмита не пользовалось особым успехом. В IV номере он спрашивал, не переменить ли ему название журнала? Несомненно "Королевская пчела" или "Антифранцузская пчела" звучит лучше, иронизировал писатель. Или, быть может, обратиться к таким популярным темам, как "... прославление прусского короля.., диссертации о свободе.., наше несомненное превосходство на морях.., история старухи, у которой зубы выросли до трех дюймов.., оды по случаю наших побед?" {CW I, 418.} Вторить официозной печати или потрафлять вкусу обывателей Голдсмит не собирался; на восьмом номере (24. XI. 1759 г.) журнал прекратил свое существование.

Однако Голдсмит не сдавался: спустя два месяца он предпринял новую попытку добиться успеха на поприще журналистики, осуществил давно, по-видимому, вынашиваемый им замысел. Это был цикл писем-очерков, еженедельно публиковавшихся в газете издателя Ньюбери "Общественные ведомости". Газета начала выходить 12 января 1760г., а первые два письма появились 24 января 1760 г. без подписи и названия, с пятого письма они стали нумероваться, тогда же появилось и название "Китайские письма". До ноября 1760 г. публикация очерков была особенно интенсивной (от 8 до 11 в месяц), они содействовали успеху газеты Ньюбери, и многие очерки самовольно перепечатывались другими периодическими изданиями. Но затем "Китайские письма" стали появляться в газете все реже, былой интерес к ним начал ослабевать, да и сам Голдсмит, видимо, уже тяготился этой затянувшейся публикацией. Он был в это время поглощен иными замыслами: именно в этом году он работал над романом "Векфильдский священник", отделывал поэму "Путешественник", продолжал писать очерки для других журналов (около 30 за два года-1760-1761). Последнее, CXVIII письмо появилось 14 августа, а в мае 1762 г. все они вышли отдельной книгой анонимно.

Готовя это первое отдельное издание, Голдсмит подверг текст тщательной стилистической редактуре; особенно заботливо он отделывал окончания писем, добиваясь в них афористической сжатости и легкости. Он переменил многие очерки местами и дополнил цикл "Предуведомлением издателя", а также еще четырьмя письмами: два из них печатались уже прежде - CXVII письмо (упоминавшаяся выше "Картина ночного города" из "Пчелы") и CXIX письмо о калеке-солдате (в "Британском журнале", э VI, 1760 г.), а два (CXXI и СХХП) были написаны специально для этого издания. Выбор именно этих очерков и их расположение в конце книги, по соседству с очерками об английских выборах (СХП) и судебной системе (XCVIII), ясно показывают, что Голдсмит заботился о том, чтобы у читателя к финалу сложилось вполне определенное впечатление, в котором преобладала бы сатирическая оценка английской действительности. Теперь книга включала 123 очерка. Появилось и новое название: "Гражданин мира, или Письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на Востоке".

Мысль, выраженная в этом названии - гражданин мира (причем слова эти несколько раз повторяются и в самом тексте книги), свидетельствовала о существенных переменах, происходивших в реальной жизни и отразившихся в идеологии и сознании того времени. Выражение "гражданин мира" было широко распространено в среде философов эпохи Просвещения и служило тогда характеристикой человека передовых убеждений. Тому были свои причины. Развитие буржуазных отношений, далекие путешествия и географические открытия, знакомство с народами прежде неведомых стран и континентов, невиданный дотоле размах торговли и возникновение мирового рынка - все это "разрывало рамки местной и провинциальной ограниченности" {К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 412.} феодальной эпохи, рождало чувство общности человечества - обитателя одной планеты. У просветителей крепло ощущение, что передовые мыслители разных стран - люди одного лагеря, соратники в борьбе против общего врага: феодального неравенства, произвола и обскурантизма, соратники в пропаганде достижений человеческой мысли, способствующие сближению народов, равно ответственные за судьбу всех людей, радеющие о благе не только своей родины, но и всего человечества. Пафос этой идеи пронизывает всю книгу Голдсмита, и потому новое название значительно больше соответствовало ее содержанию.

После выхода "Гражданина мира" Голдсмит больше почти не обращался к жанру очерка. В 1765 г., как бы подводя итоги, он опубликовал сборник своих избранных эссе, куда включил 25 очерков, и в их числе 8 из "Пчелы", 9 из "Гражданина мира", а остальные из других журналов, в том числе, возможно, самый лучший свой очерк "Видения в таверне "Кабанья голова" в Истчипе" (впервые был опубликован в "Британском журнале" за февраль, март, апрель 1760 г.) {В этом очерке автору, пропустившему несколько рюмок в таверне, где некогда прославленный герой Шекспира сэр Джон Фальстаф пировал со своими собутыльниками, привиделось, будто он беседует с тогдашней хозяйкой таверны миссис Квикли и та повествует ему историю таверны за триста лет. За. это время таверна была превращена сначала в монастырь, затем в публичный дом, потом в молельню для сектантов и, наконец, стала местом политических сборищ сначала вигов, а затем тори. Ее рассказ превращается в картину английских нравов с XV по XVIII в. Это повесть о беззакониях, грубом суеверии и невежестве, развращенности, жестокости нравов, о насилиях, чинимых знатью, церковью и королем. Сравнивая "век нынешний" и "век минувший", автор поначалу с наивным умилением восхищается победами англичан времен Столетней войны и считает, что англичане были тогда храбрее и мудрее нынешних. Миссис Квикли, напротив, убеждена, что человечество не становится ни хуже, ни лучше, то же самое низменное честолюбие, которое "прежде побуждало придворного поступаться своей верой, чтобы угодить королю, побуждает его теперь поступаться своей совестью, чтобы угодить министру". И теперь царят тщеславие, глупость и порок, но только под другой личиной. И к этому выводу склоняются постепенно и автор и читатель (CW III, 97-112).}.

* * *

Мысль опубликовать серию очерков, связанных единым сюжетом, придав им характер писем путешественника, уроженца Востока, оказавшегося в Европе, возникла у Голдсмита не случайно. Решающую роль, по-видимому, в этом сыграл огромный успех "Персидских писем" Монтескье (1721), породивший множество подражаний, хотя ни одно из них так и не достигло ни художественного уровня, ни популярности книги французского просветителя. Автор лучшего исследования об источниках "Гражданина мира" Хамильтон Смит {Smith H. J. Ol. Goldsmith's The Citizen of the world. New Haven, The Yale University Press, 1926, pp. 8-9.} обратил внимание на то, что, рецензируя работу Вольтера "Всеобщая история" в "Ежемесячном обозрении" (август 1757), Голдсмит включил в свою рецензию слова Вольтера из другого сочинения - "Век Людовика XIV", где указывалось, что двери французской Академии открылись перед Монтескье именно потому, что сатира в его книге была дана в чужеземном обличий. "Сатира, звучавшая горько в устах азиата, - писал Вольтер, - потеряла бы всю свою силу, исходи она от европейца" {The works of Ol. Goldsmith, ed. by J. W. M. Gibbs, in V vols, v. IV, L., 1884-1886, p. 281.}. Возможно, мнение такого авторитета, как Вольтер, предопределило выбор Голдсмитом жанра его произведения.

Впрочем, книга такого рода впервые появилась в Англии задолго до "Персидских писем": это был перевод произведения Мараны "Письма турецкого шпиона" {Marana C. P. Letters written by a Turkish spy. L., 1687-93.}. Напечатанная еще в 1687-1693 гг., она выдержала к году смерти Голдсмита 26 изданий. Писатель ее знал: еще в мае 1753 г., совсем молодым человеком, он пишет из Эдинбурга своему дяде, что живет уединенно, как турецкий шпион в Париже {CL 5.}. В книге Мараны сатира на европейские, и особенно французские, нравы XVII в. сочеталась с интригующим сюжетом, рассказом об опасностях, угрожавших турецкому шпиону, о его любви к прекрасной гречанке Дориде и т. д.

Из английских подражаний Монтескье следует назвать книгу Джорджа Литлтона (1708-1773) "Письма перса из Англии к друзьям в Исфагани" {1735) {Lytteltone C. Letters from a Persian in England to his friends at Ispahan. L., 1735.}, в которой политическая сатира сочеталась с авантюрным сюжетом, во многом напоминающим приключения героев книги Голдсмита Хингпу и Зелиды, причем у героини было такое же имя - Зелида.