Чугунные сапоги-скороходы - Донцова Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давайте познакомимся. Михаил Григорьевич Воробьев, главврач больницы.
Он помолчал пару секунд и продолжил:
– Отец мой Григорий Изович Розенберг. Вы же еврей?
Мильштейн окончательно растерялся, но кивнул.
– Истинный еврей истинному еврею всегда поможет, – заявил Воробьев, – виновник аварии мой сын Игорь. Он сломал вам руку и ногу. У меня предложение. Я лечу вас в человеческих условиях, еду вам будут привозить мои люди. Любой ваш каприз за мои деньги. Подходит?
– А что должен сделать я? – осведомился Юрий.
– Вы должны забыть, что попадали под машину, – объяснил Михаил Григорьевич. – Если кто поинтересуется, что случилось, скажите: «Полез дома на антресоли и упал с лестницы». Мы останемся друзьями, вы получите вместе со мной лучших врачей Москвы. Ни у вас, ни у членов вашей семьи никогда не будет проблем с оказанием медпомощи. Бесплатной. У нас с женой, Маргаритой Львовной, два сына, я не хочу, чтобы один из них попал на зону.
Мильштейн попытался сесть.
– У меня две дочери. И вообще один истинный еврей глаз второму истинному еврею не выклюет. Рухнул я со стремянки, сам виноват, дурак!
Михаил обрадовался, велел принести в палату все, что могло бы развлечь музыканта. Юрию притащили книги и зачем-то альбом для рисования, карандаши. Виолончелист начал, как он потом говорил, марать белую бумагу, увлекся, главврач увидел ироничные работы больного и пришел в восторг. Оказавшись дома, Юрий переписал свои произведения красками. Воробьев, у которого повсюду были связи, попросил одного приятеля устроить выставку картин Мильштейна. И все они быстро продались.
После травмы играть на виолончели было трудно. Постановка левой руки на этом инструменте должна содействовать достижению точной интонации, обеспечить удобство переходов по грифу. Мильштейн прекрасно орудовал в быту левой рукой. А вот концертировать, как раньше, не получалось.
Юрий Сергеевич сначала очень переживал, боялся, что не сможет содержать семью, уходил в свой кабинет и рисовал, чтобы не впасть в глубокое уныние. А потом понял: он теперь художник, причем успешный, и способен прилично зарабатывать.
Знакомство с Воробьевым переросло в крепкую дружбу, а потом и в родство. Дочь Мильштейна Светлана вышла замуж за сына Михаила, за того самого Игоря, который сбил Юрия на переходе.
Зинаида Борисовна посмотрела на пустую чашку.
Никита встал и направился к чайнику.
– Я очень долго говорю, да? – смутилась Морина.
– Чем больше информации мы узнаем, тем лучше, – улыбнулась Ада Марковна.
– Осталось совсем немного рассказать, – пробормотала Зинаида. – Миши, его жены и Юры уже нет в живых. Я живу на втором этаже, Света и Игорек на третьем, четвертый занимают Сонечка с Петром, они не расписаны, но уже давно взрослые, сами разберутся без моих советов. Остальные квартиры пока закрыты. Станет туго с деньгами, сдам их. Но пока с финансами проблем нет. Некоторое время назад в районе полудня, когда я находилась в доме одна, раздался звонок в дверь.
Я внимательно слушала посетительницу.
Зинаида удивилась, посмотрела на экран домофона, увидела молодого мужчину с дорожной сумкой и спросила:
– Вы к кому?
– Добрый день, – вежливо ответил парень. – Простите, я разговариваю с госпожой Мориной?
– Да, – подтвердила Зинаида.
– Меня зовут Федор, я сын Наума, младшего брата Игоря Михайловича. Вот мой паспорт.
На экране домофона появилась страница документа. Зинаида Борисовна увидела имя, фамилию, отчество и нажала на кнопку.
Через полчаса она узнала, что Наум умер от тяжелой болезни. Его сын, вполне успешный бизнесмен, решил перебраться в Подмосковье.
– В столице я не могу купить квартиру, – откровенно признался нежданный гость, – цены на недвижимость нереальные. Я единственный наследник отца, мама давно умерла, братьев и сестер у меня нет. Мне удалось заинтересовать своим бизнесом некоторых серьезных людей в столице. И вообще в Москве кипит жизнь, здесь много возможностей. А в городе, где я родился, – стоячее болото, там никому ничего не надо. Я не женат, детей не завел, не связан никакими обязательствами. Продал квартиру и загородный дом родителей, добавил к полученной сумме накопления отца, и мне хватило на небольшой дом в Подмосковье. Сейчас я там делаю ремонт. Сразу скажу, денег мне не надо. Если можно, приютите меня на короткий срок, я вас ничем не обременю, только ночевать буду. Почему прошу? Я договорился о сотрудничестве в трех местах, мною заинтересовались, сейчас обсуждаются условия договоров. Я слегка приврал будущим партнерам, не хочу, чтобы они знали, что у меня есть деньги только на еду. Поэтому объяснил: «Купил особняк в Подмосковье, но за руль пока не сел. Движение в столице интенсивное, нет у меня опыта управления автомобилем в условиях мегаполиса, я нанял инструктора, позанимаюсь немного, привыкну и тогда опять буду рулить своим “Бентли”». Но никакой «Бентли» мне пока не по карману, был старенький «Хундай». Я на нем в столицу со всем хабаром приехал, а как только добрался, «лошадь» выдохлась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Зинаида Борисовна улыбнулась.
– Мне его честность понравилась, стало жаль парня. Потеря родителей – тяжелая травма, и любящей женщины рядом нет. Машина сломалась, ее дешевле продать, чем чинить. И, как назло, нужно ежедневно приезжать в Москву. С электричкой проблемы, она не всегда останавливается на платформе, где Федор садится в поезд, утром в шесть, потом в девять тридцать. А встречи назначаются на десять. Воробьеву приходится приезжать в Москву около семи и ждать в метро. Он стеснялся попроситься к нам на постой. Но потом у него от всех перипетий обострилась язва. Попасть сейчас в клинику для него смерти подобно. Партнеры поостерегутся иметь дело с больным. Ну, я и пригрела его. Места-то полно! Две квартиры на нижних этажах пустуют.
Клиентка замолчала.
– Судя по вашему рассказу, вы впервые увидели Федора, – сказал Иван Никифорович.
– Правильно, – согласилась Зинаида.
– Смею предположить, что братья не общались? – задала свой вопрос Ада Марковна.
Зинаида опустила глаза.
– Да. Но какое это имеет значение? Наум младше Игоря, Маргарита обожала младшего, тот появился на свет, когда мать была уже не юной девушкой. Понятно, что мальчика избаловали, он рос крайне непослушным, убегал из дома, вот такой ребенок. Игорек же уважал родителей, не доставлял им неприятностей. Сейчас он владеет бизнесом, содержит семью. Наум же уехал в другой город и пропал. Но Федя-то племянник Игорька. Родство веником за порог не отправить, пришлось помочь парню. Он мне понравился. Правильная речь, воспитанный, с набитым ртом за столом не болтает. Вежливый. Аккуратный. Ненавязчивый. Правда, возник вопрос.
Зинаида подняла одну бровь.
– Я логопед, врач, знаю, что с язвой желудка надо соблюдать диету.
– Верно, – согласился Вадим Борисович.
– А он ест копченую колбасу! – воскликнула Зинаида. – На завтрак бутерброды с ней делает. Ломоть черного хлеба, слой масла толщиной в метр, сверху штук пять-шесть кусков брауншвейгской колбаски, не тоненьких. Три-четыре таких сендвича. Запивает их черным кофе без молока и сахара. Странно же?
– Такую ежедневную трапезу не стоит устраивать даже очень здоровому человеку, – заявил Пирогов, – а уж больному тем более!
– Я приготовила утку с яблоками, – вздохнула Морина, – к ней картошку. Федор полакомился целой ножкой, потом крылом и половиной грудки.
– И не умер? – с самым серьезным видом осведомился Коробков.
– Нет! – воскликнула Морина. – Запил все лимонадом сладким. Пол-литровую бутылку дюшеса одним махом опустошил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Ого, – не выдержала я, – жирная утка с гарниром плюс газировка. Да после такого угощения неизбежны проблемы с пищеварением.
– Конечно, – согласилась Зинаида, – но это еще не все странности. Федор уезжает по делам утром, с десяти часов наша квартира пустует. Дети отправляются на работу, я еду в Марфо-Мариинскую обитель. Всю жизнь работаю детским логопедом, сначала в разных поликлиниках, потом случайно попала в этот монастырь: в нем оказывают бесплатную помощь ребяткам с ДЦП. И вот уже не один год для меня это лучшее место на свете. Приду туда и уходить не хочется. Дети замечательные, родители стойкие, сотрудники умницы. А уж настоятельница – диво дивное, чудо чудное. Доброты бесконечной, умная, милосердная. Дочки мои выросли, у внуков няня. У меня все хорошо в материальном плане. Поэтому я могу в обители много времени проводить, оказывать там помощь. Домой поздно прихожу. И тут случилось…