Рай во грехе - Алексей Бачаев

нет красоты. Именно из-за этого мы такие.

– Какие?

– Чувственные.

– Если честно, я немного по-другому представляла себе чувственных людей…

– Хочешь посмотреть через мои очки?

– Да. – ответила Настя, хоть это и показалось ей странным. Мэлл зажмурил глаза и снял с себя очки, протянув их Насте. Она надела их и стала смотреть по сторонам.

– Что это за очки? Я вижу одни лишь контуры! – рассмеялась Настя.

– И я тоже.

– Для чего они?

– Для защиты… от красоты. Чтобы не сойти с ума.

– Ты что, боишься красоты?

– Нет, просто я не могу себе позволить сходить здесь с ума. Ведь меня ждут.

– Я бы на твоем месте так не загонялась. Ведь ты уже сошел с ума. Ведь ты не пришелец? Правда?

Мэлл ничего не ответил. Лишь улыбнулся. Улыбка его содержала столько слов, сколько не скажешь за час.

– Ладно, можешь не отвечать. Я все равно буду считать тебя пришельцем, даже если это не так. Честно говоря, на землянина ты не похож.

– Это плохо.

– Что плохо?

– Что не похож. Я учился быть похожим на людей. У меня даже есть это.

Мэлл достал из кармана сигарету и вставил в рот.

– Не той стороной. – рассмеялась Настя. Она вынула сигарету изо рта Мэлла и помогла ему сделать все правильно.

– Вот так вот. Только все равно это тебе не поможет. Ты слишком странный.

– Тогда я не буду так делать. Это не вкусно.

– Здорово, что ты так быстро пришел к такому заключению. – рассмеялась Настя. – А ты на каждой планете вот так маскируешься?

– Да. Я пытаюсь. Но везде так же бесполезно, как и с этой…

– Сигаретой. – подсказала Настя.

– Да, с ней. Очень сложно становиться другим.

– А ты много других планет посетил? Ты ведь везде путешествуешь, да?

– Да, я люблю путешествовать, открывать другие миры, культуры. Это очень интересно. Но я не считаю, сколько посетил планет, знаю только, что много. Это моя работа.

– Крутая у тебя работа! Я бы тоже хотела так, летать по космосу, искать обитаемые планеты. Возьмешь меня с собой?

– Это сложно. Но я могу тебя взять. – Ответил пришелец. На его лице изобразилось что-то вроде смущения.

– Да ладно? И куда мы полетим? Я хочу на Альфу – Центавру.

– Там нет планет.

– Блин, вот отстой. Тогда предлагай ты.

– Можно полететь на Эол. Там очень красиво. Почт, как у вас.

– Ну, Эол так Эол. – рассмеялась Настя.

– Только нужно сначала выполнить задание.

– Это не проблема. Мэлл, а можно тебя спросить? – быстро сменила тему Настя.

– Да. – Ответил Мэлл, убирая сигарету обратно в карман.

– Ты вчера говорил про свой мир, что там есть высшие и низшие… скажи честно, ты хочешь стать высшим?

– Нет.

– Я так и знала. А почему?

– В нижнем мире ты ничто, но можешь делать все, что хочешь. В верхнем – ты все, но не можешь делать ничего, кроме как соблюдать правила. Чтобы стать высшим, нужно избавиться от низкого. Ото всего. Превратиться в одно только созерцание. Но я так не могу.

– Не можешь, в смысле, что тебе сложно?

– Нет. Я просто считаю, что вся красота и есть в низшем. По крайней мере для меня.

– А если ты ошибаешься?

– Я не ошибаюсь. Я чувствую, что прав.

– А как ты это чувствуешь? Ты ощущаешь что-то в себе?

– Я чувствую тепло. Не знаю как объяснить это… просто чувствую.

– Ясно. А я решаю все по-другому. Если мне хочется улыбаться, значит все правильно. Когда я говорю с тобой, мне хочется улыбаться.

– Улыбка… это всего лишь чувство.

– Ну не скажи. Вот ты любишь музыку?

– Что это, музыка? – спросил её Мэл.

– У вас что, нет музыки? – удивилась Настя.

– Нет.

– Как вы живете… Музыка – это… сейчас я покажу.

После этих слов, Настя поднялась с земли и побежала в сторону фургона. Через несколько секунд она вернулась с гитарой. Она села рядом с Мэллом и, по привычке чему-то улыбнувшись, принялась перебирать струны. К песням птиц, которыми заливалась степь, добавился мелодичный голос Насти, напевавшей старую балладу про любовь. Мэлл смотрел на красивое лицо девушки, смотрел на её живые глаза и губы, и что-то горячее пробудилось в нем. Только теперь ему вдруг открылось значение слова «улыбка», которое до этого было всего лишь словом. Мэлл чувствовал, что звуки, рождаемые Настей, что-то меняют в нем. Они, словно ручей, ворвались к нему в душу и перевернули там все, что прежде стояло по своим местам.

– Ну как, что ты почувствовал?

– Не знаю… что-то хорошее. Горячее.

– А ты не почувствовал любовь?

– Не знаю. Возможно.

– Я почувствовал любовь! – просипел из своего спальника Борода. Он оторвал лицо от земли и напоминал едва выбравшегося из утробы матери ягненка. – А если кто-нибудь сварит кофе, меня разорвет от экстаза.

– Нет дров для костра. – ответила Настя.

– Я сейчас схожу. поищу.

– Не нужно. Ты вчера последнее дерево в человека превратил. Лучше я сама схожу.

– Хорошо. А я посторожу пришельца.

– Я больше не за пришельца, а за тебя переживаю. – рассмеялась Настя. А потом она поднялась и, подвязав волосы, пошла в сторону небольшого холма, на вершине которого рос кустарник. Её босые ноги сбивали последние росинки с полевых цветов, и ей, почему-то, казалось, что именно этого утра она ждала всю свою жизнь.

Поднявшись на холм, Настя увидела, что с другой его стороны расстилается ровно такая же степь, как и с другой. Вся она была словно бескрайний океан. Нигде не было видно ничего, кроме травы и цветов. Настя, запыхавшаяся после подъема, легла в траву рядом с кустом, к которому шла, и стала смотреть в небо. Её сердце билось изо всех сил. Сначала, она просто улыбалась и вдыхала аромат степной травы. А потом, что-то случилось. Что-то невидимое коснулось её сердца и там стало так легко и спокойно, как будто она снова стала ребенком.

***

– Борода, ты все еще не в раю? Красава. – проговорил Андрей, выбравшись из вагона. После он зашел за него, чтобы отлить.

– Нет. – ответил Борода. Он свисал над тем местом, где был костер и, разминая плечи, курил.

– А где этот ваш, Евангелист? – вновь зазвучал голос Андрея, поправлявшего на ходу штаны.

– Ушел. – ответил Борода. Блаженное лицо его светилось в лучах солнца, которое уже висело почти в зените.

– Ушел?

– Да.

– Просто ушел и все?

– Нет. Чего-то сказал. Не помню. Я медитировал.

– Блин, Борода, а если Чекотила придет и спросит, можно ли тебя в зад поиметь, ты тоже забьешь на все? Как вы, буддисты, живы