Карусель - Розамунда Пилчер

Фебе это очень понравится, и я порадовалась за нее. Я сложила газету, глянула в окно и увидела, что мы уже проехали городские предместья и выбрались за город. День был пасмурный, плыли большие серые тучи, но время от времени между ними то тут, то там проглядывали фрагменты прозрачного голубого неба. Деревья начинали желтеть и теряли первые листья. На полях работали тракторы, а приусадебные сады, мимо которых мы проносились, были пурпурными от бельгийских астр.

Я вспомнила про свою маленькую соседку и повернулась, чтобы взглянуть, пришла ли она в себя. Она не открывала своих комиксов и до сих пор не расстегнула пальто, но слезы высохли, и она выглядела более спокойной.

— Куда путь держишь? — спросила я.

— В Корнуолл.

— Я тоже еду в Корнуолл. А куда именно ты направляешься?

— К бабушке.

— Это здорово. — Я задумалась. — Но разве сейчас подходящее время? Разве ты не должна быть в школе?

— Должна быть. Я учусь в школе-интернате. Мы все туда съехались, а там взорвался бойлер, поэтому они закрыли школу на неделю, пока не починят, а нас отправили по домам.

— Какой кошмар. Надеюсь, никто не пострадал?

— Нет, но миссис Браунриг, наша директриса, слегла на целый день. У нее был шок.

— Неудивительно.

— Поэтому я отправилась домой, но дома никого нет, кроме отца. Моя мама отдыхает на Майорке и приедет лишь к концу недели. Поэтому мне пришлось отправиться к бабушке.

В ее устах это звучало как не слишком радужная перспектива. Я попыталась придумать что-нибудь утешительное, чтобы поднять ей настроение, но она раскрыла свои комиксы и подчеркнуто уселась их читать. Мне было интересно, но я поняла намек и тоже принялась за свою книгу. Мы продолжали ехать молча, пока не пришел официант из вагона-ресторана, сообщивший, что можно пойти пообедать.

Я отложила свою книгу и, зная о том, что у нее есть деньги, спросила:

— Не хочешь ли пойти пообедать?

Она взглянула на меня в замешательстве:

— Я… я не знаю, куда надо идти.

— Я знаю. Не хочешь пойти со мной? Мы можем пообедать вместе.

Выражение замешательства сменилось на ее лице большим облегчением:

— Ох, правда? У меня есть деньги, но я еще никогда не ездила на поезде одна и понятия не имею, что надо делать.

— Ничего. Все поначалу кажется сложным. Пойдем пока все столы не заняли!

Мы прошли по тряским коридорам, нашли вагон-ресторан и уселись за столик на двоих. На столе лежала свежая белая скатерть и в стеклянном графине стояли цветы.

— Мне жарковато, — сказала она. — Как вы думаете, можно мне снять пальто?

— Конечно, хорошая мысль.

Она разделась, и к ней подошел официант, чтобы помочь. Он сложил пальто и повесил его на спинку ее стула. Мы открыли меню.

— Ты голодна? — спросила я.

— Да. Завтрак был целую вечность назад.

— А где ты живешь?

— В Саннингдейле. Я приехала в Лондон на машине вместе с отцом. Он ездит туда каждое утро.

— Вместе с… Так это твой отец тебя провожал?

— Да.

Он даже не поцеловал ее на прощание.

— Он работает в одном из офисов в Сити.

Наши взгляды встретились, и она поспешно отвела глаза.

— Он боялся опоздать.

— Мало кто не боится, — сказала я мягко. — А ты едешь к его матери?

— Нет, бабушка — мама моей мамы.

— А я еду к своей тетушке, — словоохотливо сообщила я. — Она сломала руку и не может водить машину, поэтому я собираюсь ухаживать за ней. Она живет на самом краю Корнуолла в деревне Пенмаррон.

— Пенмаррон? Но я тоже туда еду!

— Вот это да!

Это было занятное совпадение.

— Меня зовут Шарлотта Коллиз. Я внучка миссис Толливер. Вы знаете миссис Толливер?

— Да. Не очень хорошо, но я-таки знаю. Моей матери доводилось играть с нею в бридж. А мою тетушку зовут Феба Шеклтон.

При этих словах ее лицо прояснилось. Впервые с тех пор как я ее увидела, она вела себя как обычный возбужденный ребенок. Глаза за очками широко распахнулись, а рот приоткрылся от радостного изумления, обнажив зубы, которые были великоваты для ее узкого лица.

— Феба! Феба — мой лучший друг! Я бываю у нее и пью с нею чай всякий раз, как приезжаю погостить к бабушке. Я и не знала, что она сломала руку. — Она вгляделась в мое лицо. — А вы… вы, наверное, Пруденс?

— Да, — улыбнулась я. — Откуда ты знаешь?

— Я подумала, что ваше лицо мне знакомо. Я видела вашу фотографию в гостиной у Фебы. Всегда считала, что вы красивая.

— Спасибо.

— И Феба всегда рассказывает мне о вас, когда я у нее бываю. Пить с ней чай очень здорово, потому что она не похожа на обычных взрослых и с ней легко быть самой собой. И мы всегда играем в карусель, сделанную из старого граммофона.

— А, это моя карусель. Ее сделал для меня Чипс.

— Я никогда не видела Чипса. Он умер так давно, что я этого не помню.

— А я никогда не видела твою матушку.

— Но мы приезжаем к бабушке почти каждое лето.

— А я обычно бываю там на Пасху, иногда — на Рождество. Поэтому мы до сих пор и не встречались. Кажется, я даже не слышала ее имени.

— Аннабель. Раньше она была Аннабель Толливер, а теперь ее зовут миссис Коллиз.

— У тебя есть братья или сестры?

— Брат Майкл. Ему пятнадцать лет, он в Веллингтоне.

— А в Веллингтоне бойлер не взрывался?

Это была попытка внести в нашу беседу шуточную нотку, но Шарлотта не улыбнулась.

— Нет, — ответила она.

Я принялась читать меню и задумалась о миссис Толливер. Я помнила ее как высокую, элегантную и довольно холодную даму, всегда безупречно выглядевшую, с ухоженными седыми волосами, тщательно плиссированными юбками и начищенными до блеска длинными узкими туфлями. Я представила себе Уайт-Лодж, где будет гостить Шарлотта, и задалась вопросом, что может делать ребенок в таких аккуратно подстриженных садах и в таком тихом и благочинном доме.

Я взглянула на девочку и обнаружила, что, морща лоб, она тоже пытается решить, что заказать на обед. Она казалась печальным маленьким человечком. Мало удовольствия в том, что тебя отправляют из школы домой, потому что взорвался бойлер. Неожиданный и, наверняка, нежеланный поворот событий, поскольку твоя мать за границей и некому о тебе позаботиться. Мало удовольствия в том, чтобы одной ехать на поезде к бабушке в другой конец страны. Мне вдруг захотелось, чтобы миссис Толливер была уютной и приземистой, с круглой теплой грудью и страстью к вязанию кукольных платьев и пасьянсу.

Шарлотта подняла глаза и увидела, что я смотрю на нее. Она тяжело вздохнула.

— Я не знаю, чего я хочу.

— Ты только что говорила, что очень голодна. Почему бы тебе не заказать полный обед?