Слепая зона - Ксана М
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Качнул головой, а затем взбежал по лестнице наверх. Бросил спортивную сумку на пол в своей комнате и двинулся на звуки.
Пока шел по коридору ― готовил громкую, подкрепленную разумными аргументами речь, которая должна была заставить эту взбалмошную девчонку, наконец, думать головой. А если не выйдет ― решил, что буду действовать радикальнее. Заблокирую все её кредитки к чертям собачьим и запру в комнате до тех пор, пока не поумнеет.
Когда подошел к гостевой комнате, песня уже сменилась. Теперь это было что-то из американского рока. Качнув головой, поднял взгляд и, как придурок застыл в дверях.
У противоположной стены спиной ко мне стояла девушка ― и это, черт подери, явно была не Лори. В рваных джинсовых шортах, едва прикрывающих её округлую задницу, и короткой белой полупрозрачной рубашке, завязанной на талии, она скакала вдоль стены, что―то небрежно на ней малюя.
Стоп, это что, на хрен такое, краска?
Хотел было спросить, какого дьявола эта девица забыла в моём доме и как вообще в него попала, а лучше ― какого дьявола делала ― но рыжее недоразумение внезапно запело.
– Это не в моих слова-а-а-ах, они здесь и та-а-ам! Но всё, что причинило бо-о-оль, научило расти-и-и! Это не в моей коже-е-е, не в моих шрам-а-а-ах! Потому что мой ог-о-о-онь ― он внутри-и-и-и!
Что за…
Её рыжие кудряшки забавно подпрыгивали, и я не сразу заметил, что у неё на глазах повязка. Да что за хрень здесь, мать вашу, творится?
Хотел задать этот долбанный вопрос вслух, но не успел.
Недоразумение вновь заголосило:
– Я чувствую это в моих костя-я-ях! Я чувствую это в своей душе-е-е! Я чувствую это в себе-е-е! ― затем развернулась, взмахнув кистью, начала быстро петь. ― Я не сломаюсь, я заставлю тебя задуматься, скатываясь в бездну… ― она трясла своим телом, оставляя на моей стене капли краски.
На моей стене.
Скрипнул зубами, а затем подошел к её айфону, лежащему на стуле ― кстати, тоже забрызганному чертовой краской ― и ткнул в значок паузы.
Недоразумение тут же прекратило свои ритуальные пляски и остановилось.
– Да ладно, малыш, неужели ты сел? Сейчас? ― услышал я, а затем увидел, как она отложила кисть в сторону, вытерла руки тряпкой ― и всё это с завязанными глазами ― а затем уверенно двинулась в мою сторону.
Я скрестил на груди руки, не понимая ― забавляет меня всё это или злит.
Но наблюдал.
Она подошла к стулу, взяла в пальцы свой айфон, а затем замерла.
Возможно, услышала моё дыхание или уловила запах парфюма, но определенно поняла, что что-то в этой комнате изменилось.
– Тейлор?
Я усмехнулся, начиная хоть что-то понимать.
По всей видимости, моя драгоценная сестренка притащила из своего Чикаго подружку. Да ещё и позволила ей портить мои стены. Я захотел удушить её сильнее.
Вероятно, гостья поняла, что в комнате находилась совсем не Тейлор, поэтому в следующую же секунду её пальцы потянулись к ярко-желтой повязке. Она стянула её вниз и открыла глаза.
Мне хватило секунды, чтобы понять ― девчонка в ужасе.
– Ну, привет, ― ухмыльнулся я прежде, чем она завизжала.
Никки
Я сидела на высоком барном табурете в кухне и стучала пальцами по мрамору.
После того, как я чуть не избила придурка стулом, чувствовала себя немного неловко. С другой стороны, какой нормальный человек в адекватном состоянии будет так пугать людей? Неужели нельзя было предупредить? Подать голос? Не знаю… сразу всё объяснить?
Зачем нужно было изображать из себя шизоидного психопата с ухмылкой теперь-ты-моя-крошка и хрипеть своё маньячное «привет»?
Совсем он что ли с головой не дружит?
– Ты в своём уме, Лори? Какого хрена?
– А в чём проблема?
– В чём проблема? Ты привела в наш дом сумасшедшую художницу, позволила ей портить стены моего дома, да ещё и оставила жить в нём!
– Нашего дома, Мак! Это и мой дом тоже! ― злилась Тейлор. ― И Никки ― не сумасшедшая! Она очень талантливая, и я рада, что она согласилась на эту работу!
А вот я уже рада не была.
– Я не заплачу ей ни гроша!
– У меня достаточно своих денег!
– Все твои деньги принадлежат мне, Лори! Все до цента! И это рыжее недоразумение их не получит!
Стоп, что? Рыжее недоразумение?
Я услышала, как Тейлор зарычала:
– Ты не можешь! Папа оставил мне наследство!
– Которое ты получишь при определенном условии, помнишь? И, если перестанешь при каждой нашей ссоре как подросток сбегать в Чикаго!
Тейлор снова зарычала. Оказывается, она была не такой уж и паинькой.
– Прекрати быть таким дерьмом, Мак! Никки нужна мне, а ей нужна эта работа!
– Я не занимаюсь благотворительностью, ― прошипел он уже спокойнее.
Благотворительностью?
Нет, это уже перебор.
Я спрыгнула со стула, взяла свой чемодан, который ещё не успела распаковать, но который уже полчаса как стоял внизу ― я спустила его, как и велел мне придурок, когда перестала лупить его стулом ― а затем зашлепала к двери.
Ругань Тейлор и Мака тут же стихла.
Плевать. Найду другую работу.
– Никки, не уходи.
– Лори…
– Всё в порядке, мистер Маккейн, как вы верно подметили, я не нуждаюсь в благотворительности. ― вскинула голову, встречая его ледяной взгляд. ― Но вам следует лучше понимать термины, которыми вы форсите.
– Неужели? ― стальная бровь изогнулась. Не знаю, дерзил ли ему кто-нибудь раньше, кроме Тейлор, но я была не из тех, кто «глотал» обиды. ― И чего же я не понял?
– Благотворительность, мистер Маккейн ― это оказание безвозмездной помощи тем, кто в ней нуждается. Безвозмездной. А я собиралась брать за свою работу деньги.
– Брать деньги за то, чтобы малевать стены? ― он усмехнулся, а меня будто жаром обдало от такой наглости.
– Не считаете художников работящими?
– Работящими? ― вновь смешок. ― Художники ― это чертовы интеллигенты, закопавшиеся в своей славе и не знающие, что такое тяжелый труд. Они гребут деньги лопатами, малюя свои дурацкие картины, пока другие горбатятся на трех работах, пытаясь заработать на кусок хлеба. Так что нет, мисс Монро, я не считаю художников работящими.
Было больно, обидно, внутри разрастался гнев. Я хотела сказать всё, что думаю о нём, о его мнении, и куда он может его засунуть, но сдержалась.
– Как долго вы горбатились на этот дом?
– Простите? ― не понял он.
– Этот дом, ― повторила я, ― сколько вы работали, чтобы его купить?
Скулы Мака напряглись.
– Этот дом принадлежал нашим родителям.
– И они горбатились ― как вы выразились ― на трех работах?
Это очко явно вылетело в мою пользу.