Весталка. История запретной страсти (СИ) - Жюльетт Сапфо

Зрители, которые в прежние времена сидели беспорядочно, ныне, при Августе, занимали места в установленном им самим порядке. Послам свободных и союзных народов император запретил садиться в орхестре*, так как обнаружилось, что среди них были вольноотпущенники. Среди простого народа были отведены особые места для женатых людей, отдельный клин – для несовершеннолетних, соседний с ним – для их наставников. Женщины должны были сидеть на самых верхних рядах, хотя по старому обычаю они садились вместе с мужчинами. Отдельные места напротив преторского кресла были предоставлены девственным весталкам.

Ряд, в котором находились жрицы Весты, напоминал полосу ослепительно-белого снега. Альбия сидела по правую руку от старшей весталки и не сводила глаз с императорской ложи. Ещё бы! До этого ей ни разу не приходилось видеть того, кто правит миром, так близко.

Октавиан Август был уже немолод, но сохранял удивительную привлекательность. Возраст лишь слегка посеребрил его рыжеватые, чуть вьющиеся волосы, уложенные и напомаженные искусным цирюльником. Лицо его было спокойным и ясным, глаза – светлые и блестящие. Август любил, чтобы в его глазах чудилась некая божественная сила, и бывал доволен, когда под его пристальным взором собеседник опускал глаза, словно от сияния солнца. «Мы верим: в небе гром посылающий царь богов Юпитер; здесь же причисляется к богам наш Август», – писал поэт Гораций. Император, невозмутимый и величественный в своём пурпурном одеянии, казался богоподобным – таким, как его изображали в скульптурных портретах.

Рядом с ним восседала его жена Ливия, удочерённая семьёй Юлиев и под именем Юлии Августы провозглашённая соправительницей. По обе стороны от царствующих супругов располагались придворные сановники, сенаторы, военачальники – словом, всё, что было в Риме знатного и богатого.

Сидевшие позади весталок зрители громко разговаривали и смеялись, и только когда префект города подал знак для начала представления, наступила долгожданная для Альбии тишина. Теперь все ждали, когда император откроет праздник освящения театра.

Неожиданно случилось страшное: у консульского кресла, в котором сидел Август, разошлись крепления – и божественный упал навзничь. Оглушительное «А-а-а!», вырвавшееся из тысячи глоток, потрясло амфитеатр. К императору устремились его рабы и солдаты из его личной охраны. Августу помогли подняться, и народ, видя его живым и невредимым, облегчённо вздохнул. Но едва император подал знак к началу представления, как среди зрителей началось смятение: многим из них показалось, что рушится амфитеатр. Люди вскакивали со своих мест и бежали к лестницам, стремясь поскорее выбраться наружу. Бегущие заполнили проходы; одни теснили других; тех, кто замешкался, сбивали с ног; отовсюду неслись возгласы и ругательства.

Пинария – старшая весталка – схватила Альбию за руку и потащила за собой к проходу. Едва они оказались на ступеньках лестницы, как раздался страшный треск. Оказалось, что в самом верхнем, недостроенном ряду деревянные скамьи, поставленные вместо каменных, были сломаны бегущими людьми. Этот звук нагнал на толпу ещё больше страха – теперь зрители с верхних рядов амфитеатра сбегали по лестнице, подобно стремительно несущимся потокам водопада.

Увлекаемая Пинарией, Альбия бежала к выходу из театра. В глазах у неё рябило от вида испуганных лиц, раскрытых в крике ртов и вытянутых рук. Неожиданно кто-то сильно толкнул её в спину, а в следующее мгновение несущийся поток оттеснил её от Пинарии. У девушки не было сил противиться тому бешеному натиску охваченной паникой толпы, который грозил сбить её с ног, смять и стоптать.

Глаза Альбии наполнились слезами. Впервые в жизни она почувствовала себя настолько слабой и беззащитной, что готова была разрыдаться от отчаяния. Со всех сторон её толкали и притесняли, и она казалась себе соломинкой, попавшей в водоворот. И вдруг словно спасительное течение подхватило её и подняло на гребень волны.

Альбия не сразу поняла, что её держат чьи-то сильные руки. Повернув голову, она обратила к человеку, нёсшему её на руках, своё прекрасное, сразу вспыхнувшее румянцем смущения лицо и проговорила тихим голосом:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Благодарю тебя, мой спаситель.

Он ничего не ответил и только как-то загадочно улыбнулся ей.

На мгновение их взгляды скрестились, и весталку словно опалило огнём. Странное и непривычное чувство испугало её, заставило её сердце забиться сильнее. Пытаясь избавиться от этих неожиданных ощущений и чувствуя необходимость сказать ещё что-то, Альбия произнесла уже громче:

– Да покровительствуют тебе боги и да пребудет в мире твой дом.

На этот раз благородный незнакомец ответил ей:

– Боги покровительствуют мне больше, чем кому-либо из смертных, раз они дарят мне эту счастливую возможность видеть прекраснейшую из дев.

И снова странный трепет охватил тело Альбии, когда она услышала эти слова, произнесённые немного глуховатым, будто обволакивающим слух голосом. Она никак не могла сообразить, что ей следует делать дальше, что сказать, как себя вести.

Между тем движение в театре постепенно прекратилось. Сам император, поняв, что не сможет унять и образумить охваченных смятением людей, сошёл со своего места и сел в той части амфитеатра, которая казалась особенно опасной. Следуя примеру Августа, зрители стали возвращаться на свои места.

Альбия не успела увидеть, куда скрылся её таинственный спаситель: осторожно поставив её на ноги, он исчез так же неожиданно, как и появился. Как-то незаметно девушка снова оказалась среди своих подруг, которых привела с собой старшая весталка, и все вместе они заняли свои прежние места в амфитеатре.

В тот день в новом театре ставили мимы знаменитого поэта-мимографа Публия Сира. Актёры играли в таких забавных комических масках, что уже один их вид вызывал у зрителей смех. Не смеялась, наверное, только Альбия. Она не видела того, что происходило на просцении* и чем теперь было поглощено внимание публики: перед глазами у неё всё ещё стоял образ загадочного незнакомца.

Представление окончилось на закате дня, когда последние лучи солнца скользили по мрамору колонн, и длинные тени ложились на гладкие плиты.

Альбия попрощалась со своими подругами, с помощью раба села в закрытый паланкин* и отправилась к своему дому, который находился на южном склоне Капитолийского холма. С Аполлоновой улицы гиганты-нумидийцы, нёсшие паланкин, повернули на Римский Форум, через который лежал кратчайший путь к дому Альбии.

В погожие дни на Форуме толпился праздный люд. Под портиками и арками многочисленных базилик и храмов горожане собирались в группы, чтобы рассказать и послушать новости или просто поглазеть на прохожих, среди которых попадались известные особы. Как раз закончилась раздача тессеров* у театра Марцелла, и людской поток устремился к Форуму.

«До чего же мне противна эта мирская суета, – думала Альбия, глядя на Форум из-за приподнятой занавески паланкина. – Как живут эти люди, о чём думают и что говорят? Пустой суетный мир... Их развлечения, наряды, слова – всё мишура, которой они пытаются прикрыть своё жалкое бесцельное существование...»

Шум толпы постепенно отдалялся – паланкин Альбии миновал Форум и вскоре оказался у её дома.

Сойдя с паланкина, Альбия накинула на голову покрывало из тонкого голубого шёлка, и оно скрыло от любопытных взоров её роскошные волосы того иссиня-чёрного цвета, представление о котором может дать лишь вороново крыло.

Неожиданно у портика своего дома Альбия увидела недавнего загадочного незнакомца – тот словно поджидал её и теперь не сводил с неё пристального взора. Альбию охватило необъяснимое волнение, и она почувствовала резкий толчок в груди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Возможно, ей всего лишь почудилось, но глаза мужчины будто пытались о чём-то ей рассказать, открыть ей какую-то глубокую, древнюю и вечную, как мир, тайну. Едва Альбия ощутила на себе притягательную властную силу этого взгляда, как его странный обладатель тут же скрылся из виду.