«Чертовщина» - Геннадий Падерин

— Андрей Федорович, я при исполнении.

— Так быстро обернулся?

— Отказался дедуля от моих услуг. На автобусе, говорит, привычнее.

— Демонстрирует независимость? — усмехнулся Пакин. — Ну, да бог с ним. Жди в машине, сейчас спущусь: добежим на завод, глянем на шпалы.

— Поликлиника, выходит, отменяется?

Прежде чем ответить, Пакин прислушался к зубу. Тот затаился, молчал. Пакин с опаской тронул щеку, потискал десну языком — нет, боли не ощущалось. Неужели столь действенным оказался рецепт девчушки из «Скорой»? А может, сработал «трамвайный шок»? Существует же мнение, будто сильная встряска способна мобилизовать резервные силы организма.

— А ты знаешь, зуб-то дает отсрочку, — сказал с веселым удивлением Толику. — Так что сперва на завод, а там решим, как дальше жить.

Повернулся к редактору, хлопнул ответно по плечу:

— Вообще-то говоря, если руку на сердце положить, кое-какие деньжонки у нас имеются, могли бы чего-ничего наскрести и построить, при наличии рельсов и шпал, эту линию. Более или менее экономно построить. Но линия — это еще не трамвай, это, в лучшем случае, полтрамвая, главное начнется потом, после прокладки, и ляжет уже целиком на мои плечи: выколачивать вагоны, сооружать депо, хлопотать о штате вагоновожатых и слесарей-ремонтников, добиваться увеличения лимита на расход электроэнергии…

Он перечислял эти предстоящие хлопоты, а сам вслушивался в сумятицу нахлынувших чувств. Тут сплавились и гневное недоумение по поводу вышедшей из-под контроля самодеятельности, и ошеломляющая, хотя все еще несмелая радость от сознания того, что трамваю ПО СИЛАМ стать реальностью, и саднящая ревность (как это сумели обойтись без его участия!), и что-то похожее, очень похожее на обыкновенную обиду.

А рядом со всем этим, поверх всего этого уже поднималось, властно завладевало им особое, хорошо знакомое чувство хозяина — да, да, он уже ощущал себя хозяином будущего трамвая, ответственным теперь и за его рождение, и за дальнейшую судьбу.

— Н-да, — вновь проговорил он и, подчиняясь внезапному порыву, по-удалому взъерошил, как когда-то в юности, председательскую ухоженную шевелюру.

И — сталось: разрезал-таки председатель ленточку перед красногрудым красавцем. И все было, как тому и положено быть: цветы, речи, медь оркестра.

А еще было — какой-то шутник вычеканил мелом на боку вагона: «Да здравствует метро имени Егорушкина!»

Пакин принялся аплодировать первым.

Такое произошло у нас в Верх-Кайларе событие. Прямо сказать, не рядовое. Кому-то оно может показаться даже невероятным, чем-то вроде маленького чуда. И то: довелось в Москве с друзьями поделиться — приняли с улыбкой. Посчитали — байка.

А над Пакиным коллеги-председатели теперь шуткуют, подначивают его: мол, почаще из города отлучайся, глядишь, тебе настоящее метро этаким же манером спроворят.

Шутковать — шуткуют, а в душе, как я понимаю, завидуют.