Возвращайтесь живыми! - Василий Головачев

— Кто вам дал эти материалы?

— Я, — сказал Вьюгин, с интересом наблюдая за Михеевым.

— Ты не мог этого знать…

— Я — нет, но есть другие люди, они тебя просканировали. Жаль, что мы вычислили тебя позже, сука, чем следовало.

— Спокойнее, Афанасий Дмитриевич, — сдвинул брови Войнович.

— Итак, полковник, не слышу ответа, — напомнил Зворыкин.

— Я ни в чём не виноват! Никто меня не вербовал! Я служил отечеству, не прячась за чужими спинами! У меня шесть наград…

Ладонь Зворыкина звонко треснула по столешнице.

Михеев вздрогнул, сбился, замолчал. Лицо его покраснело, на лбу выступили крупные капли пота.

— Пароксзим гиперподавления! — быстро произнёс Вьюгин. — Я предупреждал, ему встроили «самоликвид».

— Молчать, полковник! — прошипел Войнович, поднося ко рту браслет мобильного айкома. — Васин!

С Михеевым между тем продолжалась метаморфоза.

Он стал синеть, задыхаться, взялся рукой за горло, пошатнулся.

— Ч-чёрт! — привстал Зворыкин. — Сделайте что-нибудь!

— Сейчас, — сказал Войнович.

В кабинет вбежали двое мужчин в белых халатах, блондин и небритый брюнет. Блондин разворачивал на ходу чёрный чемоданчик, вытаскивая из него чашки на присосках, провода и блестящие сеточки. Брюнет с ходу воткнул в шею Михеева пневмошприц.

Пшикнуло.

Полковник охнул и осел на пол, закатывая глаза.

— Помогите, — попросил блондин.

Войнович и Вьюгин подскочили к упавшему, перевернули его на спину, брюнет расстегнул у него рубашку, прицепил на грудь чашки с присосками и сеточки, достал два чёрных рупора величиной с ладонь, с ручками, приставил к груди.

— Разряд!

Рупоры окутались сеточкой синих искр, раздался треск.

Тело Михеева свела судорога.

Брюнет сделал ему ещё один укол в шею, надел наушники, приложил к груди полковника сеточку с проводом.

— Ещё? — спросил блондин.

— Голова.

Блондин пристроил овалы рупоров к вискам Михеева.

— Не убейте, — проворчал Войнович.

Пальцы блондина пробежали по клавиатуре прибора.

Овалы покрылись «шубой» голубых искр, но уже значительно слабее, чем в первый раз.

Треск разряда был еле слышен.

Голова Михеева дёрнулась, глаза открылись, почти полностью заполненные белками.

— Норма, — сказал первый, снимая наушники. — Полная блокада.

— Забирайте.

В кабинет вбежали ещё двое парней в белых халатах, вкатили тележку, уложили Михеева и увезли.

— Куда вы его? — остановил Зворыкин уходящего последним блондина.

Тот посмотрел на Войновича.

— Пока в реанимакамеру, — сказал заместитель начальника Управления «Т», делая понятный жест — вали, мол. — Будем выводить из комы. Программу «эсэл» мы стёрли, выдержал бы гипоталамус.

— Хорошо, — кивнул Зворыкин.

Все вышли.

— Возьми своих «слухачей», проверь медцентр, — сказал Войнович. — На всякий случай. Потом просканируйте этого парня.

Вьюгин кивнул, повернулся к Зворыкину:

— Разрешите идти, товарищ генерал?

— Иди.

Начальник Центра изучения психофизических феноменов удалился вслед за бригадой медиков.

— Что с ним? — спросил Зворыкин, занимая своё место; он имел в виду Михеева.

— Сработала команда самоликвидации, — ответил Войнович. — Нынче всем забугорным агентам встраивают такие программы на случай провала. Попробуем нейтрализовать.

— Ты хотел мне рассказать, на кого он работает.

— Боюсь, ты не поверишь.

Зворыкин усмехнулся, помял лицо ладонью.

— Ты мне мозги не компостируй, Профессор. С одной стороны, я вообще разучился верить кому бы то ни было, с другой, готов поверить в самую разнузданную галиматью. Особенно после того, как мы получили тело Фурсенюка.

Он имел в виду вскрытие тела бывшего министра образования и науки, доставленного в лабораторию ФСБ.

— Тогда готовься услышать такую галиматью.

Войнович вытащил из нагрудного карманчика ещё одну флешку и протянул генералу.

3

Шехерезада оказалась отличной женой. Несмотря на занятость — она продолжала работать у Малахова секретаршей, — ей хватало времени и на то, чтобы приготовить Афанасию завтрак, обед и ужин, и сходить с ним в театр или в кино, и сделать рейд по продуктовым магазинам, и с нетерпением ждать его с работы, если он возвращался домой поздно.

Уже в который раз Афанасий просыпался по утрам — даже не с мыслью — с ощущением: насколько же ему повезло с этой женщиной, красивой, умной, терпеливой и любящей! Иногда закрадывались сомнения, не преувеличивает ли он? Нет, не преувеличивает! — решительно пресёк сомнения внутренний собеседник. Тогда, может быть, такое везение — к будущей беде? — робко пытался он рассуждать о причинах своего счастья. Настроение портилось на некоторое время, однако он справлялся с этим негативом, успешно отгоняя «неправильные» предчувствия, и, просыпаясь рядом с Шехерезадой (Шехой, как называл её отец), настраивал себя на то, что всё у них будет хорошо.

Пока помогало.

Пятого сентября, после того как он попытался с экстрасенсами группы «быстрого пси-реагирования» просканировать мыслесферу полковника Михеева, его вызвал к себе Малахов.

На встречу с координатором «Триэн» Вьюгин поехал с женой, благо им было по пути.

— Не забудь, сегодня вечером идём к Толевичам, — сказала Шехерезада, когда они вышли из машины.

— Помню, день рождения как-никак, — улыбнулся Афанасий. — Ты покупаешь торт и конфеты, я шампань и коньяк.

— Я куплю всё сама.

— Ты моя прелесть. — Он потянулся к ней.

— Ведите себя прилично, полковник, — сухо сказала Шехерезада, отстраняясь. — Вы не дома.

Афанасий засмеялся, спрятал руки за спину и пропустил жену вперёд. Они поднялись на крылечко, открыли дверь офиса АНЭР — российской Ассоциации экстрасенсов, которую возглавлял координатор «Триэн» Олег Харитонович Малахов.

Охраны офис Ассоциации как бы не имел вовсе, не было даже сторожа на входе. Но Афанасий знал, насколько ложно это впечатление, и зашёл в кабинет директора АНЭР как к себе домой, оставив Шехерезаду в приёмной.

К своему удивлению, он застал в кабинете целую компанию. Вокруг стола сидели четверо гостей, не считая самого хозяина: координатор-стратег Тамерлан, отец Шехерезады, Играев, доктор медицинских наук, Грибов, начальник контрразведки, и неизвестная Афанасию женщина средних лет, с лицом учительницы математики. На ней был строгий тёмно-серый костюм, длинная юбка до щиколоток, чёрные туфельки. Шею прикрывал полупрозрачный шарфик. Волосы у неё были собраны в пучок на затылке, в них сверкали серебряные пряди, но она, судя по всему, и не стремилась их скрыть.

— Подсаживайся, Афанасий Дмитриевич, — сказал Малахов добросердечно. — Мы тут уже час заседаем, решили тебя подключить. Захарию Салахетдиновича, Геннадия Евгеньевича и Василия Тимофеевича ты уже знаешь, а это Софья Денисовна. В её ведении зарубежные связи.

Афанасий коротко поклонился, сел напротив женщины, смущённый её оценивающим умным взглядом.

— Повторим кое-какие детали, — продолжил Малахов. — С Михеевым всё ясно, жить будет и, возможно, даст показания. А вот тело Фурсенюка направили в Томскую лабораторию напрасно.

— Принимал решение не я, — сказал Афанасий.

— Знаю, Георгий Евсеевич поторопился, теперь в вашем ведомстве начнётся внеземная лихорадка. Если, конечно, агентура АПГ не выкрадет тело.

— Не дадим, — тихо сказал Грибов, небольшого роста, белобрысый, незаметный, как и все представители его профессии.

— Это уже не имеет значения, биологи «конторы» небось уже с ума посходили, рассмотрев тело рептилоида. — Олег Харитонович глянул на Вьюгина: — Так, полковник?

— Не знаю, — нехотя сказал Афанасий. — Но слухи по коридорам поползли.

— Пусть ползут, — заговорил Играев, толстенький, лысый, улыбчивый, чисто детский доктор с виду. Хотя на самом деле Афанасий знал его как «зубра» психолингвистики и гипноза.

— Общественность воспринимает это как фантазии романистов, — добавил Грибов. — Действительно пора всем знать правду, кто нами управляет.

— Не нами, — поправил его Играев.

— Я имею в виду цивилизацию в целом.

Психолингвист улыбнулся.

— Как говорил кто-то с экрана, в шутку, разумеется: будущее нашей страны принадлежит детям, и мы даже знаем фамилии этих детей.

— По-английски это звучит резче, — заметил Малахов.

— К счастью, мы не говорим на английском. Английский язык вообще есть нечто нетрадиционное, аморфное, ущербное, язык — бастард. Британию во все времена не насиловали только ленивые. Этим занимались и скандинавы-викинги, и германские племена, голландский Вильгельм Оранский, нормандский Кромвель, испанцы, поляки, римляне, византийцы. Оттого и больше трети английского языка — чужеродная иноформная примесь, а сам он жалок, как калека.