Сумасшедший в горах - Николай Романецкий

— Ну как? — спросил я.

— В порядке, — сказал он. — Чуть не забыли для вас электроодежду… Все, теперь можно отправляться.

Я взял свой портфель и полез в вертолет. В салоне стояли два кресла. Все остальное место было занято аппаратурой и тюками разного веса и калибра, по-видимому, предназначенными для метеостанций. К тому же, у меня сложилось впечатление, что этими тюками пытались хоть как-то замаскировать назначение приборов. Большинство приборов были мне совершенно незнакомы; среди тюков торчали отовсюду какие-то никелированные ручки, коричневые тумблеры, циферблаты с разноцветными стрелками и прочая дребедень, словно я попал в кабину космического корабля… Да, с тех пор, как я учился, метеорологическая техника солидно шагнула вперед. Впрочем, мне показалось, что некоторая часть этой электронной мешанины явно предназначена для радиоперехватов. Я бы, наверное, долго еще стоял и озирался по сторонам, но тут в салоне появился Гонзалес, захлопнул створку люка, в ту же секунду пол подо мной поплыл в сторону, и я плюхнулся в кресло. Мы были в воздухе.

Аэродром быстро скрылся в пелене дождя. Серая завеса застила мир, словно спрятала нас от любопытных взоров. Гонзалес исчез в кабине пилотов. В иллюминатор смотреть было совершенно неинтересно, и я, поудобнее устроившись в кресле, стал ждать, пока Гонзалес даст мне обещанные Клаппером разъяснения. Двигатели гудели монотонно, и я, кажется, задремал. Во всяком случае, когда я открыл глаза, мой инструктор уже сидел в кресле напротив и протягивал мне красную папку.

— Вот это, — сказал он, — просил передать вам инспектор Ромс. Прочтите прямо сейчас, перед посадкой вернете ее мне.

Я хотел было съязвить насчет скорострельности некоторых полицейских чинов, но папка оказалась неожиданно тонкой и легкой. Пришла пора дремать Гонзалесу, а я, раскрыв гладкие красные корочки, углубился в изучение дела.

Справившись за полчаса с содержимым папки, я основательно задумался. Похоже было на то, что официального расследования не велось вообще, во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление. Более того, я лично не осмелился бы утверждать что-либо об убийствах на основании этих данных…

Я взглянул в иллюминатор. Снаружи по-прежнему плотно висел серый кисель. Я прикрыл глаза.

Итак, что же мы имеем?.. Первый радист разбился насмерть, свалившись в пропасть. Его, конечно, мог столкнуть вниз этот сумасшедший метеоролог. Вот только с какой стати?.. Я вспомнил слова Клаппера. Что-то с нервами… С нервами, видите ли, у него что-то!.. У меня тоже иногда бывает что-то с нервами, ну и что? Да о чем тут говорить… В наше время что-то с нервами у большинства добрых граждан. Все всё время чего-то боятся… Мои соседи боятся воров и грабителей. Знакомый лавочник всю жизнь боится рэкетиров, так и умрет в страхе. Мать всегда боялась, что меня укокошат. Клаппер наверняка боится, что когда-нибудь, через много-много лет все-таки придет к нему расплата за содеянное… Я вот боюсь, что только зря потеряю время на этой метеоточке…

А чего, интересно, боялся второй радист? Что заставило его сбежать со станции и ночью в пургу пробираться без теплой одежды по горам?

Я хотел было задать эти вопросы Гонзалесу, но что-то меня удержало. Мне вдруг показалось, что он и не дремлет вовсе, а сквозь прикрытые веки внимательно наблюдает за мной.

И вообще, все это чепуха! Что бы и как бы там ни было, не стал бы Клаппер платить мне такие деньги за здорово живешь. Есть у него на этой станции какой-то крупный интерес. А ну-ка, прикинем… Метеостанция находится где? — недалеко от границы. По ту сторону у нас кто? — красные… Нет, интересно все-таки! Имя Ромс мне совершенно неизвестно, а вот о полковнике Гринберге я где-то уже слышал. И вообще: что, если предположить, что инспектор Ромс появился впервые и исключительно для этой операции?.. Тогда здесь явно торчат чьи-то ослиные уши. Вот только не знаю, чьи — то ли контрразведки, то ли политической полиции? Хотя тут, как говорят русские, хрен редьки не слаще… И то, и то — Служба Безопасности!.. Ну что ж, тогда тревога Клаппера в принципе понятна. Будь я на его месте и будь у меня что-то на этой станции — и тут сразу два трупа… Я бы тоже, пожалуй, забеспокоился. Тогда, вообще говоря, понятно даже, почему он не может послать туда своего сотрудника. Где гарантия, что его люди не под колпаком иностранных разведок?.. Да тут лучшего человека, чем частный детектив, и найти-то трудно!.. И все же пока эта история, скажем прямо, малопонятна, а уж если быть откровенным до конца, так и непонятна вовсе. Ладно, примем за исходную версию то, что нам подсовывают. Лучшего все равно ничего нет…

Неплохо бы наметить план действий… Вести расследование в открытую я не смогу. Обстоятельства не те… Допросить метеоролога, к сожалению, тоже не удастся, во всяком случае, до тех пор, пока у меня не будет прямых улик… надо будет осмотреть оба места, где обнаружили погибших. Это элементарно: поскольку я альпинист, я всегда могу оправдать свои прогулки в горах необходимостью тренировок. Это неплохо… Кстати, допрос тоже возможен. Вернее, не допрос, а расспросы. Ведь если метеоролог нормальный человек, он обязательно должен рассказать новичку обо всем случившемся. Пусть не правду, если он все-таки причастен к гибели радистов, но что-то ведь он должен рассказать. Если он нормальный человек… Что-то не дает мне покоя эта самая его ненормальность… Где же я все-таки слышал это имя: полковник Гринберг?.. Да, ребята, чудеса на свете… Един в трех лицах… исчезнувший когда-то капитан Клаппер, давно забытый мною; известный откуда-то мне полковник Гринберг и, наконец, явившийся из небытия инспектор Ромс… В роли духа снятого… Христианская троица, в душу его!

Мне вдруг вспомнились апрельские события. Нашу роту подняли тогда по тревоге среди ночи. Только все разобрали оружие и построились, в казарму прибежал Клаппер, злой и явно еще не успевший проспаться после вечерней попойки, и приказал офицерам тоже взять с собой автоматы. Пока мы грузились, он бегал от машины к машине и ругался. У него, видимо, сильно трещала голова, потому что он успокоился только тогда, когда Тэд, тоже большой любитель выпить, сунул ему в руки фляжку с виски. Мидлтон тогда еще что-то брякнул по этому поводу, и все дружно заржали.

А потом была ночная дорога. Машины шли на большой скорости, с выключенными фарами, нас здорово трясло, но этого никто не замечал, потому что все думали только об одном: куда нас везут? После часа этой гонки в неизвестность колонна, наконец, остановилась, всех снова построили, и в призрачном свете маскировочных фар командир батальона зачитал приказ. Оказывается, враги нации и агенты мирового коммунизма сделали попытку захватить власть, и правительство приказывает нам, орлам и храбрецам, опоре нации и носителям свободы, выступить на защиту законности и порядка и всыпать красным по первое число, чтобы они навсегда зареклись баламутить наше демократическое государство.