Сделай меня счастливым - Ким Лоренс

Либби хмыкнула: он «смущен».

– Вы хотите сказать, что мужчина должен повредить голову, чтобы захотеть вас поцеловать?

Либби гневно посмотрела на него:

– Разумеется, нет. К вашему сведению, многие мужчины хотят меня поцеловать.

– В этом я не сомневаюсь.

– Если вы еще раз так сделаете, я… я… Вы пожалеете!

Она увидела, как он пошел в ее сторону, и с трудом поборола желание развернуться и убежать. Он вышел на дорогу, и она моментально потеряла преимущество в росте. Он нависал над ней, и ей приходилось поднимать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Да, рост – не самое главное, но в тот момент Либби многое бы отдала за пару лишних дюймов.

– Вы поцеловали меня, – заявила она, бросая обвинение ему в грудь.

– Только после того, как вы поцеловали меня.

Либби задрала голову и посмотрела ему в лицо.

– У меня был шок. Я думала, что вы умерли.

Да, оправдания звучали глупо, но больше ей нечего было сказать.

– Значит, это был поцелуй жизни? – заинтересованно спросил он.

Либби, которая не могла подобрать остроумного ответа и боялась, что он придумает что-то еще более остроумное, просто покачала головой.

– Думаю, нам следует забыть об этом, – благородно заявила она.

Либби собиралась это сделать, хотя вся ситуация напоминала кошмарный сон – один из тех, когда ты оказываешься в супермаркете в нижнем белье.

– Как хотите, хотя я оскорблен, что мои поцелуи так легко забываются. Хотя и по-прежнему твердо верю в пословицу «Навык мастера ставит».

Ее глаза сузились. Еще немного, и она бы упала в обморок.

– Можете практиковаться сколько угодно, но только не со мной.

– Успокойтесь, я занимаюсь сексом только с женщинами в здравом уме.

Но не в последние три месяца, что объясняло его странное импульсивное поведение.

Разумеется, у него были желания, но он всегда умел их контролировать. И последнее, чего он хотел, – это связываться с кем-то, требующим внимания и пытающимся его понять.

К счастью, в мире было много женщин, разделяющих его прагматичное отношение к сексу, которым не нужен был фасад из любви, чтобы наслаждаться близостью.

Либби откинула голову и нахмурилась:

– Вы хотите сказать, что я ненормальная?

– Вы выбежали на дорогу перед моей машиной. О чем это может говорить? – Его глаза потемнели при воспоминании о том моменте, когда он понял, что сейчас собьет ее. – О чем вы думали? Я никак не могу понять, то ли вы лунатичка, то ли просто склонны к самоубийству.

Факт, что она заслуживала эти упреки и его злость, ничуть не помогал ей спокойно выслушать все это.

– Я не выбежала, точнее, выбежала, но только потому, что вы ехали прямо на собаку. И вообще, если бы вы не гнали как идиот, ничего этого не произошло бы.

Он приподнял бровь:

– Значит, это моя вина?

– Не совсем, – примирительно согласилась она.

– А что касается собаки… – Он огляделся вокруг и пожал плечами. – Я не вижу здесь никакой собаки.

Розовые щеки Либби стали красными от злости.

– Вы называете меня лгуньей?

Он усмехнулся:

– Я просто говорю, что не вижу никакой собаки.

– То, что вы не видите чего-то, еще не означает, что этого здесь не было! – возмутилась Либби. Он действительно думает, что собака – это лишь плод ее воображения?

– Ну давайте представим, что собака действительно была.

Либби заскрипела зубами:

– Собака была. Это золотистый лабрадор, откликающийся на кличку Юстас.

Либби решила не добавлять, что обычно, услышав свою кличку, пес бежит в противоположном направлении.

– И где же эта собака сейчас?

Хороший вопрос!

– Кто знает? – призналась Либби. – Он не очень… Он раньше работал со спасателями, и он очень… нервный.

Это звучало лучше, чем правда о том, что он просто был сумасшедшим.

– Если собака плохо себя ведет, то в этом виноват хозяин, а не животное.

– Я ни в чем не виню собаку и вполне готова признать, что авария произошла по моей вине, – заносчиво проговорила она.

Он покачал головой и широко улыбнулся.

– Вас никто не учил ни в коем случае не признавать свою вину?

Либби презрительно фыркнула:

– Нет, меня учили говорить правду и брать на себя ответственность за свои поступки.

– Очень благородно, я впечатлен, – сказал он, хотя выглядел совсем не впечатленным. – Не каждый осознает, что у его поступков есть последствия.

Либби устало посмотрела на него.

– В нашем сутяжническом мире такая болезненная честность может быть слишком дорогим удовольствием.

Либби поежилась и обхватила себя руками, потирая пробежавшие по рукам мурашки.

– Вы мне угрожаете?

Прежде чем он смог ответить, из-за кустов появилась радостно лающая собака.

– Он достаточно реален для вас? – Либби приподняла бровь и победоносно взглянула на него. – Юстас, хороший мальчик!

Собака продолжала лаять издалека.

Рафаэль наблюдал за ее попытками приблизиться к нему с критической ухмылкой.

– В душе собака по-прежнему осталась волком, это стайное животное, которое должно знать, кто главный.

Либби искоса посмотрела на него и продолжила звать пса.

– Очевидно, это вы.

У этого мужчины на лбу было написано, что он – альфа-самец.

– Мой образ жизни не позволяет мне заводить домашних животных.

Это был образ жизни, который он сам выбрал, жизнь, которая подходила ему. Никакого багажа, никакой ответственности за других.

Однажды он попытался взять на себя ответственность и не справился, и вина за то, что он подвел человека, за которого был в ответе, оставалась с ним долгие годы.

Он подвел единственного человека, которого любил.

И для Рафаэля было не важно, что большинство считало обязанностью матери заботиться о безопасности сына, а не наоборот. Его мать была одной из тех хрупких душ, потрепанных неприятием и жаждой одобрения любого мужчины, который появлялся в ее жизни; и она была готова завоевывать его одобрение любыми способами, даже если для этого надо было бросить сына с кем-нибудь, кто готов был о нем позаботиться.

Она всегда возвращалась с чувством вины, говорила, что он единственный мужчина в ее жизни, и какое-то время все шло хорошо, но потом всегда появлялся новый мужчина. И однажды она не вернулась. Рафаэль отправился на ее поиски, но опоздал.

Она умерла в одиночестве в каком-то далеком селе, в котором даже не было чистой воды, не говоря уже о докторе. И Рафаэль в то время даже не смог позволить себе купить надгробный камень.

В то время ему было пятнадцать, и он копил на надгробие два года. Сейчас в деревне была чистая вода, а в прошлом году он заложил первый камень клиники.

– Но это не мешает вам быть экспертом, – протянула Либби. – Почему я не удивлена? Чтобы вы знали, с Юстасом плохо обращались. Ему нужны нежность, забота и любовь, а не запугивание, и он…

Только войдя во вкус своей речи, Либби остановилась, потому что напряжение, исходившее от него, наконец, достигло ее. Она посмотрела на него:

– Вы в порядке? Голова?

Нет, физическая боль не могла объяснить те ужасные страдания, которые отражались в его глазах.

Рафаэль взглянул в небесно-голубые глаза и почувствовал странное желание ударить ее за то, что она увидела больше, чем должна была.

– Моя голова в порядке, – сказал он, делая шаг вперед, но мысленно он сделал несколько шагов назад, отталкивая мрачные воспоминания и фокусируясь на ложбинке между ее грудей, которую открывал вырез на свитере. – Итак, вы разбираетесь в животных.

Либби проследила направление его взгляда и задрожала. А ведь на мгновение она решила, что он не поверхностный человек! Она с отвращением фыркнула и отклонилась назад. Она еще сильнее презирала себя за то, что ее тело продолжало реагировать на него без ее согласия.

– Скажем так, я предпочитаю их мужчинам, – улыбнулась она и мысленно добавила «некоторым». И сделала вид, что не услышала его смеха. – А теперь, если позволите…

Она повернулась к нему и сделала жест рукой, словно застегивала рот на молнию.

Рафаэль улыбнулся и наклонил голову.

Либби продолжила уговаривать Юстаса подойти к ней, пока ее терпение не иссякло. Она выпрямилась, что-то пробормотала и откинула прядь волос с лица.

– Ладно, если вы такой умный… – Она фыркнула, почему-то надеясь, что у него тоже ничего не получится.

Он шагнул вперед, сказал несколько строгих слов на своем родном языке, и собака, которая неожиданно стала понимать испанский, пошла к нему, словно овечка.

Либби стиснула зубы и мысленно назвала пса предателем, когда тот сел у его ног и завилял хвостом, едва мужчина наклонился, чтобы погладить его по голове и прошептать слова похвалы, а потом поднял поводок с земли.

Либби взяла в руки протянутый поводок и сощурилась.

– Если бы я привела вас домой, моя семья бы вас усыновила.

Она притянула собаку к себе и погладила по голове.

– А разве в этом случае я не буду вашим братом? – усмехнулся он.