Притчетерапия, или Книга смыслей о маркетинге - Жицкий Стас

– Не на тех напал, выходит? – интересуются сиамские мудрецы. – Да и не тем нападал, видать?

– Ой, не на тех, ой, не тем, – плачется г-н. – А коекто и сам на меня напал, насилу ноги унес с малой толикой капитала.

– Э-э-э, – говорят сионские близнецы. – Не ты первый, не ты последний. Скажи спасибо, что не съели.

– Так что же делать, в смысле производить?

– Делай, что делал, и еще что-нибудь, – говорят сиамские мудрецы

– То есть как? Опять фуфайки? Снова парасольки? Может, мне еще панамки начать изготавливать? – с нетщательно скрываемым сарказмом спрашивает г-н близнецов.

– А то и начни. И про солнечные очки подумай, – не смущаясь ответствуют близнецы.

– Да я ж с таким товаром никакого рынка не завоюю! – кричит г-н.

– Может, и не завоюешь, – говорят сиамские мудрецы. – А вот отвоевать кусочек – так и очень может быть. Зачем тебе весь рынок? Бери, что дают, и возьми еще немножко – чем по чужим рынкам шастать, может, лучше на своем преуспеть?

Тут задумался наш г-н ненадолго, пал ниц пред близнецами в знак уважения, пошел восвояси, расконсервировал свой парасольный комбинат (бывш. фуфабрику), отпрофилировал его (ее) разнообразно, наладил выпуск фуфаек в строго нужном объеме потихоньку приучил часть потребителей к своим парасолькам, ввел в моду набедренные повязки. В общем изготавливал всё, что может среднему потребителю понадобиться во всякое время года, и в то время, в которое оно надобится, – в то время и продавал, да и в то, в которое не надобится, – тоже продавал понемножку.

И заработал он много денег, и жил долго и счастливо, и умер в один день.

Смысль: А смысль сей притчи в том, что если где чего нет, так, может, его там и не надо! Не всяк рынок завоюешь, а на некоторых и съесть могут.

Я к вам пишу… чего же?

Притча четвертая, любовная – о месседжах

Одной г-же нестерпимо захотелось замуж. За уже известного нам (и ей) г-на. А тот все не берет и не берет. В надежде на стимуляцию ответного желания г-жа села писать г-ну эпистолу[25]. Вот только нужный тон, стиль и антураж осталось подобрать.

Сперва подобралось следующее (в надежде на то, что г-н наконец-то поймет, какая г-жа утонченная и возвышенная натура):

«Душа моя, Такой-то[26]! Ужель я тщуся припасть ланитами[27] своея к персям[28] твоим силообильным? Ужель пренапрасны терзания истерзанной души моея, направленными будучи в направлении умягчения высокогордого нрава преполноправнейшего владельца всех фибров[29] моея души? Ужель тщета преобладает, а Амур[30] почил, Психеевым[31] ласкам не внемля? Ужель взаимочувственность твоя ко мне не взаимна, ужель распростер Гипнос[32] крыла свои над некогда пламенным сердцем твоея (зачеркнуто) твоим? Ужель страсти моея (зачеркнуто) твоея (зачеркнуто) (еще раз зачеркнуто все предложение). Ужель (зачеркнуто). Ужель (зачеркнуто). Ужель (зачеркнуто все письмо, порвано, сожжено и прах его развеян)».

Не получилось. Возвышенность как-то принизилась, утонченность истончилась до полного исчезновения.

Всю ночь проворочалась г-жа на узкой девичьей постельке, не сомкнув глаз и терзаясь смутными сомненьями, а с первыми лучами солнца принялась за второй вариант послания (в надежде на то, что г-н наконец-то поймет, какая г-жа крайне образованная и сильно интеллектуальная натура):

«Многоуважаемый г-н Такой-то!

Контекст наших взаимоотношений априори[33] и дефакто[34] предполагает возникновение эмоционально насыщенных и пролонгированных аллюзий[35] в совокупности с аффектированными[36] гиперссылками[37], напрямую коннотирующих[38] с моими конкретными сенсорными[39] реминисценциями[40] о вербальнотактильных[41] контактах с Вами, дисбалансировавших мою ранее активно акцентированную толерантность[42] и нивелировавших мою потенциальную асексуальность, что при дифференцированном[43] подходе не может не наводить на определенные мысли по поводу потенциально матримониального[44] аспекта наличествующего дискурса[45], контрдоводом к активации которого могла бы послужить лишь Ваша гипертрофированная незаинтересованность по отношению к конкретному гендерному[46] субъекту, однако постфактум аберрация в направлении Вашего психофизического вектора представляется логически не обоснованной и эмпирически опровергнутой, поэтому…»

На слове «поэтому» все умные слова в вокабуляре г-жи иссякли, а вместе с ними – и письмо застопорилось, разорвалось, сожглось, и пепел развеялся аналогично предыдущему случаю.

Проведя очередную бессонную ночь, терзаясь муками самоидентификации и личного позиционирования, наша г-жа не стала дожидаться первых лучей солнца и села писать третий вариант послания (в надежде на то, что г-н наконец-то поймет, какая г-жа простая и открытая натура):

«Свет мой ясный Такой-то[47]! Во первых строках своего письма шлет тебе, касатик, поклон земной твоя Такая-то[48]! Все-то я свои оченьки изглядела, тебя высматриваючи. Все-то я свои слезоньки исплакала, о тебе кручинясь. Уж не забыл ли ты свою зазнобу. Уж не злая ли разлучница какая золотым твоим сердечком завладела. Змея подколодная. Что ж не шлешь ты весточки своей невесточке. Уж я исстрадалась, исскучалась, измучилась в девках-то ходить. Чем я не красна тебе, финист ты мой сокол. Жду я не дождуся под венец под белы рученьки с тобою пойти. Тысячу раз целую письмо, чтоб говорило о любви оно. Жду ответа как соловей…»

На слове «соловей» г-жу чуть не стошнило от собственной простонародности, русопятости[49] и посконности, после чего письмо постигла судьба первых двух.

В беспредельном отчаянии от осознания собственного стилистического бессилия г-жа уж было решила дать обет безбрачия и отправилась его давать.

Хорошо, что по дороге на приемный пункт обетов встретились ей умные (и добрые) люди, посоветовали они обратиться к сиамским мудрецам, что обитали и размышляли неподалеку.

Приходит г-жа к сионским близнецам, а те сидят себе, в усы дуют и заботливо так интересуются, какая беда г-жу к ним привела – ведь без беды почему-то никто к ним еще не приходил.