Кушла и ее книги - Дороти Батлер

Неудивительно, что Кушла научилась узнавать и любить своих многочисленных родственников, которые с особым вниманием относились к ее нуждам и, в свою очередь, искренне любили ее.

Именно в этот период, когда Кушлу выписали из больницы после десятинедельного пребывания там, с ней начали рассматривать книги с картинками, и это стало занимать значительную часть того времени, когда она не спала.

Эта привычка появилась по двум причинам. Во-первых, родные понимали, что Кушла нуждается в постоянном внимании и помощи для того, чтобы воспринимать окружающее. Во-вторых, девочка, несомненно, заинтересовалась книгами.

Мать Кушлы выросла в семье, где детям читали ежедневно и не только перед сном. Поэтому, чтобы «заполнить время», она прибегла к книгам, сочтя, что в девять месяцев к ним можно регулярно обращаться.

Более того, Кушла была неспособна заполнить свое время и внимание обычными для ребенка ее возраста занятиями — не могла ползать, вставать, исследовать попавшиеся ей предметы, наблюдать повседневную деятельность взрослых. Без помощи взрослых она, наверное, снова впала бы в состояние совершенного безразличия.

Во время чтения Кушлу сажали на колени, чтобы она могла опираться спинкой на тело взрослого, а книгу держали на оптимальном расстоянии от ее глаз (оно было установлено в результате наблюдений за ее способом «фокусироваться»).

Книги всегда «прочитывали» от начала до конца, каждую страницу поочередно подносили близко к глазам девочки. Так же, как и с календарем, Кушла делала «сканирующее» движение, часто замирая и пристально рассматривая определенную часть иллюстрации.

«М — медведь» (В is for Bear) Дика Бруны (Dick Bruna) — это книга-алфавит, где на каждой четной странице (белой) в нижнем левом углу изображена большая строчная буква черного цвета. На правой странице упрощенное изображение какого-нибудь предмета (например, утки, рыбы, зонтика) яркими основными цветами на контрастном фоне. Кушла сильно привязалась к этой книге. Единственная буква на каждой четной странице явно завораживала девочку, она внимательно разглядывала букву, затем ее взгляд очень неторопливо скользил по картинке на противоположной странице. «Расскажи историю» (A Story to Tell) того же автора тоже нравилась Кушле, но в этой книге обе страницы разворота занимала одна несложная картинка. Текста не было, но простая история просматривалась в иллюстрациях. «Я умею считать» (I Can Count) повторяла схему книги «М — медведь», только вместо букв были цифры.

Рассматривая с Кушлой одну из таких книжек-картинок, взрослый по очереди указывал на изображенные предметы. Кушла научилась следовать взглядом за пальцем взрослого, но часто отказывалась смотреть на следующий предмет, если ей хотелось и дальше рассматривать то, что ее заинтересовало. Она никогда не улыбалась тому, что видела; выражение ее лица неизменно было очень сосредоточенным.

На стихи со звонкими рифмами Кушла реагировала совершенно иначе. Ритмический, рифмованный текст «Кота и совы» (The Owl and the Pussycat) и повторяющееся, плавное течение «Дома, который построил Джек» (The House that Jack Built), казалось, действовали на нее успокаивающе, особенно когда взрослый, занимавшийся с ней, двигался в ритме стиха. Эти стихи и другие прибаутки и песенки часто повторяли или пели Кушле и без книг, например во время поездки в машине.

Начиная с этого возраста, но поведению Кушлы всегда можно было догадаться, что она узнает стихотворение или песню: она становилась сосредоточенной, часто улыбалась и дрыгала ножками.

«Коробка с красными колесами» (The Box with Red Wheels) была самой любимой из историй. Кушла не то чтобы понимала сюжет, но внимательно выслушивала всю книгу и при этом непременно тщательно изучала иллюстрации. В этой книге, так же как в «В шумном городе» (In the Busy Town) и «У беспокойного моря» (Beside the Busy Sea), удивительно четкие иллюстрации. Объекты (по большей части животные на ферме) изображены отчетливо и красочно, и каждая страница заключена в красную орнаментальную рамку.

Книги, упомянутые выше, явно превосходили все остальные по производимому впечатлению; Кушла более явно выказывала возбуждение, двигая ручками и дрыгая ножками, когда узнавала свои любимые книги. (Не нужно думать, что это была энергичная реакция; Кушла была в этом возрасте болезненным ребенком, и движения ее ручек и ножек были слабыми).

Каждая из этих книг была прочитана сотни раз. «Рваный» сон Кушлы означал, что ее нужно занимать в течение долгих периодов ночью.

Размеры книги в это время не играли существенной роли. Хотя общепризнанно, что очень маленьким детям держать маленькие книги удобнее, чем большие, но для Кушлы это не было важно; она еще не могла пользоваться руками.

Мать Кушлы говорила, что начала читать девочке и от отчаяния, и в то же время от изначальной уверенности, что оно поможет. Упорство привело к успеху; но конечно, необходимость, как для матери, так и для девочки, чем-то заполнить долгие часы тоже была одним из факторов.

Следует отметить, что музыка также использовалась, но никогда не занимала внимание девочки целиком, как книги. Мать Кушлы ставила пластинки или пела, или танцевала вместе с дочерью, казалось, девочке это нравилось, она часто смеялась. Однако это были краткие периоды; Кушлу было трудно держать, к тому же она часто болела. Читать можно было всегда, и книги стали одной из ее постоянных связей с миром.

Оглядываясь назад, этот период можно расценить как один из тех, когда родители Кушлы столкнулись с реальностью ее физических недостатков, в то же время не зная об их природе и о степени их серьезности. В основе компенсаторной программы, начатой в это время, лежало как осознанное решение «поддерживать с ней связь», так и необходимость заполнить часы, посвященные заботе о девочке.

Неспособность Кушлы занимать себя способами, доступными нормальному ребенку, возможно, усилили ее внимание к книгам, которые ей читали и показывали. Легко представить себе, что удобство и спокойствие, ощущаемые ребенком, когда его постоянно держат на руках и разговаривают с ним, спасают от одиночества и страха, которые он испытывает, не имея нормальных средств общения. Как много ребенок получает в первый год жизни посредством зрения, прикосновений рук и рта! Всего этого Кушла была лишена.

Каково бы ни было происхождение программы, к описываемому времени она твердо сложилась. Процесс был двусторонним: между Кушлой и ее родителями существовала постоянная связь.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

От девяти до восемнадцати месяцев

В этот период не произошло никакого заметного улучшения здоровья Кушлы, но она стала развиваться физически, хотя и очень медленно.

В десять месяцев девочка научилась переворачиваться со спины на живот, лежа на полу. Как было отмечено в предыдущей главе, этот навык она приобрела уже в полгода, но был утерян во время ее пребывания в больнице.

Ровно в двенадцать месяцев — к этому времени Кушла могла недолго сидеть на высоком детском креслице — она научилась брать легкие предметы со «столика» креслица и тащить их в рот. Они каждый раз падали, прежде чем она успевала сунуть их в рот. К этому времени ее ножки могли короткое время выдержать ее вес, и если ее держали за ручки, она стояла прямо. Она также могла недолго сидеть одна, если за ней постоянно присматривали (обычный ребенок достигает этого уровня примерно в восемь месяцев).

Между одиннадцатым и двенадцатым месяцем жизни Кушлы ослабли, а затем прекратились ее судорожные подергивания. Дозу преднизона, который ей был назначен в семимесячном возрасте, постепенно уменьшали, а в двенадцать месяцев отменили. Рецидива подергиваний не было, хотя тенденция некоторой «судорожности» (подергивание лица, дрожь в ногах) отмечалась впоследствии во время болезней при высокой температуре. В более ранний период, напротив, все тело охватывало внезапной резкой судорогой.

Исследования отклонений в почках и селезенке продолжались; одной из болезненных и зачастую пугающих процедур, которым девочка регулярно подвергалась, был рентген с барием. Весь этот период Кушла почти все время страдала от ушных или горловых инфекций, или от той и другой вместе. Раз в две недели девочку показывали врачам Оклендской больницы и постоянно прибегали к помощи семейного доктора. Кушла продолжала спать все так же нерегулярно; ночной сон ее родителей был разбит, они постоянно бодрствовали. Кушле пробовали давать валиум и другие седативные средства, но неизменно отказывались от них. Их действие уменьшало живость Кушлы во время бодрствования, и родители твердо решили, что она должна иметь возможность реализоваться полностью.

Когда Кушле исполнился год, ее мать и еще несколько молодых женщин, посещавших группу Родительского центра до рождения ребенка, решили создать детскую группу и встречаться раз в неделю. В нескольких семьях были дети от двух до четырех лет, которым не удалось попасть в расположенные по соседству детские сады, и образованная группа рассматривалась как замена или временная мера. Мать Кушлы играла ведущую роль в создании этой группы, что дало девочке возможность наблюдать, как играют другие дети, и видеть свою мать в компании, где она получала помощь, в которой так нуждалась все это время.