Пурга над карточным домиком - Игорь Ефимов

И действительно - по колее лыжи пошли гораздо легче.

Правда, она вела не совсем в ту сторону, куда, как им казалось, следовало идти. Но не могло же быть, чтобы трактор отправился в тайгу просто так, на прогулку. Даже если он ехал не к ним в Зипуны, то куда? Конечно же, к какому-нибудь человеческому жилью, где тракторист смог бы отдохнуть и обогреться. И прошел он совсем недавно - выпавший снег едва покрывал отпечатки гусеничных траков. Нет, надо идти и идти по этой невесть откуда свалившейся на них тракторной тропе. Куда-то ведь она должна привести!

Через полчаса Лавруша сменил Димона в "упряжке", потом они поменялись снова, потом - еще раз.

Кругом было все так же черно и мутно.

Ветер по-прежнему давил на них, как плотная и холодная резина, обтягивая лицо, грудь, ноги. По изменившемуся шуму они догадались, что кругом опять лес, хотя самих деревьев не было видно. Закоченевшими пальцами Димон нащупал фонарик и посветил на часы. Обе стрелки, вытянувшись в прямую линию, делили циферблат пополам: шесть. Если бы невидимый трактор ехал в Зипуны, они давно должны были быть дома. А раз ни Зипунов, ни другой деревни не видно, значит...

Он решил пока не говорить остальным, но они и сами уже все поняли. Им доводилось, конечно, слушать рассказы взрослых о людях, заблудившихся зимой в тайге, но истории эти казались тогда какими-то далекими, вроде приключений из книжки. И всегда думалось: что ж он компас не взял? Или: надо было ему зарубки делать на деревьях, чтобы не возвращаться на то же место. Или: вырыл бы себе в снегу пещеру и переждал.

Что такое может случиться и с ними - это как-то не укладывалось в голове.

Но вот оно случилось, и все спасительные планы, выглядевшие такими простыми у теплого печного бока, оказались совершенно непригодными, когда кругом свистящая чернота, пальцы ног и рук будто уже отвалились - не чувствуются, плечи разламываются, колени не сгибаются... И когда единственная ниточка, связывающая тебя с миром людей и теплоты - неверная колея, ведущая неизвестно куда, да и та постепенно исчезающая под падающим снегом.

Через час они сбились в кучку и съели все, что у них нашлось: булочку от завтрака, Стешину плитку шоколада и пригоршню семечек, которую Лавруша вез своему ручному хомяку.

Разговаривать не хотелось. Только Киля время от времени бормотал себе под нос: "Ох, из-за меня это все, верно вам говорю, из-за меня, бросьте вы меня здесь, может, утром кто проедет и подберет". На него шикали, просили "не травить душу".

Дальше шли, не глядя на часы, не глядя по сторонам, почти механически.

Они уже были в том состоянии, когда даже думать не остается сил. Только вслушиваешься в то, что происходит внутри, в нытьё и жалобы всех мышц.

"Куда! Куда вы снова взвалили на меня эту тяжесть, - будто восклицает левая нога. - Уберите ее немедленно! Я не выдержу".

И ты послушно убираешь, переносишь вес тела на правую, но и правая тут же начинает вопить, чтоб убрали, что она не железная, что хватит! И тогда переносишь на руки, повисаешь на ходу на палках, давая короткую передышку ногам. И снова: на левую, на правую, на руки. На левую... На правую... На руки...

И поверить невозможно, что где-то люди сидят в светлых комнатах. И от батарей пышет таким жаром, что кто-то может сказать "ух, жара" и стянуть свитер через голову. Что в интернатской спальне рядами стоят кровати под синими одеялами. Такие кровати, что повалиться бы на них и лежать, лежать... То-то блаженство!

А какие мягкие кресла расставлены внизу в вестибюле.

А как хорошо в зале!

Там сейчас, наверно, сдвинули елку в сторону, чтоб не мешала показывать кино, и можно было бы усесться в ряду за проходом и сидеть, расслабившись, никуда не брести, не сжиматься от холода, не нащупывать онемевшими ногами узкую полоску твердой колеи, которая...

Лавруша, шедший впереди, едва успел затормозить.

Лыжи его проехали немного по инерции и уперлись в какую-то темную громаду, выросшую внезапно из снежной свистопляски.

- Ребята! - завопил он что было сил. - Скорее! Здесь трактор! Я чуть не врезался.

Но нет - на трактор это было мало похоже.

Скорее - на танк. Только без башни и без пушки.

Остальные бросились вперед так, будто спешили на поезд, который мог вот-вот уйти.

- Вездеход! Ясное дело, это вездеход, - прокричал подоспевший Димон.

Он сбросил с плеча буксирную веревку, отстегнул лыжи и взобрался на левую гусеницу. Луч фонарика скользнул по заснеженным стеклам кабины, лязгнула железная дверца.

Трое внизу ждали, затаив дыхание.

Потом светлое пятно появилось снова и до них донесся упавший голос Димона:

- Никого... Пусто.

Тут же ветер, будто набрав новые силы, завыл еще сильнее, еще гуще наполнился снегом и понес его засыпать, сглаживать, топить цепочку оставленных ими следов.

4

- Но не мог же он сам! Сам заехать сюда.

- Почему не мог? А если он с телеводителем? Управляется по радио, очень просто. Телекамера показывает, что впереди, перед фарами, оператор сидит себе за сто километров у пульта и управляет. Как луноход - видала?

- А где же у него телекамера? Или этот - телеводитель? Ну где?

- Не знаю. Может, вот здесь?

- Не-е, это ящик для инструментов.

- Лавруша, попробуй все же - нажми какую-нибудь педаль.

- Ты что?

- Мотороллер же ты умеешь водить.

- Сравнил тоже.

- Вездеход, конечно, труднее, зато правил никаких не нужно. Развернулся бы и пошел-поехал.

- Говорят тебе - мотор не завести. Зажигание - вот оно, а ключа нет.

- Да, хорошо бы на таком въехать в деревню. Шикарно.

- Перестаньте. Если все начнут разъезжать на оставленных вездеходах, знаете, что получится?

Киля вдруг засопел, потянулся вниз, просунул руку между сиденьем и дверцей и поднял с пола какой-то предмет. В луче фонаря мелькнули крупно напечатанные цифры: 1877.

- Что ты мне тычешь? - спросил Димон.- Сигарет не видел? Обыкновенная пачка "Шипки".

- А ты? - Лавруша протянул к пачке руку. - Ты видел когда-нибудь курящего телеводителя?

Ребята затихли.

Вой ветра за окнами кабины из монотонного сделался зловещим. Неясное предчувствие беды повисло в воздухе.

- Может, он где-нибудь недалеко, - тихо сказала Стеша. - Никакой не "теле", а настоящий - живой. Может, лежит сейчас в снегу и замерзает.

- Если недалеко - почему же он тогда не вернулся? Включил бы мотор, отопление и согрелся.

- Мало ли что могло случиться. Провалился в яму. Ногу подвернул, как Киля. Придавило упавшим деревом. Я не знаю, но может быть...

- Что?

- Может, все-таки пойти поискать?

Никто ей не ответил.

Вылезать снова наружу - об этом и думать не хотелось. Кабина тоже успела промерзнуть, но в ней хоть не дуло. Одно из стекол ослабло под снежным напором и теперь отзывалось на каждый новый удар жалобным дребезжанием.

Димон наконец не выдержал - вздохнул и полез к выходу.

- Только не отходи далеко. - Стеша придержала его за полушубок. - Покричи немного и сразу возвращайся.

Казалось, она сама уже была не рада, что завела разговор про поиски.

- Ладно, - отмахнулся Димон. - Держи вот спички. Будешь зажигать их по одной. Вместо маяка.

Снежный бурун ворвался в приоткрывшуюся дверцу. Заслонившись локтем, Димон нырнул в него, как в воду, и исчез. Два раза до них слабо донесся его голос, мелькнул луч фонаря, потом все пропало.

Стеша чиркнула спичкой. Огонек осветил приборы, зажмурившегося Килю, цветную картинку, наклеенную рядом со спидометром, - бегун с факелом в руке. Спичка горела, постепенно выгибая из пламени головку на черной шее, и Стеша держала ее, сколько хватило сил терпеть. Будто ее обожженный палец мог кому-то помочь.

- Киля, ты чего? - тихо спросил Лавруша.

- Чего?

- Сопишь как-то жалобно. Нога болит?

- Не.

- А что тогда?

- Мать жалко. Извелась, поди.

- А моя, думаешь, нет? Твоя-то смелая, виду не покажет. А моя небось молиться уже начала. Если я заболею, или что, она сразу - бух рядом с бабкой на колени. И крестятся, и бормочут, и лбом в пол стучат. Ужас...

Стеша успела сжечь полкоробка, прежде чем они услышали лязг дверной ручки и облепленный снегом Димон ввалился в кабину.

- Ребята... там... внизу... - голос его дрожал от еле сдерживаемого ликования. - Только, чур, спокойно... На пол не падать... Сознания не терять...

- Ну, что?

- Говори!

- Водителя нашел?

- Нет!

- Дорога? Шоссе?

- Да не томи!..

- Там... - Димон для пущего эффекта сделал торжественную паузу, потом вдруг надвинул Киле и Лавруше козырьки шапок на глаза и заорал во все горло: Там дом! Слышите - до-о-о-ом! Настоящий! Трехэтажный! И окна!.. Светятся!..

Их будто подбросило.

Давясь в дверях и тузя друг друга, они посыпались вниз, подхватили валявшиеся лыжи и палки и поперлись вслед за Димоном напрямик через снежную целину. Даже Киля забыл про боль в ноге и отталкивал протянутые руки - сам, сам! Ни жуткий вой, ни чернота, ни ветер, хлещущий по лицу, как прутья, не казались больше страшными, раз поблизости была такая великая, такая прекрасная, такая обычно не замечаемая вещь - ДОМ! Человеческое жилье!