Пенальти - Альберт Кантоф

У правого полузащитника нет таких семейных проблем. Владислав Кальмен, отправившись покорить Запад, был полон решимости утвердиться здесь, работая в поте лица своего ногами и головой. Прошли времена, когда он получал три тысячи рублей в месяц, привлекая зрителей на стадион Одессы, в то время как советский автомобиль стоил двадцать пять тысяч. Сегодня вечером он уедет в спортивной «ланче». Его жена Марина еще никак не может прийти в себя, сменив коммунальную квартиру (на четыре семьи — одна кухня и одна ванная) на шестикомнатную виллу с большим садом, осенившим их новенькое счастье…

Каждый раз, когда Амеди Лафана ест апельсин, он видит себя мальчишкой, старшим из двенадцати детей, на улицах Нджамены. Вместе с приятелями он воровал их у торговцев с лотков. Когда у тебя ничего нет, то все нипочем. Даже гонять пустые консервные банки посреди улицы Независимости, не обращая внимания на беспорядочное, как повсюду в Африке, автомобильное движение. Среди мчащихся машин он постиг искусство уклоняться от противника. Однажды какой-то «тубаб», восхитившись тем, как ловко он увернулся от хромированного бампера его автомобиля, вылез из своей стреляющей колесницы и спросил, не хочет ли он по-настоящему играть в футбол…

Увидев, что Эдинсон поднимается, Мишель Дебе пошел за мячом. Член сборной Франции, капитан команды Вильгранда носил свою повязку, как другие — флаг на поле боя. Он всегда был впереди, воодушевляя павших духом… Сын футболиста, родившийся, так сказать, с кожаным мячом на ногах, Дебе — лучший снайпер команды. Однако, готовясь пробить по воротам, он всей кожей чувствовал волны противодействия, исходившие от небольшой группы людей, сгрудившихся возле футбольного поля…

Амедео Ди Лоро, сидя на скамье запасных, томился от нетерпения. Его одолжили (дали напрокат, если говорить точнее) футбольному клубу Вильгранда на два года. С тех пор как он покинул Рим, у него ничего не ладилось. Дело не только в том, что он воспринял эту ссылку, лишившую его «мамочки и макарон», как несправедливое наказание. В разгар чемпионата на юге Франции ему никак не удавалось найти свою игру. Оказавшись без одноклубников, с которыми сыгрался, он не чувствовал новых соратников и оставался среди них чужим. Несмотря на совместные тренировки, они не воспринимали его. И эффективность его игры снизилась. Тренер ободрял парня и обещал, что спортивная форма вернется, но сомнения все больше одолевали его. Совсем недавно у входа в раздевалку какай-то тип снова подошел к нему, прошептав:

— Когда захочешь, подай только знак.

Говорят, что если от героина хочется спать, то кокаин придает силы и повышает скорость. Может быть, это единственный способ вернуть свою форму? Одна только помеха: его обнаруживают при анализе мочи. Но ведь контроль бывает не так уж часто…

…В тот момент, когда носок бутсы с рассчитанной силой ударяет по мячу — так, чтобы тот с ускорением летел в створ ворот, — тишина на трибунах становится напряженной, как в классе прилежных учеников. На несколько секунд каждый зритель забывает о своих пристрастиях и сосредоточивает внимание на захватывающей дуэли, происходящей на зеленом поле… Удар… Кожаный снаряд набирает скорость… Вратарь, замерший между двумя стойками, хочет парировать… Он пытается мгновенно определить направление мяча и бросается в сторону, зависнув в воздухе, но его руки в перчатках хватают пустоту… Пушечное ядро, посланное с подкруткой, едва касается его ладоней и влетает в сетку.

После короткого затишья вновь вспыхивает буря. Радость победы у одних. Гнев и досада у других. Раздаются приветственные возгласы и брань. Игроки команды Вильгранда бросаются к своему капитану, виснут на нем, как гроздья винограда, стискивая слишком демонстративно в своих объятиях. Холодный наблюдатель, мало интересующийся страстями, бушующими вокруг кожаного мяча, нашел бы в этих пылких изъявлениях дружбы между молодыми мужчинами в трусах оттенок скрытого гомосексуализма.

Болельщики команды Сошо, ошеломленные крушением своих надежд, ждут конца этих восторгов, в то время как трибуны победителей ликуют.

Поток звуков словно хлынул в широко открытые шлюзы.

Гремят барабаны. Звенят металлические тарелки. Громкий хор подхватывает победный гимн.

— Гол-ол-ол-ол…

Со всех сторон рвутся петарды. Ракеты, взлетая с шипением, окутывают ряды плотным дымом, который медленно рассеивается, закрывая свет фонарей. Вымпелы и флаги раскачиваются, как марионетки. Игроки занимают свои места. Волны шума стихают. Матч продолжается…

Финальный свисток судьи останавливает встречу при счете один-ноль.

Людские потоки, охваченные воодушевлением или унынием, текут вдоль рядов к выходам со стадиона. В течение девяноста с лишним минут жители Вильгранда оказались сплоченными так, как никогда в повседневной жизни. Всех объединила любовь к кожаному мячу — коренных французов и репатриантов из Северной Африки, левых и правых, арабов и португальцев, богатых и бедных, работающих и безработных, интеллигентов и недоучек. Победа местной команды стала словно реваншем за их собственные неудачи, их слабодушие, пассивность и утрату надежд.

Пряча в карман свои блокноты, Франсуа Рошан заметил, что только одна группа, кажется, не участвовала в этом общем торжестве — та, что сидела на официальной трибуне. Спор там, видимо, принял довольно крутой оборот, и жест досады, который президент клуба адресовал депутату-мэру, свидетельствовал о том, что речь шла отнюдь не о поздравлениях. Брюньон вошел в стеклянную клетку, обвешанный, будто амулетами, своими камерами.

— Ты видел, как я схватил пенальти?

Повинуясь какому-то чутью, журналист показал на группу избранных.

— Сними-ка их.

— Зачем?

Рошан сказал откровенно:

— Не знаю.

Фотограф пожал плечами.

— Если это каприз…

Он поднес видоискатель к глазам и нажал на спуск как раз в тот момент, когда президент вильграндского клуба повернул к ним свое красное от гнева лицо. А народный избранник оставался в этот момент холодным как мрамор.

— Черт возьми! — прокомментировал сцену Брюньон. — Для победителей они выглядят не слишком-то весело.

На стоянке ревут моторы. Стреляют выхлопные трубы. Машины разъезжаются в разные стороны, стремясь опередить друг друга. В свете фонарей разъезд напоминает гонку на выживание. Правда, обходится без помятых крыльев, но звучит разнообразная, затейливая ругань.

— Научись водить, придурок!

— Иди в задницу!

— Это просто бордель!

Широкая площадка постепенно пустеет. Никто не обращает внимания на неподвижный силуэт за рулем «мерседеса».

В раздевалке пахнет потом и камфарным маслом. Шаги гулко раздаются на бетонном полу. Игроки победившей команды, расслабившись, переодеваются. Некоторые выходят из душевой. Другие еще раздеты. Франсуа быстро опрашивает футболистов, интересуясь перипетиями матча. Его собеседники знают, что он спросит. А он — что они ответят. Обычный ритуал, который не мешает, впрочем, Рошану ловить непринужденно брошенное слово или фразу. Порой так можно узнать о предстоящих переходах игроков. В тот момент, когда он расспрашивал автора победного пенальти, за его спиной раздался жизнерадостный голос:

— Поздравляю, дети мои.

Он обернулся. Жомгард в сопровождении Малитрана, изобразив на лице улыбку, вошел в раздевалку и стал пожимать всем поочередно руки, словно в ходе предвыборного турне. В порыве всеобщего воодушевления они стали поздравлять друг друга.

— Президент, ваша команда лучше всех.

— Мы многим обязаны вам, месье мэр.

Можно было подумать, что между ними нет никаких споров, царит «мир и благоденствие». Узнав журналиста, глава городской власти обратился к нему, протянув руку:

— А, Франсуа… Всегда на посту… Привет…

Они отнюдь не были близко знакомы. Но Луи Жомгард никогда не забывал имен. Это способствовало его популярности. А если, к несчастью, у него и случался в памяти провал, то вышколенный парламентский атташе, сопровождающий его, как тень, заглядывал незаметно в небольшой блокнот, специально заведенный для этой цели, и шептал ему в ухо подзабытое имя. Кроме того, надо сохранять хорошие отношения со средствами массовой информации, и поэтому ему известно все, что можно узнать о репортере. Он даже завел на него специальную карточку.

— Один-ноль, Франсуа… Недурно, а? Если бы играли на чужом поле, то заняли бы второе место… А то и третье… Но теперь мы вышли на общеевропейский уровень — и это главное.

Выход на первые места в чемпионате Франции позволял померяться силами с крупными иностранными командами. Мэр явно ликовал, предвкушая наплыв болельщиков на стадион Вильгранда и увеличение раз в десять, а то и больше, сборов за телевизионные трансляции. Это станет золотым дном благодаря зарубежному зрителю. Жомгард излучал радость всеми своими порами. Он слегка переигрывал. Поодаль, демонстрируя такое же довольство, Малитран, тем не менее, не мог сдержать легкий нервный тик, дергающий веко. За десяток лет, которые Франсуа видел его на стадионах, он изучил его повадки. У Малитрана этот тик означал беспокойство. И обычно тик усиливался, когда его команда терпела поражение. Но ведь сегодня вечером Вильгранд выиграл! Тогда в чем же причина этой скрытой напряженности?