Кэрри в дни войны - Нина Бодэн

Усыпанная шлаком дорога кончилась, и они зашагали по горбатой улице, где стояли какие-то темные, небольшие дома без палисадников. Над горой еще висело солнце, но городок уже лежал в тени. В холодившем щеки воздухе пахло угольной пылью.

— Грязно, потому что здесь шахта, — сказала Кэрри.

— Я не это имел в виду. Город маленький, значит, нет хорошей публичной библиотеки.

Забавно, что в такой момент можно об этом беспокоиться.

— Первое место, там, где мы делали пересадку, было куда больше, — сказала Кэрри. Прищурившись, она прочла, как его зовут: Альберт Сэндвич. — Если бы твоя фамилия начиналась с буквы из первой половины алфавита, ты сумел бы остаться там. Тебе чуть-чуть не повезло: нас разделили как раз на букве «р». Тебя как звали дома: Алем или Бертом?

— Мне нравится, когда меня называют полным именем, — сухо ответил он. — И не нравится, когда, слыша мою фамилию, вспоминают про бутерброд.

Он говорил твердо, и Кэрри почувствовала, что не следовало задавать подобных вопросов.

— А мне твоя фамилия напомнила только город Сэндвич в Кенте, где живет моя бабушка, — сказала она. — Правда, папа говорит, что ей нужно оттуда уехать: вдруг немцы выбросят десант на побережье? — Она представила себе, как немцы высаживаются на берег, а бабушка бежит, таща за собой тачку с вещами, как на какой-то фотографии в газете, и, глупо загоготав, добавила: — Если они высадятся, бабушка задаст им как следует. Она никого не боится, она даже Гитлера самого не испугается. Залезет на крышу и обольет его кипящим маслом.

— Думаю, что это мало чем поможет, — хмуро ответил Альберт, посмотрев на нее. — От стариков во время войны нет толку. Как, впрочем, и от детей. Лучше не болтаться под ногами.

От его серьезного тона Кэрри стало не по себе. Ей хотелось объяснить ему, что, сказав про кипящее масло, она всего лишь пошутила, но они уже дошли до здания с высоким крыльцом, где им велели построиться гуськом, чтобы у входа их можно было проверить поименно. Ник стоял у двери, держа мисс Фазакерли за руку.

— Успокойся, мой милый, — говорила мисс Фазакерли. — А вот и она. Что я тебе сказала? — И, обратившись к Кэрри, добавила: — Пожалуйста, не теряй его. — Она отметила их троих в списке, сказав вслух: — Двое Уиллоу, один Сэндвич.

Ник держался за рукав пальто Кэрри, когда они очутились в длинной, сумрачной комнате с остроконечными окнами, где было шумно и многолюдно.

— Хотите чаю с пирогом? — обратилась к Кэрри какая-то энергичная полная особа с певучим по-валлийски голосом.

Кэрри замотала головой: ей казалось, что пирог не полезет ей в глотку.

— Тогда встаньте в сторонку, — сказала женщина. — Вон там у стенки, рядом с другими, кто-нибудь вас выберет.

Кэрри огляделась в недоумении и увидела Альберта Сэдвича.

— Что происходит? — шепотом спросила она.

— Нечто вроде ярмарки скота, — ответил он.

На лице его было написано отвращение, но держался он с полной невозмутимостью. Он отдал Кэрри ее чемодан, отошел в самый конец комнаты, сел на свой чемодан и вытащил из кармана книгу.

«Хорошо бы и мне так, — подумала Кэрри. — Сесть и читать, будто мне на все наплевать». Но ее уже начало мутить от страха: вдруг ее никто не выберет? Так бывало всегда, когда в школе составляли команду для игры. А вдруг ее не возьмут? Она потащила Ника к стоявшим у стены детям и, опустив глаза, не осмеливаясь вздохнуть, застыла в ожидании. Когда кто-то выкрикнул: «А теперь славную маленькую девочку для миссис Дейвис!», она почувствовала, что задыхается. Она подняла глаза, но не могла сосредоточиться: вместо лиц перед ней плавали какие-то пятна.

Ник еще крепче вцепился ей в руку. Она посмотрела на его белое лицо со следами рвоты вокруг губ, и ей захотелось встряхнуть его. Кто возьмет к себе в дом такого болезненного на вид и бледного мальчика? Он обязательно заболеет, решат они, и будет только помехой.

— Сейчас же выпрямись и улыбнись! — прошипела она, но когда он, такой маленький и беззащитный, лишь удивленно заморгал, сердце ее смягчилось. — Не бойся, — сказала она. — Я не злюсь и никуда от тебя не денусь.

Минуты превратились в часы. Детей становилось все меньше и меньше, их потихоньку разбирали. Остались лишь никому не нужные, решила Кэрри: они с Ником, несколько хулиганского вида мальчишек и противная косоглазая девочка с двумя младшими сестренками. Да еще Альберт Сэндвич, который по-прежнему спокойно восседал на своем чемодане, читая книгу и ни на кого не глядя. Ему было наплевать! Кэрри вскинула голову и что-то замурлыкала себе под нос, делая вид, что ей тоже все безразлично.

Перед ней остановились, и кто-то спросил:

— Вы, конечно, сумеете взять двоих, мисс Эванс?

— Двух девочек, да. Но не мальчика с девочкой… Знаете, у нас только одна комната, а мой брат на этот счет очень строг.

«Строг насчет чего?» — подумала Кэрри. Но мисс Эванс была симпатичной, чуть-чуть похожей на выглядывавшую из-за дерева рыжую белочку, которую Кэрри как-то видела в парке. Рыжевато-каштановые волосы, ясные, круглые, как пуговицы, глаза и робкий, испуганный взгляд.

— Дома Ник спал в моей комнате, потому что ему часто снятся кошмары. Я всегда за ним присматриваю, и он никому не причиняет хлопот.

Мисс Эванс никак не могла решиться.

— Не знаю, что скажет брат. Может, рискнуть, а? — Она улыбнулась Кэрри. — У тебя такие красивые глаза, девочка! Как зеленые стеклышки!

Кэрри улыбнулась в ответ! Ее не часто замечали, когда рядом был Ник. У него были синие глаза, как у мамы.

— Самый красивый у нас Ник, — сказала она.

Мисс Эванс шагала быстро. Она была невысокой, чуть повыше Кэрри, но сильной, как вокзальный носильщик, потому что, когда несла их чемоданы, казалось, будто они ничего не весят. Они шли по улице, пока не остановились перед продуктовой лавкой, над которой было написано имя ее владельца: «Сэмюэл Айзик Эванс». Мисс Эванс вынула из сумки ключ и сказала:

— Обычно вы будете входить в дом через заднюю дверь, но сегодня, поскольку моего брата нет дома, мы пройдем через лавку.

В лавке было темно и приятно пахло чем-то лежалым. «Свечи, щепа для растопки и специи», — потянув носом, решила Кэрри. Дверь в глубине помещения вела в маленькую комнату с таким огромным письменным столом, что больше ничего нельзя было поставить.

— Контора моего брата, — понизив голос, объяснила мисс Эванс и поспешно провела их в узкий темный холл, куда выходило несколько дверей и откуда начиналась лестница наверх. Здесь было еще темнее, чем в лавке, и сильнее пахло воском.

Натертый линолеум сверкал, как море из стекла, а брошенные тут и там коврики напоминали острова. Нигде ни пылинки. Мисс Эванс посмотрела на их ноги.