Смоленское направление 2 - Алексей Борисов

– Без Ярославовича дружины не обойтись, казна велика, да только и свеев сотни. – Ильич записал в блокноте тридцать семь человек напротив имени собеседника и долил в бокалы вино.

– Да что нам те сотни, Гаврилу можно позвать, у него двадцать два ушкуйника, ты вон шестьдесят нанял, одолеем. – Якунович отпил вина, пробежал глазами по столу в поисках закуски и утёр рукавом рот.

– Ты, наверное, не понял меня, свеев не сотня – сотни, идём, кое-что покажу. – Пахом встал из-за стола и направился к стене, слева от своего кресла, где находилась потайная дверь в чулан. Отогнув в сторону гобелен с лебедями, купец позвал за собой гостя. Пока Сбыслав вставал с софы, Ильич чиркнул зажигалкой, запалив три свечи на подсвечнике. В чулане находился макет, приблизительно показывающий устье Ижоры. Поверхность была ровная, без холмов и впадин, как буд то птица, пролетающая по небу, запечатлела увиденное. На левобережье, у края реки, закрашенной голубой акварелью стоял домик убитого ижорского кузнеца.

– Вот здесь, через двенадцать дней, Ульф Фаси собирается поставить острог, подмять под себя всю окрестную землю и перекрыть нам торговлю. Теперь понимаешь, почему без дружины Александра нам не совладать? – Пахом указал указкой на место предполагаемого строительства.

– А как же казна? – Спросил Сбыслав. В голосе проявились нотки недовольства.

– Серебро он повезёт с собой, людям надо чем-то платить. Пока он не обосновался, надо его отсюда выбить. Иначе, всем туго придётся.

– Откуда ты всё знаешь? И место, где острог ставить будут и дату точную. Ты ж не воевода, а вон, штуку, какую имеешь, никакая карта с этим не сравнится. – Якунович перекрестился, заподозрив близкое колдовство.

– Знаю, ибо серебра на послухов не жалею и Софийскому храму через Рафаила подношения регулярно передаю. – Ильич расстегнул китель, достал золотой крест на цепочке, поцеловал его и три раза перекрестился.

– А тут, что за флажок? – Боярин аккуратно показал пальцем на правый берег макета, где был, воткнут красный вымпел.

– Тут я со своими людьми ожидать свеев буду. Часть сюда попрёт, жрать захочет, обязательно попрёт.

– Так они на ладьях придут, неужто еды с собой не возьмут? – Сбыслав улыбнулся.

– Ты когда понял, что история с озимой рожью пустой звук? – Ильич хитровато посмотрел на боярина.

– Да на днях, сопоставил цены на хлеб, ажиотаж, который возник, вот и понял, что не сходится. Ладно, чего врать то. Аниська сказала, что за казной свейской ты собираешься.

– Хм…, тот, кто про хлеб узнал, давно уже из Новгорода уплыл, да кому надо доложил. Так что свеи ни сном, ни духом. Ты вот что скажи, ждать тебя в устье Ижоры пятнадцатого числа, али нет? – Пахом Ильич открыл дверь чулана и стал задувать свечи.

– Буду! И не один, Гаврила Алексич и Меша с ушкуйниками своими придёт. Я с их слов говорю. Да только не в казне дело, добыча, конечно, не помешает, биться мы всё равно не за неё будем. Сам понимаешь не хуже меня, дай Бог, одолеем свея. – Сбыслав Якунович выйдя из чулана, подошёл к столу. Взглянул на кивающего Пахома, перевёл взгляд на вентилятор и уселся на софу.

К обеду, Пахом Ильич и боярин стали друзьями – не разлей вода. Вспомнилось, как отцы их, грабили Сигтуну, чуть ли не ворота в Софию привезли. Вот только на какой ладье они, ворота эти везлись – подзабыли. После третьей бутыли, Ильич стал рассказывать про неведомые страны, которые лежат по ту сторону окияна, и если б был бы огромный корабль, то он, непременно бы посетил их и привёз в Новгород живого индейца, а то и двух. Сбыслав мечтал поймать в полон Орденского рыцаря, желательно покрупнее, дабы впрячь схизматика в сани и гнать его на Загородский конец, катаясь вокруг кремля. Вечером, за Якуновичем приехали слуги, в бессознательном состоянии погрузили упившегося вусмерть на телегу, упав в ноги Пахому Ильичу, мол, дома у боярина переживают не на шутку, после чего уехали со своим хозяином. Купец немного расстроился, выпил ещё, поискал глазами собутыльника, позвал его, а когда понял, что остался один, принял решение идти вызволять Сбыслыва из домашнего плена. И если бы не Марфа, то, наверное, пошёл бы. Жена повисла на купце, не давая тому ступить и шагу. Так и уснул Пахом Ильич, стоя на ногах, не дойдя до ворот восьми шагов.

Через пять дней, ладья Бренко бороздила воды Невы, охраняя устье Ижоры. Команда была полураздета, жара стояла неимоверная, ветерок, который был с утра – выдохся, и от вынужденного безделья я закинул удочку, пытаясь наловить на обед рыбы.

– И дёрнул меня чёрт в это патрулирование, ведь звал же Пахом остаться с ним, как чувствовал, купец, что под навесом палатки жару пересидеть легче. – Размышлял я, всматриваясь в неподвижный поплавок. – Рыбе, наверное, то же жарко, на дно ушла.

– Лексей, две шнеки, прямо на нас идут. – Прокричал вперёдсмотрящий, наблюдая за рекой в подзорную трубу.

– Твою …ать, рыбы половить не дают. – Выругался, сматывая катушку спиннинга.

Один из ушкуйников, по прозвищу Филин, за свои округлые глаза, приставив ладонь к бровям, наподобие козырька стал всматриваться в пару тёмных точек, перевёл взгляд к себе под ноги, после чего ещё раз посмотрел вдаль и выдал то, от чего на корабле начался переполох.

– Это не купцы, осадка низкая.

– На, посмотри в это. – Сказал ушкуйнику, протягивая тому бинокль.

– Ух ты, змея даже на носу не сняли, они оружаются! Это свеи! – Филин протянул мне назад оптику, видимо, с его дальнозоркостью он не нуждался в ней.

– Первым тройкам брони вздеть, остальные помогают. – Подал команду Бренко.

Экипаж был разбит на двадцать троек. Если на суше легче оперировать десятками, то судовые работы удобнее вести тройками. Так же поступают и в бою, когда тот идёт на водной глади. Мне, как морскому офицеру, было интересно узнать, что при волнении более трёх баллов, ни о каком морском сражении речи быть не может. Только крайняя необходимость может толкнуть людей на бой, когда малотоннажное судёнышко ходит ходуном, и устоять на палубе очень сложно. Но мы были не на море, даже не на озере – это была река, и боя было не избежать. В принципе, мы и сами были не против, барражируя по Неве, в поисках подходящего трофея.

В боевом расписании моё место было на носу судна, где стояло сопло огнемёта, накрытое брезентом. По виду, мы были крупным торговым кораблём с минимальной охраной и богатым товаром. Только плаката не хватало, с нарисованной толстой уткой, говорящим о том, что мяса и пуха много, а защититься не может. Вот и летели к нам хищные ястребы, используя силу всех своих вёсел, забывая о том, что даже утка, будучи Русской – может заклевать до смерти.

Непродолжительный шторм разбросал караван свеев. Две боевые лодки оказались ближе всех к месту конечной высадке, и вот она – удача. Новгородский торгаш, при полном штиле торчащий на середине реки.

– Мы ещё не дошли до места, а добыча сама идёт к нам в руки. – Капитан свейского корабля оскалился. Добычу, взятую на воде, не придётся делить с ярлом. Если всё пройдёт удачно, можно даже слинять по-тихому, водная гладь всё спишет. – В живых не оставлять никого! Нам не нужны свидетели!

Свеи опомнились, когда на новгородской ладье, словно по взмаху волшебной палочки приподнялись деревянные щиты и два арбалетных болта отбросили кормчего первой лодки на палубу. Купец стал разворачиваться и теперь сам шёл на абордаж. За сто шагов до полного сближения вёсла новгородцев втянулись вовнутрь. Через пару мгновений, струя пламени вылетела с ладьи и залила жаром огня столпившихся на носу воинов. Ещё, через несколько секунд, огонь прошёлся по остальным. Повезло только тем, кто был на корме. До них, дыхание Фафнира не добралось. Ни о каком нападении речи уже не велось, свеи объятые пламенем прыгали за борт, пытаясь в воде найти спасение. Дико заржала лошадь, огонь опалил бедное животное и теперь кобыла, позабыв о спутанных ногах, стала подпрыгивать, внося ещё большую панику. Щедро просмоленное судно вспыхнуло, живые позавидовали мёртвым. Десятки стрел вонзились в тела обезумевших воинов, боевой ладье оставалось жить несколько минут. Настала очередь второго ястреба.

Два ушкуйника прикрывали меня ростовыми щитами с боков. Спереди, меня защищал лист из двухмиллиметровой стали, как на станковом пулемёте 'Максим'.

– Что? Не по нраву? Приходите под Полтаву, там ещё дадут! – Кричал я горящим шведам.

В нас полетело несколько стрел, целились в меня, как наибольшую угрозу. Один из смертоносных подарков попал в каску, другой угодил в щит. Вторая лодка, которая обходила нас с правого борта, пытаясь зажать в клещи, застопорила ход. Видя постигшую участь собрата, свеи попытались сначала развернуться, но затем, видимо решив, что лучше принять смерть в бою, чем быть сожженным заживо, четыре весла с каждого борта вновь ударили по воде. В нашу сторону полетело несколько крючьев на верёвках. Два из них зацепились за борт. По правилам абордажа, нос боевой ладьи должен протаранить борт неприятеля по касательной, сбить защитников на палубу, после чего начинается резня.