Александр Беляев - Борис Ляпунов

Рассказ привлек к себе внимание любителей фантастики и сразу же принес известность автору. Фантастика оказалась подлинным литературным призванием Беляева, а «Голова профессора Доуэля» была первой — и удачной — пробой пера на избранном им поприще.

Непривычный фантастический замысел, напряженный, полный неожиданностей сюжет, глубоко драматичный образ профессора Доуэля, страстная ненависть автора к злу и убежденность в торжестве правды — все это потрясало и захватывало воображение читателя.

Профессор Керн работает в своей лаборатории над проблемой оживления органов, отделенных от человеческого тела. Керн — крупный ученый, но он не останавливается ни перед чем во имя достижения своих личных, эгоистических целей. Он идет даже на преступление. Оживив голову своего учителя — профессора Доуэля, он силой заставляет находящегося в ужасном положении ученого помогать ему, служить «генератором идей».

Молодая лаборантка открывает эту тайну Керна, разоблачает его с помощью сына Доуэля. Справедливое возмездие настигает преступника, вынужденного покончить жизнь самоубийством.

Вся эта коллизия была вписана Беляевым в будничную и реалистическую обстановку. Поэтому достигался эффект максимального правдоподобия — и самих событий, которые могли произойти, и поступков людей, которые были участниками этих событий.

В рассказе есть такой эпизод: когда отделенная от тела и оживленная голова профессора остается одна, в раскрытое окно влетает жук, кружит вокруг головы, садится и ползет по ней. Лишенный возможности что-нибудь сделать, Доуэль переживает невероятный страх перед этим маленьким чудовищем.

Эпизод очень реалистичен. Кажется, будто автор сам пережил то, что описывает.

И действительно, писал Беляев, «Голова профессора Доуэля» — произведение, в значительной степени автобиографическое. Болезнь уложила меня однажды на три с половиной года в гипсовую кровать. Этот период болезни сопровождался параличом нижней половины тела. И хотя руками я владел, все же моя жизнь сводилась в эти годы к жизни «головы без тела», которого я совершенно не чувствовал… Вот когда я передумал и перечувствовал все, что может испытать «голова без тела».

Хотя Беляев и не давал точного решения проблем, которыми занимались его герои, он все же глубоко заинтересовывал самой возможностью производить удивительные хирургические операции. Оживить такой сложный орган, как человеческий мозг, возвратить человеку сознание, мышление после смерти — что может быть заманчивее и одновременно фантастичнее? Беляев не оставлял эту тему впоследствии, он не раз возвращался к ней, углубляя и дополняя ее, находя вее новые и новые аспекты, уже не только биологические и социальные, а и морально-этические и психологические.

В те времена, когда писалась «Голова профессора Доуэля», мысль о возможности оживления мозга и вообще органов, отделенных от тела, казалась невероятной. Правда, первые опыты по оживлению пытались проводить еще в XIX веке. Тем не менее о них забыли, а работы советских врачей, в частности С. С. Брюхоненко, в этой области еще не начинались. Вероятно, поэтому критики так яростно нападали на произведение Беляева, которое казалось им мистикой, пустым фантазированием без всякой научной основы.

По-иному встретили рассказ специалисты. «Голова» обсуждалась студентами и преподавателями Ленинградского медицинского института. Проблемой, поставленной Беляевым, заинтересовался профессор В. А. Неговский, известный своими успешными работами по оживлению людей после клинической смерти.

Беляев силой воображения сумел придать своей фантазии поразительную убедительность, вполне ощутимую конкретность. Она заражала верой в невозможное. Именно потому уже первая научно-фантастическая вещь писателя вызвала огромный интерес.

Неудивительно, что одна молодая читательница из Курска прислала такое, хотя и наивное, но очень искреннее письмо: «Прочитав такой роман, я сама решила учиться на врача, чтобы делать открытия, которых не знают профессора мира…».

Предвидение Беляева в наши дни начало воплощаться в жизнь. Ход развития биологической науки привел — и будет дальше приводить — к тому, что научная проблематика беляевской фантастики звучит все более и более современно.

Уже сегодня мы знаем о многочисленных аппаратах, заменяющих на время отдельные органы, — об искусственных легких, почке, сердце. Пусть пока это еще громоздкие и сложные установки, но, раз появившись, они будут совершенствоваться, чтобы сделать возможным постоянную замену больных или изношенных органов человеческого тела.

Медицина начинает упорно штурмовать барьер тканевой несовместимости. Уже сейчас можно уверенно говорить, что Беляев был прав в своих предвидениях, хотя мы еще не знаем конкретных путей, ведущих от операций на животных к операции на человеке, как не знал их фантаст. Зато вместе с ним мы можем мечтать сегодня о тех удивительных возможностях, которые откроются перед людьми, когда это будет сделано.

Успех «Головы профессора Доуэля» особенно разителен на фоне фантастики тех лет.

Книжный рынок наводнен был по преимуществу переводными произведениями, которые выпускались многими издательствами. Их же печатали и начинавшие тогда выходить журналы.

Например, «Всемирный следопыт», в котором печатался рассказ Беляева, в 1925 году поместил полумистический, написанный еще до революции рассказ французского писателя Мориса Ренара, в котором описывались приключения «по ту сторону зеркала».

Разумеется, это не имело ничего общего с чудесной сказкой Кэррола. А несколько ранее в русском переводе появился рассказ того же автора «Новый зверь» («Доктор Лерн») — о пересадке мозга человека животным. «Человеческая душа» в теле быка — эта ситуация понадобилась автору, чтобы нагромоздить обилие невероятных приключений с изрядной примесью эротики. Герои Ренара занимались, по сути дела, бесцельными экспериментами, и вся «фантазия» служила целям пустого развлекательства.

Можно было бы привести и другие примеры той псевдонаучной фантастики, которая характерна для начала 20-х годов.

Подражая не лучшим западным образцам, эта фантастика чаще всего пользовалась шаблонными авантюрными сюжетами, всячески обыгрывая невероятные приключения и потакая низкопробным вкусам.

Характерный пример — «космические» фантастические романы В. Гончарова. Спекулируя на романтике революционных приключений и интересе к науке, автор преподносил читателям всевозможные вздорные измышления вроде межпланетных кораблей, приводимых в движение психической энергией человека, слоноподобных селенитов, двойников Земли и т. д. Ему же принадлежит роман, в котором изобретение гипотетического смертоносного вещества служит поводом для создания неправдоподобного «боевика», перенасыщенного множеством нелепых приключений.