Форексмен - Александр Малашкин

Филиппу плевать на её слова. Сейчас в мире существует только боль поражения, и, заливаясь беззвучным криком, он во второй раз оседает на пол. Голос пытается что-то сказать, но с немалым усилием его удается заглушить.

Пугающая мысль о психической болезни заставляет испытывать панику. Он словно прикасается к невидимой стене, сквозь которую можно просунуть руку, и за которой кроется неизвестность, откуда почти нет возврата. Лишь горечь денежной потери и злость отрывают от этого чувства. И хорошо, ибо еще чуть-чуть – и он ушел бы в себя. Туда, где звенящая тишина, темнота, неизвестность и страх.

«Знаю, тебе нелегко, и мои советы будешь воспринимать с раздражением, но прошу, выслушай. Видимо, ты забыл, что на твоем счету зарезервировано одиннадцать тысяч долларов, иначе вряд ли бы так убивался. Ведь счет дошел до стоп-аута с пометкой „условно“…»

Филипп приподнимается с пола. На фоне эмоций это действительно вылетело из головы.

«Американские инвесторы схватились за ручку уходящего поезда, пытаясь извлечь из падения максимальную выгоду. Тебе не безосновательно казалось, что наступит короткий период консолидации, но в мире Форекса игра идет по касательной относительно логики и здравого смысла: капиталисты дернули за веревки и добили свою национальную валюту. И если бы не ЦБ, проклятые инвесторы готовы были бы устроить еще одну осень 2008-го. Ты и так все это знаешь. Времени мало, отскок теперь будет со стопроцентной точностью. Если сейчас возьмешь себя в руки, успеешь забрать с рынка еще какие-то деньги. Говорю „еще“, ибо, несмотря ни на что, ты сегодня и так в плюсе. И последнее: не советую использовать максимальное кредитное плечо. Слишком высок риск. Лучше синица в руках, чем…»

Филипп совершает одну-единственную сделку максимальным плечом. Им овладевает странный настрой: не верится ни в победу, ни в проигрыш. Входит длинной позицией и тотчас закрывает терминал. В памяти стоит отпечаток отрезка графика, на котором цена свалилась почти на триста пунктов, отрезка, на котором он заработал и потерял почти три миллиона рублей!

За окном стемнело. Филипп ложится на кровать и спокойно накрывается помятой простыней.

Не хочется ни есть, ни пить, ни спать.

Он долго лежит, слушает звуки из открытого окна и смотрит в потолок. В глазах стоит роковой графический отрезок. Филипп помнит каждый его излом на часовом графике.

– Будь что будет, – умиротворенно произносит он и отворачивается к стене.

Голос хочет что-то сказать, но Филипп не слышит – подступает сон. Сегодня он впервые узнал, что такое полное моральное опустошение. Физическое, пожалуй, тоже. Он никогда не бодрствовал двое суток подряд. Никогда не чувствовал в себе такое напряжение.

Ему снятся грозовые облака в ночи, ветры, поднимающие пыль с безлюдных городских улиц. Всюду стоят исполинские здания времен советской эпохи, грозно взирающие на него – маленького человека. Их окна темны. Начинается дождь, ветер рвет листья с деревьев. Филиппа подхватывает вихрем, поднимает на уровень крыш, затем сила вихря ослабевает, он видит себя со стороны – и, беспомощно маша руками, тело падает вниз…

Филипп подскакивает на кровати и чувствует усиленный стук сердца. Свет уличных фонарей падает на стены. Ветер, задувающий в окно, разбросал по комнате все, что смог осилить, в том числе распотрошил стопку бумаг. Колышутся шторы. В некогда душной комнате теперь царит ночная свежесть.

Чувствуется приближение дождя.

На часах перевалило за три.

Филипп пытается еще раз уснуть, но тщетно. Безмятежно валяется, прокручивая в памяти историю последних месяцев. Прошедший год был насыщен интересными событиями, и оттого становится даже грустно. Похоже на раннюю ностальгию.

Наконец, он встает, включает ноутбук и вбивает пароль в терминал.

В верхней строчке «плавающий результат» он в первую очередь видит знак «+», и только потом глаза медленно смещаются и фокусируются на значении: 49.541.

Плечо просто гигантское, поэтому каждый «тик» колеблет результат минимум на тысячу долларов.

Как только значение достигает пятидесяти тысяч, Филипп нажимает кнопку и сделка закрывается.

Довольно.

В эту секунду по подоконнику начинают бить капли дождя.

Глава первая

Десятью месяцами ранее

Лучи вечернего солнца скользнули по окнам пригородного автобуса. Филипп сидел в последнем ряду «белой гармошки» и смотрел на стволы мелькающих придорожных берез. Шли первые дни сентября, но рука осени еще не успела тронуть сибирскую природу.

Оставляя за собой сизый дым, «белая гармошка» плелась по трассе по направлению к областному центру. Вдоль дороги за узкой полосой берез тянулась река. Не сказать широкая, как могучие Волга или Енисей, но и ручейком не назовешь. Берущие начало в долинах Абаканских хребтов и впадающие в Обь, эти воды на протяжении восьмисот километров носят название – Томь. Водная гладь расположена чуть ниже относительно трассы, и сверху отлично просматриваются левый и правый берега.

Внимание Филиппа привлек прогулочный катер. На палубе веселилась компания людей. Ему остро захотелось покинуть автобус на ближайшей остановке и спуститься к реке. День стоял по-летнему жаркий, и остывающая вода тянула к себе. Но это последний автобусный рейс на сегодня. До города километров пятнадцать, расстояние не гигантское, но чапать с рюкзаком и сумкой по обочине – не лучшее, чего можно желать. Он поборол вспыхнувшее желание, отвернулся в пыльный салон, где были заняты все сидячие места, и безрадостно улыбнулся.

Через несколько километров автобус сбавил ход и остановился, двери шумно разъехались. В салон хлынули люди. Это были граждане пенсионного возраста, обитатели дачного кооператива. Когда к Филиппу подступила полная женщина с идиотским пластмассовым ведром и грозно посмотрела, он с грустью осознал, что остаток пути придется проехать стоя. Нехотя поднялся и услышал недовольные вздохи тех, кто точно так же претендовал на сидячее место.

Автобус резко тронулся, пассажиры, держащиеся за поручни, покачнулись. По некоторым из них было видно, что сохранить равновесие при таком резком старте им удалось с трудом. Но водителя данный факт, похоже, не волновал. Филипп взглянул в кабину через салонное зеркало. Водитель заметил, что на него смотрит недовольный пассажир, и, как ни в чем ни бывало, отвел свои равнодушные глаза на дорогу.

«И все эти люди доверяют свою жизнь одному болвану?» – подумал Филипп.

Ему двадцать два, и в последнее время он задумывается о несправедливости, о противоестественном укладе жизни. Кто-то скажет: в этом возрасте свойственно думать о подобном. Возможно, но, быть может, возраст ни при чем, виновато что-то другое.

Филипп – студент четвертого курса Кемеровского государственного университета, экономического факультета. Если в первый год обучения он горел пламенем страсти к знаниям, то ко второй половине третьего курса начал разочаровываться. Причем не только в необходимости получать знания, но и в необходимости существования в целом. Ему всё казалось бессмысленным и бесполезным. Ловя себя на раздумьях о тщетности бытия, он немного себя ненавидел, ведь такое не свойственно живому. Живое должно бегать, прыгать и радоваться, подобно козленку на весеннем лугу. Филипп понимал: в нем поселилась какая-то неведомая хандра, которая, по всей вероятности, посещает не каждого в этом мире.

Шли дни недели, он решил просто жить, не заостряя внимания на душевном состоянии. Закончился третий курс, наступило лето, которое он провел у себя в деревне, где родился и рос. Затем на календаре открылся сентябрь: дни, когда студенты по всему миру готовятся приступить к обучению, когда массовое заселение общежитий уже произошло и теперь подтягиваются «хвосты» – светлое, в общем-то, время. Время открытия новых горизонтов.

Помимо доверху набитой дорожной сумки с домашними вкусностями – вареньем-соленьем, пирожками, куском подтаивающего сала – настроение поднимал конвертик во внутреннем кармане куртки.

Автобус блуждал по пустым вечерним улицам, останавливался на светофорах, пока не прибыл к вокзалу.

Филипп предусмотрительно пропустил нетерпеливых пассажиров, затем выпрыгнул наружу сам. В спину все время кто-то остро подталкивал. В пригородных автобусах России это нормальное явление. Он даже не оглянулся посмотреть на невежду и поспешил прочь.

Город встретил шумом машин, вокзальными часами, памятником в виде паровоза, на котором, как говорят, когда-то работал сам губернатор, и бесконечным рядом разношерстных такси.

Можно сесть на маршрутку, но уставший от автобусов Филипп решил прогуляться. На часах нет и девяти, а общежитие закроется только в одиннадцать. И не важно, что придется тащить рюкзак и сумку. В такой роскошный вечер на неудобства можно не обращать внимания. Вон и девушки какие гуляют, прямо-таки движущийся стимул.