Корпорация «Просперити» - Денис Соколов

Но пока все складывалось превосходно. Эх, жаль Ольга его сейчас не видит – в салоне бизнес-класса, на пороге нового, блестящего будущего.

Он хотел даже вчера позвонить ей и поделиться ошеломительными новостями. Может быть, им удастся все вернуть, ведь теперь он успешный бизнесмен и может сделать свою женщину счастливой. Потянулся за телефоном, но тот жалобно пискнул и отключился – у современных гаджетов быстро садится аккумулятор. Ну а пока доехал домой, уже забыл о своем порыве. Ольга так и не узнала, что эта его забывчивость, которую она так ненавидела, в конечном итоге спасла ей жизнь.

В Амстердаме все прошло гладко. Дима позвонил по номеру на визитке:

– Я могу поговорить с мистером Лео Пак? – начал он по-английски.

– Конечно, можете! – высокий голос на другой стороне ответил на чистом русском. Вернее, не совсем чистом – в манере говорить угадывались следы одесских интонаций. Только прошу вас, мой дорогой, называйте меня, пожалуйста, Лев Семенович. Господин Пак – это для наших зарубежных друзей! А для нас, русских, пусть будет по имени-отчеству, как в старые добрые времена.

Через полчаса Дима уже звонил в дверь с табличкой Leo Pak and Рartners.

Открыл мужчина, который, похоже, и был хозяином офиса.

– Здравствуйте, Лев Семенович, – Дима протянул руку.

– И вы будьте здоровы, молодой человек! Давайте плащ и пойдемте ко мне.

Лев Семенович повел Диму по узкому коридору вглубь здания.

– В Голландии очень дорогие фасады зданий, особенно те, что выходят на канал. Именно поэтому дома в центре такие узкие и глубокие. Только так можно относительно недорого иметь большой дом в престижном месте. Хитрые голландцы поняли это еще в средние века, а наши до сих пор не могут сообразить, как устроены города. Один мой клиент умудрился купить половину Тверской улицы и просто сдает все в аренду кому попало, и даже не задумывается, как здорово можно было бы все обустроить. Хотя другая половина принадлежит тоже моему клиенту. Боюсь, рано или поздно у меня останется только один клиент, но владеть он будет всей улицей.

Лев Семенович тараторил без умолку. Казалось, ему нечасто выпадает возможность поговорить по-русски, и он от души наслаждался моментом.

– Эти голландцы настолько скупы и лишены размаха, что строят даже дома в несколько метров шириной, лишь бы входная дверь поместилась.

Адвокат говорил очень быстро и практически не меняя интонации, так что Дима даже начал терять нить повествования, но история про клиентов – владельцев Тверской ему понравилась. Он как-то никогда прежде не задумывался, что кто-то ведь владеет всеми улицами, по которым он привык гулять.

Кабинет был странным, битком набитым множеством предметов самого разного назначения из самых разных эпох и стран – огромный глобус, голова лося на стене, старинный шкаф, кожаные кресла. Никаких сомнений в подлинности вещей не возникало, но все вместе казалось ненастоящим. Так в ином московском клубе дизайнер, стилизуя интерьер под советскую эпоху, собирает предметы быта: старые радиолы, приемники, лампы, настольные вентиляторы, но, вырванные из контекста, они теряют свою сущность и превращаются в пустые оболочки, в поддельные елочные игрушки из анекдота (выглядят совсем как настоящие, но не радуют). Вот и этот кабинет скорее походил на декорации к спектаклю или фильму в стиле нуар, где действие происходит в кабинете адвоката.

Под стать кабинету был и его хозяин, человек лет шестидесяти, седой, полноватый, с прищуренными глазами. Одет в твидовый коричневый пиджак, на шее цветной шелковый платок и точно такой же торчит из кармана. Движения суетливы, а бегающие глаза то и дело задерживаются на лице собеседника. От этого взгляда становилось не по себе, словно Лев Семенович знает о нем что-то такое, о чем сам он даже не догадывается. Диме показалось, что сам Лев Семенович такой же ненастоящий, как и его кабинет, и лишь играет роль голландского адвоката среди театрального реквизита.

Хозяин тем временем продолжал делиться откровениями о голландской жизни. Дима терпеливо ждал, когда же он перейдет к делу, но тот с упоением русского туриста, впервые оказавшего за границей, рассказывал, что голландцы так любят хвастаться интерьерами, что не пользуются шторами, и по вечерам город превращается в ярмарку тщеславия и выставку домашнего дизайна, а занавешивают окна в этом городе только иностранцы.

Дима посмотрел на плотные портьеры на окнах и подумал, что Лев Семенович, похоже, не чувствует тут себя своим.

– Так по поводу компании… – начал было Дима, дождавшись наконец паузы в мерном бормотании адвоката.

– Ах да, конечно, вы же здесь не за тем, чтобы слушать мои стариковские бредни. Уж простите, так иногда хочется поговорить с соотечественником! Что касается наших с вами дел, то все, как говорится, в полном ажуре.

Лев Семенович наклонился и принялся рыться в ящике стола.

– Ну, где же она? Ага, вот! – он достал картонную папку, стянутую резинками. На папке было написано Prosperity Inc. Корпорация «Процветание».

В самолете по дороге домой Дима внимательно изучил содержимое папки, но так и не понял, почему босс уделил этим документам такое внимание. Это была обычная «мартышка» или, как ее называли финансисты, SPV – компания, специально созданная для какой-то одной операции. Через руки Димы прошла добрая сотня таких фирмочек с номинальными учредителями, на которые оформлялись различные сделки. Фактически банк «Южный» сам по себе вообще не имел никакого материального имущества, а лишь контролировал пару сотен таких компаний, значившихся владельцами предприятий, зданий и пакетов акций. Вот и сейчас перед Димой лежали документы на компанию, зарегистрированную голландским гражданином г-ном Лео Паком, и две доверенности – на г-на Гасанова и на него, Дмитрия Кузнецова. Зачем нужно было лететь в Амстердам, если такие документы можно отправить даже «Почтой России», не говоря уж о DHL, Дима так и не понял.

В Шереметьево его встречал сам Борис Иванович Антонов, который настоял на том, чтобы, несмотря на выходной, заехать в офис и оставить документы там. Дима не спорил.

Уже на следующий день закипела работа. В полдень его попросили зайти к Гасанову.

– Здравствуй, дарагой, – сказал он, приобняв Диму. Казалось, от избытка чувств у Гасанова усилился акцент. – Ай, как хорошо, что ты вернулся! Мы тут без тебя савсэм не можем! Я наконец договорился с Крупениным о покупке его алюминиевого завода, а оформить сделку некому. Так что вот тебе документы, приступай. Покупку оформишь на Просперити.

Вот это да! Кто же в России не знает, хотя бы в общих чертах, как давно Гасанов пытается отжать крупнейший в мире алюминиевый завод у самого богатого человека страны Сергея Крупенина?

Завод был выставлен на залоговый аукцион в 1995 году. Тогда правительство в отчаянных попытках залатать рассыпающийся бюджет решилось на распродажу жемчужин советской экономики, к тому моменту изрядно потускневших. Но, дабы не травмировать чувства наивных граждан, продажу замаскировали под кредит. Формально правительство просило деньги у предпринимателей в долг под залог государственных предприятий. Кто предложит больше, тот и получает право кредитовать правительство. Но кредит оно отдавать не собиралось, поэтому через некоторое время заводы должны были перейти в собственность новых владельцев, теперь уже навечно. Понятно, что развернулась нешуточная борьба, но не совсем такая, которую ожидали молодые реформаторы, придумавшие эту оригинальную схему. Наивные люди, они думали, что покупатели начнут конкурировать и ставки вырастут, а заводы уйдут по высокой цене. Но получилось совсем не так.

На следующий день после объявления аукциона в центральной газете появилась статья генерала ФСБ Крюкина, в которой рассказывалось о тайном заговоре спецслужб запада, вознамерившихся скупить все стратегические предприятия России. В статье не было прямых обвинений, но внимательному читателю несложно было догадаться, что, по версии генерала, залоговые аукционы были первым шагом зловещей многоходовки младореформаторов, а конечная ее цель – продажа родины на запад. Вечером того же дня президент страны потребовал не допускать иностранцев к участию в аукционах. Реформаторы уже тогда поняли, что затея провалилась, ведь только у иностранных компаний хватало средств, чтобы «разогнать» цены на аукционе. Российские олигархи тогда жили на кредитах, предоставляемых им тем же правительством, то есть своих денег не имели. Неучастие иностранцев означало, что цена, по которой уйдут предприятия, будет в лучшем случае вдвое меньше той, на которую рассчитывали правительственные экономисты. Реальность оказалась еще хуже.

Борьба была ожесточенной и кровопролитной, но закончилась она до начала аукциона. На самом аукционе предлагаемые активы интереса не вызвали. На каждый завод было ровно по два претендента, один из которых отказывался от борьбы уже на втором шаге торгов. Все предприятия ушли почти по стартовым ценам, впятеро дешевле того, что организаторы обещали президенту. Да еще и заплатили деньгами, ранее взятыми в долг у того же государства.