Красавец горбун - Шахразада

Рашид и Темир вполголоса беседовали о чем-то, пригубливая из пиал сладкий шербет. В зале стояла почти полная тишина, лишь временами прерываемая тихими словами собеседников. Поэтому возглас Бедр-ад-Дина прозвучал, словно удар грома:

– Отец! Беда!

Макама третья

Рашид вскочил.

– Сын мой, что случилось? Какая беда? Что заставило тебя потревожить нашу важную беседу?

Юноше стоило немалого усилия поклониться и говорить вежливо и почтительно, как того требовали традиции дворца.

– Прошу прощения у моего достойного отца за то, что потревожил его важную беседу. Прошу прощения и у тебя, мудрый наш царь Темир. Быть может, я излишне самонадеян, быть может, скоропалителен в суждениях, но я опасаюсь, что за спиной у тебя, мой царь, за спиной у тебя, уважаемый отец, затевается недоброе.

– О чем ты, юноша? – Голос у царя был очень глубокий, низкий. Никто и никогда не слышал, чтобы царь говорил хоть на полтона громче, чем того требовали традиции. Но каждое царское слово было на вес золота, ибо за каждым стояла и мудрость, и справедливость, и долгое размышление.

– Прости меня, о великий царь, но я осмелюсь задать тебе вопрос. Скажи мне, ты собирал сегодня под свою руку диван, стражу и армию мамлюков?

– Аллах милосердный, Бедр-ад-Дин, что ты говоришь? – не выдержал визирь Рашид.

– Нет, мальчик, я не собирал сегодня под своей рукой ни войско, ни стражу, ни диван. Более того, еще вчера на рассвете армия мамлюков должна была покинуть пределы страны Ал-Лат. Ибо о помощи просил наш сосед с полуночи.

Бедр-ад-Дин кивнул. Сбывались его худшие опасения. О, как бы он благодарил сейчас Аллаха, если бы царь сказал «да» и поднял его на смех вместе с его детской паникой!

Но увы, царь был серьезен и даже суров. И от этого вопрошающего взора колени юноши задрожали.

– Но, быть может, мой всесильный отец, твой визирь Рашид отдал повеление о том, чтобы мамлюки и стражники собрались в помещениях стражи у внутренних стен дворца?

Рашид ответил суровым взором.

– О нет, мой беспокойный сын, я не отдавал такого повеления. Более того, я не могу этого сделать, ибо мои обязанности – дела государства, а стражей управляю не я…

– Тогда, о царь, скажи, почему во дворце собрались диван, стража, мамлюки, гулям-дари? Почему они все собрались тут, но ты об этом ничего не знаешь?

– Увы, юноша, я этого не знаю, потому что я сам такого повеления не отдавал… И тот, кто, набравшись смелости, такое повеление отдал, рискует очень многим в этой жизни. Да. Пожалуй, и самой жизнью.

– Боюсь, мой царь, что этот неизвестный не думает сейчас о своей жизни… Думаю, что он пытается отобрать твою… Отобрать твою жизнь вместе с троном и властью, данной тебе самим Аллахом всемилостивым и милосердным.

Бедр-ад-Дин лишь заканчивал произносить эти страшные слова, но ужас и невыносимая горечь предчувствия проникли в его душу. «О да, именно так все и обстоит! Это заговор!»

Царь недобро усмехнулся. Увы, эта гримаса не помогла юноше, наоборот, ему стало еще страшнее.

– Ну что ж, юный Бедр-ад-Дин, я думаю, есть только один способ узнать, прав ли ты в своих опасениях. Я знаю, кто мог отдать такое повеление. И сию же минуту задам ему этот вопрос.

Серебряный колокольчик прозвенел в тишине малого зала. И в дверях появился, согнувшись в поклоне, юный слуга.

– Али, мы ждем в этом зале первого советника. Наше негодование велико. Скажи ему, пусть немедленно, бросив все, даже самые срочные дела, появится пред нашим взором.

Слуга поклонился и исчез. В молчании потекли тягостные минуты ожидания. Наконец распахнулись главные двери малого зала для аудиенций, и на пороге показался первый советник.

Рашид рассказывал сыну, что первый советник, Сейфул, состоял некогда еще в свите отца царя Темира, царя Омара. Был он в те годы уже искушенным царедворцем, хоть совсем еще молодым человеком. Сначала советник Сейфул пытался сблизиться с царевичем Мансуром, сыном царя Омара и его второй жены Амани, чтобы так добиться власти. Но сам царь Омар сурово пресек это. Позже, когда Темир Благородный воцарился в стране Ал-Лат, попытался первый советник сблизиться и с царем. Однако Темир, воспитанный вдали от двора, но прекрасно понимающий поступки людей, держался в отдалении от всех слуг и придворных, мудро соблюдая дистанцию. И хотя царь признавал, что нет у него советника более разумного, искушенного в таинственном искусстве политики, но уже много лет Сейфул оставался только первым советником дивана. И не более.

И вот теперь двери распахнул высокий, чуть грузный человек с суровым лицом. Бедр-ад-Дин удивился тому, как долго он шел. Ведь малый зал для аудиенций от дивана отделяли всего два коридора и не более минуты неторопливой ходьбы.

Сейфул с достоинством поклонился:

– Приветствую тебя, о благородный и великий царь, да хранит Аллах твой покой долгие годы!

– Здравствуй и ты, достойный Сейфул, на долгие годы.

– Я явился по зову наицарственнейшего из правителей великой страны Ал-Лат.

– Да, мы звали тебя. Мы желаем узнать, Сейфул, почему в этот ранний час в нашем дворце собрался весь диван. Почему, почтеннейший, у внутренних стен дворца расположилась не только дворцовая стража, но и армия мамлюков, которой дóлжно было бы сейчас уже пересекать пустыню на полуночи? Почему гулям-дари и его люди стали лагерем под стенами женской части дворца?

– Но, мой царь, откуда ты взял все это? Кто оболгал твоего верного слугу?

Армия мамлюков покинула пределы столицы еще на заходе солнца; гулям-дари, всего с несколькими доверенными людьми, пришел ко мне на доклад… Диван пуст, лишь слуга чинит перья в углу у окна…

Темир пристально взглянул на Сейфула. И тот словно подавился собственными словами. Увы, иногда придворные забывали, что царь Темир вырос не в покоях дворца, а далеко на севере, у наставника, приучившего юношу к суровости и коварству мира. Забывали, и жестоко платили за свою забывчивость.

– О нет, Сейфул, о тебе никто не успел сказать ни слова. О том, что армия покинула пределы столицы, ты сказал нам только что. Но увы, наш первый советник, это неправда… Ибо армия мамлюков не покидала пределов города… Наоборот, если как следует прислушаться, то гомон сотен людей лучше всяких слов укажет на лживость твоих честных глаз. Диван пуст, я знаю это. Но вот покои рядом с диваном полны – и это тоже прекрасно слышно тому, кто хочет услышать. О том, что гулям-дари с недавних пор зачастил в твой дом, не знает в нашем прекрасном городе только тот, кто лишь сегодня приехал в столицу земли Ал-Лат. И потому я вновь задаю тебе вопрос, о наш первый советник: почему собрался диван и почему мамлюки стоят у стен дворца?