Детка - Том Бойл

Она открыла ему, стоя босиком, в свободных шортах и футболке, держа в руках стакан от миксера. Да, она казалась удивленной, но особой радости на ее лице не читалось. Прежде чем отойти от двери, она хмуро оглядела его и поставила стакан на книжную полку. Он не успел даже сказать, что любит ее, или пожелать удачи, как она начала сама.

– Что это ты тут делаешь? Ты же знаешь, что именно сегодня я не могу быть с тобой ночью. Что это с тобой? Ты что, пьян?

Ну что на это можно было ответить? Он немного поглядел на коричневую жижу в миксере, а потом выдал ей самую очаровательную из своих улыбок и пожал плечами так, что заколыхался весь от макушки до пяток.

– Просто захотелось увидеть тебя. И пожелать тебе удачи, вот и все. – Он шагнул к ней, чтобы поцеловать, по она увернулась и выставила перед собой полный миксер, словно щит. – Как насчет поцелуя «на удачу»? – осведомился он.

Она задумалась. По ее лицу промелькнули тревога, деловитая озабоченность, а потом она улыбнулась и поцеловала его в губы. У ее поцелуя был вкус сои и меда, и еще – черт знает, что она там намешала в свой коктейль.

– На удачу, – уточнила она, – только не возбуждайся.

– Никакого секса, – ответил он шутливо. – Я все понимаю.

Она рассмеялась звонким девчоночьим смехом, сразу разрушившим все чары.

– Никакого секса, – подтвердила она. – Я тут как раз собиралась посмотреть кино, так что, если хочешь, присоединяйся…

Он нашел в холодильнике бутылку пива, оставленную им же во время одного из последних визитов, и устроился возле нее на диване перед экраном – очередная вдохновенная лажа о полукалеке, ставшем победителем специальной шведской олимпиады, – но сдержаться не мог, и его пальцы сами отправились в путь от ее плеч к грудям, с талии на внутренние поверхности бедер. Спасибо, хоть поцеловала, прежде чем оттолкнуть.

– Завтра, – пообещала она, но это было пустое обещание, и они оба прекрасно это знали. Она так измоталась в прошлый раз в Хьюстоне, что не могла спать с ним еще недели полторы, напрягалась, словно лук, при любой попытке прикоснуться к ней. Вспомнив об этом, он уныло отхлебнул пива.

– Враки, – сказал он.

– Что враки?

– Враки, что ты будешь спать со мной завтра. Помнишь Хьюстон? Помнишь Зинни Бауэр?

Паула изменилась в лице и резко щелкнула пультом управления. Экран почернел.

– По-моему, тебе лучше уйти, – сказала она.

Но он не хотел уходить. В конце концов, она его девушка или нет? А что ему радости, если она отфутболивает его каждый раз, когда начинаются эти цыплячьи гонки? Разве он ничего для нее не значит?

– Я не хочу никуда уходить, – ответил он.

Она встала, и, уперев руки в бедра, поглядела на него.

– Мне пора в постель.

Он не сдвинулся с места, не пошевелил ни одним мускулом.

– Именно это я и имею в виду, – заявил он, не в силах согнать с лица неприязненной гримасы. – Мне тоже пора в постель.

Потом ему было противно вспоминать об этом. Противно – не то слово. Джейсон и сам не понимал, как это получилось, но, видимо, он был раздражен – и к тому же пьян, если только это можно рассматривать как оправдание. Нет, нельзя. И уж во всяком случае, он вовсе не хотел применять силу, и когда она перестала сопротивляться, и он содрал с нее шорты, ему уже ничего особо не хотелось. Это была не любовь, он хотел вовсе не этого. Паула лежала под ним неподвижно, как мертвая, как зомби, и от этого ему сделалось плохо, так плохо, что он даже не смог попросить у нее прощения. Он чувствовал на себе ее взгляд, пока разбирался с молнией, холодный, гневный, цепкий взгляд, и ему пришлось уползти в ванную комнату и спрятаться там за звуками обоих кранов и сливного бачка. Он зашел слишком далеко. И сам понимал это. Ему было стыдно, очень стыдно, и действительно нечего было сказать. Он молча ссутулился и вывалился за дверь.

И вот он болтался, раскаявшийся и с похмелья, по побережью, в холодной утренней тишине – было всего семь утра, – вместе с остальными фанатами дожидаясь начала состязаний. Паула даже не глядела на него. Сжав губы в ровную, лишенную выражения линию, она смотрела только на свою амуницию – прозрачный сверхоблегченный велосипед с триатлонным рулем, маленький шлем, бутылки с водой и чем-то еще. На ней был легкий купальный костюм, я она уже получила свой номер – 23 – сияющий у нее на плечах и блестящих мышцах бедер. Он закурил сигарету и стал глядеть на нее, прикидывая, чем они наносят номера: волшебными маркерами? гримом? Это должно быть что-то такое, чего не смоют ни морские волны, ни пот. Он припомнил, как она выглядела в Хьюстоне: летящая сквозь горячий воздух, вся в поту, искаженное гримасой лицо, с напряженными руками и ногами, грудь, прилипшая к ребрам под тугим купальником. Стоя за линией полицейского оцепления, он глядел, как она выходит на старт со своим велосипедом – стройная, ни унции лишнего жира, ни одного выбившегося волоска, и глядеть на нее было тяжело.

Но это чувство длилось недолго: Джейсон слишком плохо чувствовал себя после этой ночи и догадывался, что ему придется провернуться через мясорубку, чтобы помириться с ней. И к тому же, глядя на толпу из четырех сотен мазохистов в гортексовых футболках и лайкровых шортах, он изрядно замерз. Его желудок напоминал яичницу, слишком долго пролежавшую на прилавке, и когда он зажигал сигарету, руки дрожали. Ему надо было бы лежать сейчас в постели, в семь-то часов утра. Они просто психи, эти люди, только психи могут вставать так рано и развлекаться подобным образом: одна миля по воде, тридцать четыре на велосипеде, и в довершение всего десять миль бегом, и ведь по сравнению с «Ironman» это просто вечерняя прогулка. Все они были сухощавые, с длинными, поджарыми мышцами, похожие на гончих, что мужчины, что женщины, худосочные и безгрудые. Все, кроме Паулы. У нее по этой части все было в порядке, это у нее наследственное – и она использовала груди как жировой резерв. Джейсон размышлял, останется ли от них хоть что-нибудь к концу гонки, после стресса и потери жидкости, и тут размалеванная длинноволосая женщина попросила у него огонька.

Она топталась здесь вместе с еще парой сотен зрителей – или лучше бы назвать их садистами, подумал он, – ожидая, пока эти психи начнут выделывать свои штучки.

– Спасибо, – выдохнула она, когда он наклонился к ней, чтобы та могла дотянуться до огонька его сигареты. Глаза у женщины были огромные и влажные, она не выглядела фанаткой и состояла не из одних костей. И губы у нее тоже были влажные, или ему это только казалось.

– Итак, – произнесла она низким грудным голосом – настоящий хриплый голос курильщика, – хотим стать свидетелями волнующего события?

Джейсон молча кивнул.

Наступило молчание. Они сосали свои сигареты. Позади них пролетела пара чаек и села копаться в песке в поисках чего-нибудь съедобного.

– Меня зовут Сандра, – представилась болельщица, но он почти не слышал, потому что в этот момент на него снизошло откровение: внезапно он понял, как искупить свою вину. Он оторвал глаза от стоящей перед ним женщины и поглядел через толпу на Паулу, на лице которой читалось явственно: «пленных не брать». «А чего она хочет больше всего? – спросил он себя, от возбуждения едва не произнеся эти слова вслух. – Что может обрадовать ее, развеселить, что позволит им радоваться и танцевать до рассвета и не поминать былое?»

Победа. Вот и все. Победить Зинни Бауэр. И хотя как раз в этот момент Паула бросила на него хмурый взгляд, он видел внутренним взором Зинни Бауэр, изумительную костлявую женщину, выходящую на финишную прямую, со слаженно работающими руками й ногами, и стакан зеленого лимонада, протянутый ей улыбающимся ассистентом в обычной форме – шапочка да футболка, – и Зинни Бауэр одним залпом выпивает его и бежит дальше и дальше, пока не налетает на преграду, которую он уже успел мысленно соорудить.

Паула натянула красную плавательную шапочку, надела очки и двинулась к берегу. Сердце у нее билось медленно и ровно, как у ящерицы. Она была полностью собрана, голова ясная, как еще никогда в жизни. Теперь значение имело только одно – оставить всех зазнаек, крикунов и мачо дышать пылью за спиной – и в том числе и Зинни Бауэр. В группе мужчин была пара профи, и насчет них у нее не было никаких иллюзий, но всем остальным она собиралась преподать серьезный урок, показав, что такое настоящая стойкость и воля. Если уж на то пошло, нужно использовать то, что произошло этой ночью между ней и Джейсоном – произошедшее заставляло ее злиться, размышляя о том, что она вообще в нем нашла. Он же не думает о ней. Джейсон вообще ни о ком не думает. Когда раздался выстрел стартового пистолета, она бросилась в воду вместе со всем стадом, но перед ее глазами все равно горело его извиняющееся лицо – изнасилование во время свидания – вот как это называется, – а на берег она вылезла прямо вслед за Зинни Бауэр, Джил Эйсен и Томми Роем, одним из мужчин-профи.