Блаженная (СИ) - Ворон Белла

Повеяло мускусом. Это от пеньюара. Регина даже на сцену тащит свой душный парфюм. Леди Мильфорд конечно не бюргерша, а особа королевских кровей и фаворитка герцога. Духами она безусловно пользовалась. Кельнской водой, Пармской фиалкой, чем там еще душились во времена Шиллера? Уж точно не “Опасными связями” от Килиан! Но кому, кроме меня есть до этого дело? Подумаешь, духи!

“Блаженная, ты не только сволочь, ты еще и зануда. Тебя только на сцене можно терпеть.” — сказал мне как-то мой однокурсник. Это он верно подметил. Я сама себя только на сцене могу терпеть.

Альберт прокрался бесшумно, как кот в темную кухню. Я ощутила его присутствие раньше, чем осознала, что он стоит за моей спиной. Я обернулась и мои руки взлетели к нему на плечи.

Я сразу поняла — что-то не так. Я словно обняла бетонную плиту. Он вальяжным жестом, мягко, но решительно, снял мои руки с плеч, поцеловал левую, прохладно приобнял меня и коснулся губами моего лба.

— Умница. — сказал он чужим голосом. — Только сцену с миледи чуть пересиропила. Завтра все скажу на разборе полетов. А сейчас — быстренько за стол. Будем праздновать. — Он сделал движение, будто собирался уйти. Наверное Регина бродит где-то рядом. В его кармане зазвонил телефон.

— Да, дорогая!

Дорогая это Регина. Значит нет ее поблизости. Значит неладное мне не померещилось.

— Сейчас иду.

Я дождалась, пока он даст отбой и взялась обеими руками за лацканы его пиджака.

— Ты сказал — после премьеры. — напомнила я.

— После премьеры… что?

— После премьеры — все. Ты скажешь Регине. Мы уедем из театра вместе.

— А… это… С-с-слушай… давай об этом завтра. Я устал. Ты устала. Все устали.

Он чуть отступил, но я крепко держала его за лацканы.

— Нет. Нет. Вчера было завтра. И позавчера. И месяц назад. Ты сказал — после премьеры точно. Сейчас.

Он взял мое лицо в ладони, прищемив прядь волос браслетом часов.

— Тина, Тина, Тина… — зашептал он мне на ухо, — Чертово имя! Меня затянуло в тебя, как в тину. Но что с тебя проку? Ты как персонаж из пьесы. Обворожительная, но не настоящая. Выдуманная.

Меня словно хлестнуло. Я вырвалась, отступила на шаг.

— А Регина? Она настоящая?

— О! Более чем. Она не просто настоящая, она из тех, кто создает реальность. И, надо сказать, весьма комфортную. Она умеет нагреть место. — Что? Что ты сказал?

— Все. Я сказал — все.

Нет. Это не может быть правдой.

— Подожди… Ты же… Я… — я давилась словами, как горячей картошкой.

Он отцепил мои руки от своих лацканов.

— Твое место на сцене, девочка. Только там ты существуешь. Только там что-то из себя представляешь. Там и оставайся.

На моем лице легко читать. Должно быть сейчас на нем отразились мои намеренья. На моем платье не было лацканов и Альберт схватил меня за плечи, слегка встряхнул.

— Не смей. — сказал он жестко.

— Чего я не должна сметь?

— Ничего. Если хочешь остаться в театре.

***

Я брела вдоль кулис. Я сильно хромала на правую ногу — где-то в закоулках и потемках осталась шпилька моей новенькой туфли. Дрянь такая. Купила за бешеные деньги. Такая же фальшивка, как Альберт.

Этого не должно было случиться. Только не со мной.

Из трех китов успеха — талант, трудолюбие и удача — на первое место я всегда ставила трудолюбие. Талант и удача соперничали за серебро и бронзу в зависимости от обстоятельств.

Я поступила в театральный. До сих пор не понимаю, почему меня взяли.

“ Сутулая, косолапая, голос не летит… но что-то в ней есть… ” — подслушала я через дверь, за которой шло обсуждение абитуриентов. Это было обо мне. Меня взяли. Мне, девочке, избегающей зеркал, это казалось сказкой.

Я отвоевывала сантиметр за сантиметром у своего тусклого голоса, у косолапых ног, у сутулой спины. Я понимала, что судьба выдала мне кредит на астрономическую сумму и пахала как двенадцать лошадей, чтобы выплатить его с процентами. Я с блеском отыграла дипломник и получила красную книжечку, где черным по белому стояло: “Актриса драматического театра и кино.” Я победила сама себя.

Мне нельзя по-другому. Я не имею права на шаг не в ту сторону.

И вот Альберт, сорокалетний, женатый, красивый и гениальный стал камнем, обходя который, я сбилась с пути.

Чудным майским вечером, случайно, от нечего делать он забрел на наш последний дипломник. После спектакля он подошел ко мне и предложил роль в своей новой постановке в театре “Тет-а-тет”.

Я никогда не слышала об этом смешном театре. Но это шанс — говорила я себе. Когда удача плывет к тебе в руки, отвернуться от нее в гордом расчете на свой талант будет черной неблагодарностью судьбе. Еще не настало время отказываться от ее скромных подарков. Сейчас надо с благодарностью принимать все, что она дает — убеждала я себя. Это синица в руках — лукавила я сама с собой, прекрасно понимая, что не в синице дело.

Альберт… Я теряла способность соображать от его взгляда, от звука его голоса, от его аромата. Даже если бы он предложил мне мыть полы в театре всю оставшуюся жизнь — я нашла бы причину, чтобы согласиться.

Но не все было так просто — мне предстояло еще пройти фейс-контроль примы, а по совместительству супруги режиссера и сестры главного мецената театра.

Регина… Эта старая перечница играла Леди Мильфорд — роль моей мечты. И мужчина моей мечты был не просто у нее под каблуком, а как бабочка на булавку насажен на шпильку ее дорогущей туфли. Но этого я пока не знала.

Я оделась как можно скромнее — джинсы, черная водолазка. Усмирила волосы. Жена режиссера должна убедиться, что я ей не соперница.

— Альберт Леонидович видел тебя на сцене и считает, что ты справишься с ролью Луизы. — процедила Регина, подозрительно прищурившись.

Я скромно потупила глазки и чуть склонила голову — Луиза сделала бы именно так.

— Но я… — продолжала Регина, — я тебя не видела. Я доверяю своему мужу в вопросе подбора актеров, но за тобой буду наблюдать. Ты не подходишь по фактуре. Волосы темные… Нежности, что ли, тебе не хватает, воздушности… Пока репетируешь Луизу во втором составе. Там посмотрим.

Я еще ниже склонила голову чтобы скрыть мою радость.

Мне казалось, что Регина мигом догадается по моим сияющим глазам, что я по уши влюбилась в режиссера, который по досадному недоразумению оказался ее мужем.

***

Итак я брела вдоль кулис, ведя захватывающий диалог с голосом разума.

— Не лезь на банкет, дура. — твердил он мне. — Ты проиграла сражение, не проиграй войну! Поезжай домой. Поплачь, напейся, выспись. Завтра все будет по-другому.

— Молчи, дурак! — мысленно огрызалась я. — Я всегда тебя слушалась и была уверена, что ты меня не подведешь. Но ты осрамился. Нет тебе больше доверия.

— Да, осрамился! — парировал голос как ни в чем не бывало. — И что? Решила последовать моему примеру?

— Да пошел ты! — ответила я ему вслух, входя в банкетный зал.

Все обернулись ко мне. Через секунду раздался смех и аплодисменты. Секунду подумав, я сбросила туфли. На одном каблуке триумфальная поступь не получится. Подошла к столу, схватила бокал стоящий перед Альбертом и выплеснула из него шампанское, облив кое-кого из труппы.

— С ума сошла?

— Немножко. Имею право. Сегодня особенный день!

Все смотрели на меня. Кроме Альберта. Его глаза были прикованы к блестящей вилке, на которую он сосредоточенно нанизывал зеленые горошинки. В гробовой тишине я схватила бутылку шампанского, налила себе полный бокал. Разумеется, через край. Опять кого-то облила. И запрыгнула на стол, сопровождаемая всеобщим “Ах!”

— Всех с премьерой! — громко сказала я и сделала глоток. Слишком большой глоток. Поперхнулась, закашлялась. Краем глаза я видела, как шепчутся вокруг, видела грозный взгляд Регины, брошенный на Альберта, его фальшиво-недоуменный ответный взгляд. Но меня несло.

Я уже не смогу обратить все в шутку, даже если очень захочу. Почему все молчат? Почему никто не сдернет меня со стола?