Черный вдовец - Мика Ртуть

Усмехнувшись, Тори пересчитала золотые – четыре, очень неплохо, – накинула пеньюар и присела к секретеру, писать очередной отчет о встрече с высокопоставленным любовником.

Виен, Астурия. Айзенштрассе

Людвиг

Дождь немного освежил застоявшийся городской воздух, смыл с желтеющих листьев пыль и остался лужами на булыжной мостовой Айзенштрассе. Стоящий у подъезда мобиль не промок, несмотря на отсутствие крыши, но на панели мерцал красный огонек: кристалл пора подзаряжать.

Людвиг тихонько выругался, помянув Барготову мать и собственных предков. И у обычных людей, и у нормальных магов такие кристаллы служат по году и больше, а ему приходится отправлять мобиль в мастерскую каждые две недели. И такая же ерунда с любой техникой! Родовое проклятие вытягивает энергию из всего, до чего дотянется.

Кристалла хватило как раз до мастерской, расположенной на самом краю портового района. Конечно, Людвиг мог бы пользоваться услугами мастерской для аристократов – два квартала от дворца, позолота, фонтанчик и цены до небес. Не то чтобы он не мог себе позволить таких трат, но бросать деньги на ветер считал делом нуворишей и дураков. Тем более что матушке и сестрам постоянно требовались новые платья, украшения, экипажи и прочая, прочая, а думать о таких недостойных материях, как «откуда берутся деньги», они не желали.

– Через час будет готово, ваша светлость, – с поклоном пообещал мастер, изо всех сил стараясь не смотреть Людвигу в глаза. – Вызвать для вашей светлости извозчика? Или, быть может, вы желаете взять один из наших мобилей?

– Не стоит. Просто доставьте мобиль к моему дому, я прогуляюсь, – отмахнулся от него Людвиг.

Извозчиков и чужие мобили он не любил. Впрочем, когда у него начинала болеть голова, он не любил ничего и никого. Особенно свою дражайшую родню, включая его величество. Это же надо, приказать ему жениться!

Людвиг вдохнул холодный, пахнущий мокрыми листьями воздух и от всего сердца пожелал августейшему кузену расстройства желудка и кашля, а матушке долгих лет жизни и безденежных идиотов зятьев. Эти двое недолюбливали друг друга, но как-то смогли договориться. Даже странно. Интересно, что матушка пообещала его величеству Гельмуту и чем это грозит Людвигу? Вряд ли что-то связанное с его службой в Оранжерее. Официально контора называлась Кроненшутц: предок Гельмута, назвавший контрразведку «Безопасностью короны», обожал пафос и цветы – каждому отделу он дал эмблему-цветок. За что добрые астурийцы прозвали контору Оранжереей.

Ладно, если матушкино обещание не связано со службой, то, может быть, очередные политические маневры?.. Нет, наверняка нет. И матушка, и Гельмут отлично знают – Людвиг ненавидит политику, и ненависть взаимна. Пожалуй, внушаемый его фамильным даром страх – самая лучшая часть дядиного наследства.

Погрузившись в размышления, Людвиг не смотрел, куда идет. Впрочем, ему было и необязательно. Нет в Астурии таких дураков, чтобы нарушать покой человека с бронзовой фибулой-маргариткой, знаком некроманта. Знаком изгоя, презираемого обществом, но необходимого, как необходимы чистильщики улиц и могильщики. Конечно, никто не посмеет задрать нос перед герцогом Бастельеро, как перед обычным полицейским некромантом. Но страха и отвращения вполне достаточно.

Когда в воздухе отчетливо пахнуло рыбой, Людвиг оглянулся. Демоны занесли его в глубину припортового района, куда ни один добропорядочный гражданин добровольно не сунется. Что ж, тем лучше. Здесь наверняка найдется кто-то достаточно близорукий, чтобы не опознать некроманта. Однако редкие прохожие переходили на другую сторону улицы и отводили глаза. А жаль. Разбить чью-нибудь наглую физиономию – отличный способ снять напряжение. Раз уж физиономия августейшего кузена, чтоб ему икалось, неприкосновенна.

Людвиг хотел было в сердцах сплюнуть (чтобы ненароком не проклясть кузена, были уже случаи), но тут в нескольких шагах перед ним воздух сгустился, образовав неправильный эллипс, и покрылся рябью. Надо же, стихийный портал! Нечастое явление, и в основном безобидное и бессмысленное. Время от времени такие порталы возникали над узлами силовых линий или в местах сильных магических выплесков, несколько секунд или даже минут показывали кусочки чужого мира и бесследно исчезали. Так как стихийные порталы не пропускали ни материю, ни звук, их называли «пустышками». Несложно догадаться, что Людвигу «пустышки» попадались намного, намного чаще, чем кому бы то ни было. Иногда через них можно было увидеть что-то забавное, как в этот раз.

Людвиг остановился, с интересом наблюдая, как по ту сторону дрожащего воздуха шумит незнакомый город, больше похожий на мираж. Мокрая серая улица, одноэтажные домики без окон, замызганный светлый зверь, а следом бежит какое-то чучело, еще и вопит на незнакомом языке…

– Kysa! Kysa! Стоять, собака!

Хотя нет, язык вполне понятный… Собака? Нет, этот зверь на собаку совершенно не походил. Скорее на хорька.

Не важно. Все равно портал уже начал гаснуть. И вдруг животное с душераздирающим воплем выпрыгнуло из него и понеслось в сторону грязной подворотни. Людвиг от неожиданности замер. Не может быть, ведь «пустышки» не годятся для путешествий между мирами! А тут – живой зверь!

Но, прежде чем Людвиг бросил в удирающего зверя обездвиживающим заклинанием, чтобы на досуге изучить обитателя чужого мира, из портала вывалилось то самое чучело. Споткнулось, упало коленом в лужу, но тут же поднялось и, явно не соображая, где находится, крикнуло:

– Где она? – на том же интуитивно понятном языке.

А чучело-то у нас – девушка, хмыкнул про себя Людвиг. Растрепанные пепельные волосы, то ли пыльные, то ли грязные, расширенные серо-зеленые глаза, аккуратный нос, чуть припухшие губы со следами розовой помады, на скуле размазана жирная грязь. И одета во что-то странное – мужские штаны, порванная на рукаве рубашка в клетку и сверху черный жилет, все изрядно испачкано и явно с чужого плеча.

– Побежала в подворотню, – ответил Людвиг на родном астурийском и пожалел, что такое примечательное явление случилось на улице, а не в его лаборатории. Настоящий стихийный портал, редчайшая редкость, а у него с собой – ничего! Даже банального измерителя нет!

– Ага, спасибо! – девица внезапно ответила по-астурийски. С ужасным произношением, но вполне понятно.

И рванула следом за зверем.

Интересно, это шок от перемещения или она просто дура, не понимает, что в припортовых закоулках ее убьют? Скорее первое. Или же место, где она жила, выглядит похоже. А вот с языком все намного любопытнее! Неужели портал может дать знание местного языка? Об этом Людвиг никогда не слышал. Надо будет покопаться в библиотеке Академии.

Людвиг кинул вслед обоим иномирянам «метки», чтобы не потерялись, и пошел за ними. Не спеша. Забавно посмотреть, как чучело будет себя вести при встрече с аборигенами. Может быть, даже стоит взять девицу живьем, так всяко удобнее транспортировать в лабораторию, чем изувеченный труп. Все же иномирянка – редкая добыча. Как удачно, что поблизости нет никого из Академии с их загребущими лапами!

Впрочем, все равно бы он свою добычу никому не отдал. Зря, что ли, он служит в Оранжерее!

Не успел Людвиг свернуть вслед за девицей в подворотню, как послышался новый вопль. Перепуганный. Долгий. Зато звук неожиданно чистый и объемный, такому и оперная дива могла бы позавидовать. Весьма, весьма впечатляюще.

– Надо же, – пожал плечами Людвиг и остановился в подворотне, в тени.

Девица все еще орала. Отличное дыхание, не всякая прима так долго выдержит высокую ноту. Хотя смысла в ее вопле Людвиг не видел. Те двое бродяг и десяток крыс, которые вызывали вокальные упражнения, все равно не оценят. Им что примадонна, что посудомойка, без разницы. Была бы женского пола. Вон, уже сально ухмыляются, поднимаются…

У девицы наконец кончилось дыхание. Замолкнув, она совершенно ровно спросила:

– А почему они такие здоровые? – на том же ужасном астурийском. – И цвет странный. Никогда не видела ярко-рыжих крыс.

Бродяги переглянулись и гнусно осклабились.

– Ты не тех боишься, красавица, – просипел тот, что повыше и с сохранившимися зубами. Черными. Редкими.

Он потянулся к девице, так и стоящей столбом. Точно, шок у нее. Жаль, она спиной, зрачков не видно. Но наверняка расширенные.

Людвиг уже собрался вмешаться – нечего всякому отрепью портить его лабораторный материал! – как девица ударила бродягу по руке и отскочила вбок, натопырившись, словно помоечный енот над куском колбасы. Теперь она была к Людвигу в профиль, намного удобнее для наблюдения.

– Руки не тяни, а то ноги протянешь! Лучше поймайте мне koshku, так и быть, дам на выпивку.

Кажется, в первый раз она назвала зверя собакой. А теперь – koshku. Не забыть его поймать.

– Прыткая, – проскрипел второй, обходя девицу с фланга. – Горячая небось. Давно у меня не было такой шустрой бабенки. Держи ее, Жердина!