Ближневосточная новелла - Салих ат-Тайиб

Утром в среду 21 апреля 1948 года город жил обычной жизнью, хотя во всем уже чувствовалась какая-то неясная напряженность. Неожиданно с востока, с холмов ал-Кирмал, долетел выстрел. Еще выстрел, еще… Били из минометов, мины с воем неслись над городом и разрывались в арабских кварталах. Улицы Хайфы стали неузнаваемы. В городе воцарился страх, жители поспешно закрывали магазины, окна домов.

Саид С. был в центре города, когда раздались взрывы, наполнившие грохотом небо Хайфы. До полудня он все еще не верил в возможность тотального нападения… Потом решил вернуться домой, но вскоре убедился, что это нереально. Он колесил по боковым улицам, пытаясь проехать к своему дому в ал-Халисе. Сражение разрасталось. Постепенно он стал различать среди испуганной толпы вооруженных людей. Они то бежали с главных улиц в переулки, то возвращались назад, подчиняясь приказам, передаваемым через мегафон. Улицы были перекрыты. Саид старался преодолеть препятствия, объехать заграждения справа или слева, но всякий раз оказывался в тупике, открытом только в одном направлении — к берегу.

Год и четыре месяца назад он женился на Сафии и снял домик в этом квартале, полагая, что здесь им будет спокойнее. Он знал, что его молодой жене трудно будет со всем управиться. Провинциалка, она еще не привыкла к жизни в большом городе, перед ней то и дело возникали трудности, пугавшие ее. И вот он не может добраться до дому… Как же там Сафия?..

Он совсем растерялся. Никак не мог понять, где идет бой. Ведь было известно, что англичане еще удерживают город. То, что сейчас происходило, могло бы случиться не раньше, чем недели через три, — именно на это время англичане сами назначили свой уход.

Как ни торопился Саид, он сознавал, что надо держаться подальше от холмов, подходивших к улице Херцеля, где скапливались отряды евреев. Следовало избегать и торгового центра между кварталом ал-Халиса и улицей Пророка — там находилось ядро еврейских вооруженных сил. Он все старался объехать торговый центр, чтобы добраться до ал-Халисы, но почему-то попадал на улицу Вади Наснас, проходящую через Старый город.

Вдруг все смешалось, перепутались названия улиц: ал-Халиса, Вади Рашмая, Крепость, Старый город, Вади Наснас… Саид почувствовал, что заблудился. Стрельба усилилась. Он был в стороне от центра схватки, но ему удалось заметить, что английские солдаты снимали одни заграждения и ставили другие.

Каким-то чудом он очутился в Старом городе и оттуда поехал на юг, к улице Стэнтона. Теперь он знал, что находится менее чем в двухстах метрах от улицы Халул, до него уже долетал морской ветерок. Он глубоко вздохнул и лишь тогда вспомнил, что маленькому Халдуну, его сыну, исполнилось в этот день пять месяцев. Его охватило неясное беспокойство. Единственное чувство, которое оставалось неизменным все эти двадцать лет…

Думал ли он, что на них обрушится такое горе? Ах, как все перепуталось! Прошлое смешалось с настоящим, жизнь — с мыслями, фантазиями, иллюзиями двадцати лет. Разве он предполагал, разве предчувствовал, что может быть такой ужас? Иногда он утверждает: «Да, я знал заранее». И тут же противоречит себе: «Нет, я смог представить весь этот кошмар, только пройдя через него».

На город спускались сумерки. Трудно сказать, сколько часов он метался но улицам. Стало ясно: его теснили к морю. Машина была больше не нужна, и он бросил ее. Переулки, выходившие на главную улицу, были перекрыты. Всякий раз, когда он пытался пройти по ним, чтобы вернуться домой, его грубо отталкивали — дулом или штыком винтовки.

Воздух наполнялся треском выстрелов, эхом разрывов гранат, далеких и близких; казалось, сами звуки гнали людей в сторону порта. Мысли его были в смятении, но он все же заметил, что по мере его продвижения вперед толпа увеличивалась. Люди стекались из переулков на широкую улицу, ведущую к порту, — мужчины, женщины, дети. Одни что-то несли с собой, другие шли с пустыми руками. Людской поток катился вниз в страшном молчании, в мучительной тоске. Саид погрузился в темную волну движущихся людей… До сих пор он помнит, как стремительно приближался к морю, увлекаемый толпой, растерянный, не способный ни о чем думать, и лишь образы жены и сына Халдуна витали над ним.

Минуты тянулись томительно долго — как непрекращающийся кошмар. Он протиснулся через железные ворота порта, у которых стояли британские солдаты, подгонявшие толпу. Какие-то люди прыгали в лодки у пристани. Не зная, что делать, он топтался в стороне от лодок. И вдруг, точно обезумев или, напротив, после долгого помешательства неожиданно осознав всю дикость создавшегося положения, он врезался в середину толпы и стал с силой проталкиваться обратно к железным воротам.

Как пловец, преодолевающий сопротивление горного потока, Саид пробивал себе дорогу руками, плечами, ногами, головой… Временами его отбрасывало назад, но он вновь устремлялся вперед, как зверь, рвущийся из клетки в заповедный лес. Дым, крики, взрывы гранат, свист пуль у него над головой смешались с шумом моря, шарканьем ног, всплесками весел на волнах…

Так ли все это было двадцать лет назад?.. Холодный пот выступил на лбу Саида. Он никогда не думал, что прошлое может нахлынуть с такой силой… Он искоса взглянул на жену. Ее лицо было бледным и грустным, в глазах стояли слезы. Наверное, она вспоминает те мгновения, подумал Саид, когда он был ближе всего к морю, а она — к горам, а между ними топью простирались ужас и растерянность, плели невидимую сеть страх и неизвестность.

За эти годы она не раз вспоминала, что думала о нем в те часы, когда раздались выстрелы и люди на улице стали кричать, что англичане и евреи начали захват Хайфы. И на нее напал страх. Она думала о нем, пока шум сражения доносился до нее из центра города: ведь он был там. Себя она чувствовала в безопасности, но стрельба не утихала, и она вышла на улицу, еще не зная, куда и зачем пойдет. Тогда-то она и заметила перемену в обстановке. В полдень огонь усилился, он исходил теперь с холмов над ал-Халисой. Ей показалось, что она в кольце. Она бегом спустилась по лестнице и пошла в сторону главной улицы. Ей хотелось поскорее увидеть Саида, желание это смешивалось со страхом, с беспокойством об их судьбе, которую мог изменить любой выстрел. Подойдя к главной улице, она стала внимательно смотреть на мчащиеся машины, вглядывалась в лица прохожих, спрашивала, но не получала ответа на свои вопросы. И вдруг она очутилась в людском потоке — жители города стекались из разных кварталов, образуя нечто подобное страшному водовороту. Как соломинку, понесла ее людская река.

Сколько прошло времени, прежде чем Сафия вспомнила, что ее сын Халдун остался дома, в кроватке? Кто знает? Но вдруг какая-то сверхъестественная сила остановила ее. Она ощутила себя деревом, одиноким деревом посреди бурной реки. Она пыталась повернуть, всеми силами сопротивляясь течению. И от слабости, от усталости, от боли закричала что было сил. Крик ее заглох, затерялся в бескрайней толпе. Тысячу, миллион раз повторила она имя Халдуна. Много месяцев потом у нее не было голоса, сорванного этим криком. Но имя, будто крошечная крупинка, растворилось в бесконечном потоке звуков и имен.

Она уже почти падала под ноги толпе, когда, словно из-под земли, услышала голос Саида. Оглянувшись, она увидела его лицо, а на лице — гнев, страх, усталость и почувствовала еще больший ужас и горе. Ее будто ударило током, она ощутила безграничную решимость вернуться — чего бы это ни стоило. Пусть даже она никогда больше не сможет взглянуть в глаза Саиду! Ее бросало в дрожь от мысли, что она может потерять обоих — Саида и Халдуна. Напрягая силы, она вновь пробивалась сквозь толпу, преграждавшую ей путь, стараясь не упустить из виду Саида. Обессиленный, он звал то ее, то Халдуна.

Казалось, прошли века, прежде чем его загрубевшие руки обняли ее. Она заглянула ему в глаза, в изнеможении припала к плечу, а людской поток неумолимо нес их к берегу. Способность воспринимать окружающее вернулась к ним позже, под действием морской воды, брызгами разлетавшейся из-под весел. Они смотрели на берег, где оставалась Хайфа в вечерних сумерках, в пелене слез.

2

Всю дорогу из Рамаллаха в Иерусалим, и дальше — в Хайфу Саид не переставая говорил, но, подъехав к дому Галима, сразу замолчал. Вот они в ал-Халисе; какой знакомый шорох колес по асфальту… Сердце бьется толчками, оно переносит его из одного времени в другое. Двадцать лет промелькнули здесь в его отсутствие, а теперь возвращаются вопреки разуму и логике, неожиданно и невероятно. Чего же он ищет?

Неделю назад в их рамаллахском доме Сафия сказала:

— Теперь всюду ездят, давай поедем в Хайфу!

Это было за ужином. Рука его так и повисла в воздухе между тарелкой и ртом. Он посмотрел на Сафию, но та уже отвернулась — он не увидел ее глаз.