Леди в белых халатах - Альбина Рафаиловна Шагапова

– У нас нет таких антибиотиков, что нужны Гришину, – ответила усталая врачиха, нервно крутя на пальце обручальное кольцо. – Я вообще не могу понять, Григорьеву нужно вылечиться или просто бесплатно получить медицинскую помощь? Мне что ему лекарства за свои деньги покупать?

– Не помощь, а услугу, – Ольга улыбнулась, как можно лучезарнее. – Меня не волнуют ваши сомнения и метания. Я хочу, чтобы больные в нашем отделении были довольны обслуживанием, ну и, разумеется, выздоравливали. Как вы добьётесь всего этого, меня не волнует. И уж если вы, как доктор, прописали нашему Григорьеву дорогой препарат, которого нет в больнице, покупайте за свой счёт. В следующий раз будете более креатины. В военное время ничего не было, лечили, чем могли. И люди, дорогая Ирина Степановна, выживали. А почему? А по тому, что доктор был компетентен.

Врачиха недовольно надула губы, но больше ничего не сказала. Правильно! Себе дороже будет! С Ольгой Викторовной Снегирёвой лучше вообще не спорить.

Ощущение собственной власти будоражило, щекотало, мелкими пузырьками где-то внизу живота. Её боятся, её уважают, к ней прислушиваются. Если сейчас она – Оля, заставит всех раздеться и бегать по коридору голышом, так оно и будет.

Эти жалкие твари, вспотевшие от страха, сдерживающие позывы в туалет, с трудом разлепляющие опухшие веки, не хотят потерять работу, не хотят, чтобы их гроши стали ещё ничтожнее. И ради этого, они готовы ползать у Снегирёвой в ногах. Подумать только, а ведь когда-то, в далёкие школьные годы, Оленьку считали гадким утёнком, ботаничкой, занудой и зубрилой.

Ах, как же мама и папа были правы, расписав ей жизненный план. Сначала Ольга должна была окончить школу, непременно с отличием, потом поступить в институт, написать диссертацию, найти работу, достичь высот и только после всего этого, встав на ноги, начинать задумываться о мужчинах и семейной жизни.

И Оля чётко следовала пунктам этого плана, с презрением и лёгкой завистью, глядя на сверстниц, гуляющих с парнями и целующихся у подъездов. Даже Диме, – школьному красавчику, о ком грезили не только старшеклассницы, но и молодые учительницы, непреступная Оля отказала. О, как же красиво парень за ней ухаживал! Дарил цветы, писал стихи под окном на асфальте, сочинял о ней песни и пел под гитару, приглашал то в парк, то в кино, то в кафе. А однажды, подарил ей щенка, пушистого, лупоглазого, рыжего с белыми лапками. Но Оля не приняла этот подарок, жестоко обсмеяв парня и обозвав собачником.

– У него, наверное, блохи, – отчитывала Ольга дарителя. – Убери этого уродца и не позорься перед девушкой.

– Нет у Шарика блох! – возмутился Дима. – Это щенок моей собаки, она породистая.

– Шарик, – Ольга зло расхохоталась. – Охренеть, как оригинально! Убери эту пакость немедленно, и сам убирайся.

Голос её звонко разносился по тёмному, влажному, пахнущему мокрой штукатуркой подъезду. Солнечный свет, едва пробивающийся сквозь мутное узкое грязное оконце, золотил русую Димину макушку. И Оля с трудом сдерживала желание прикоснуться к пшеничным, вьющимся волосам парня, провести рукой по рельефу его мышц, почувствовать тепло его кожи, сквозь футболку. Внизу живота всё ныло, сжималось и переворачивалось, дрожали колени. Как же её тянуло к этому парню, до мурашек, до головокружения! Русский богатырь! Скандинавский викинг! Но жизненный план, нарисованный родителями, был превыше всего. Превыше её симпатии к Диме, вызванной всплеском гормонов. И когда парень, прижав к своей груди щенка, ушёл, Оля забежала в квартиру, уткнулась в подушку и проплакала целый день. Она оплакивала то, что могло бы у неё быть, то, что уже никогда не случиться.

Но шли годы. Образ Димы поблек, выцвел, как со временем выцветают узоры на старых обоях.

– Молодец! – хвалили её родители.

– Молодец! – твердила многочисленная родня.

– Молодец! – говорила себе Оля каждый раз, как только видела своих подчинённых, обременённых мужьями – алкоголиками, кредитами и сопливыми вечно болеющими детьми.

– Алёна! – Ольга произнесла это имя почти, что с наслаждением. Наконец-то появился повод придраться к этой гадкой девчонке. – Где твой чепчик? Почему накрашены ресницы? А руки, что за маникюр на рабочем месте?

– Они не длинные, – промямлила девчонка, растеряно рассматривая свои ногти.

– А мне безразлично, длинные они или нет! На них лак! Немедленно сними. Ты – медсестра, а не проститутка! Сдирай сию минуту, прямо сейчас, при мне!

К щекам девчонки прилила кровь, в огромных голубых глазищах сверкнула бессильная злоба.

Ольга протянула девушке ножницы.

Та их приняла, но сдирать лак с ногтей не спешила, теребя в руках какую-то пластиковую папку, но не нервно, а как-то даже ласково, словно в ней, в этой папке, хранилось оружие, с помощью которого, можно убить заклятого врага.

– Алёна, я жду! – раздельно произнесла Ольга. Обычно, этот тон всегда действовал на подчинённых чудесным образом, но сегодня что-то произошло. И Ольга догадывалась, что причина неподчинения лежит в папке.

Вокруг зашептались, принялись опасливо переглядываться, а в глазах читалось любопытство.

– Я увольняюсь, – улыбнулась девчонка. – Выхожу замуж и уезжаю из города.

Взгляд Алёны обжёг призрением, снисходительной, почти гадливой жалостью. Девчонка явно чувствовала себя победительницей.

Остальные, подняв глаза, окинули начальницу теми же взглядами.

И Оля поняла, все они её жалеют, незамужнюю, одинокую, не нужную никому, кроме родителей. Не грозную правительницу эти калоши видят каждый день перед собой, а неудовлетворённую жизнью, озлобленную бабу.

«Недотрах» – вот какой диагноз все они ей поставили.

* * *

Ольга аккуратно припарковалась, с удовлетворением отметив, что у кафе машин больше нет, если не считать Девятки и старой, видавшей виды, Волги.

– На трамвайчике прибыли однокласснички, – усмехнулась Оля, вылезая из машины. – Выходит, я одна в люди и выбилась. Ну, и Дима, разумеется.

На эту встречу выпускников, Оля делала большую ставку. О нет, ей не нужна была болтовня со старыми подружками и замшелые школьные воспоминания. Она хотела встретиться с Димой. Он, как Ольга успела узнать, был ещё не женат, жил в Сочи и владел парой гостинец. Вполне выгодная партия!

И чувство одиночества, какой-то неприкаянности, нежелание возвращаться домой с работы к до тошноты заботливой матери и вечно-ворчащему раздражённому отцу – неврастенику, уйдут, растворятся. У Ольги будет семья, своя собственная, дом, в котором она станет хозяйкой. Она начнёт готовить для мужа супы, гладить ему рубашки, прогуливаться по вечерам перед сном, смотреть фильмы.

– Интересно, а будет ли Диме приятно узнать, что я хранила себя для него? Что он у меня первый?

Краска смущения обожгла щёки, и Ольге пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, дабы привести взбудораженные нервы в относительный порядок.

Скукотища! Девчонки, уже повзрослевшие, изрядно раздобревшие, беспрестанно болтали то о своих детях, то о еде, то о дачах. У кого какой урожай томатов был в прошлом году, как кто борется с колорадским жуком и от чего у всех так плохо растёт клубника.

– Чтобы подкормить перец, –