С днем рождения, турок! - Якоб Арджуни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, хорошо. Пусть будет так. Теперь то же самое я хочу спросить у вас, госпожа Эргюн.
Бабуся была хотя и более словоохотливой, но все же что-то она недоговаривала. Так, по крайней мере, мне показалось. Явно приукрашивая многие факты, она выложила всю историю своей жизни и даже иногда улыбалась мне.
Ее звали Мелике Эргюн. Ей было пятьдесят пять. В восемнадцать лет она вышла замуж за умершего три года назад Вазифа Эргюна и имела от него троих детей (Ильтер, Ильмаза и больную Айзу). Приехав в Германию, работала уборщицей. В последнее время занимается тем, что ухаживает за своей больной дочерью.
— Могу я спросить, что с ней?
Вместо нее ответил братец:
— Полгода тому назад она тоже работала уборщицей. Потом потеряла работу и впала в депрессию.
Он говорил на хорошем немецком и явно имел постоянную работу. Видимо, Ильмаз Эргюн был добросовестным и трудолюбивым человеком.
— Сколько ей лет?
— Двадцать четыре года.
— А вы, госпожа Эргюн, что думаете об убийстве вашего зятя?
Я мог предположить любой ответ, но только не этот.
— Ахмед покончил жизнь самоубийством, — твердо заявила она и тупо посмотрела на меня.
— Да… — Я на мгновение потерял дар речи.
— Но нож торчал в спине, разве не так? — обратился я к Ильтер Хамул.
— Неважно. Вы сами поймете, он покончил с собой, — настаивала бабуля.
Я заметил, как моя клиентка начала дрожать, и сменил тему.
— Ну да, полиция скажет то же самое. Госпожа Эргюн, расскажите, кем работал ваш покойный муж и где?
— Вазиф Эргюн, как и мой отец, до самой смерти возил мусор, который выбрасывали другие люди.
— Госпожа Хамул, сегодня утром вы сказали, что точно не знали, чем занимался ваш муж в последнее время. Что это означает? Отлучался ли он из дома и надолго ли, всегда ли ночевал дома? Может быть, он уезжал из города?
На этот раз братец не пытался ответить за свою сестру.
— Нет, такого не было. Он возвращался домой каждый день, — сказала она, помедлив.
— Кем он работал? Или он не работал?
— Да нет, работал.
После долгих препираний и злобных перемигиваний между Ильтер и Ильмазом выяснилось, что никто из них точно не знал, чем занимался Ахмед Хамул в последние два с половиной года. До этого он регулярно ходил на какую-то фабрику, но вдруг уволился оттуда. По его рассказам, потом он работал упаковщиком на почте, затем в какой-то турецкой забегаловке. Он был немногословен, но всегда приносил домой хорошие деньги. Было очевидно, что в семье не велось разговоров на тему, откуда берутся эти деньги.
Сделав вывод, что брат и мать моей клиентки не особенно горюют об убитом родственнике, я закруглил разговор:
— Ладно. На первый раз достаточно. А теперь могу ли я встретиться с вашей сестрой еще раз?
Вся компания от неожиданности замерла с открытыми ртами, а братец лишь буркнул:
— В ближайшее время это невозможно.
«Этого следовало было ожидать», — подумал я и поднялся.
— Я хорошенько все обдумаю и хотел бы завтра еще раз заглянуть к вам. Кто-нибудь из вас будет дома?
— Да, я буду дома. Я присматриваю за Айзой, — ответила Ильтер.
Я повернулся к ней:
— Да, мне нужна фотография вашего покойного супруга.
— Да, конечно.
Она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и вернулась с большой цветной фотографией, на которой был изображен Ахмед Хамул: густые черные волосы и такие же внушительные усы, оттопыренные уши. Довольно стандартная восточная внешность.
— Большое спасибо.
— Полиция доставит нам много неприятностей, когда узнает, что моя сестра наняла частного детектива.
Этот братец начинал действовать мне на нервы.
— Не волнуйтесь. Ничего вам не будет. Поверьте мне.
Пауза.
— Ну что же, тогда я откланяюсь.
Все попрощались со мной более или менее приветливо. Дети, которые в последние десять минут разговора вели себя немного возбужденно, сейчас окончательно разошлись и принялись щекотать друг друга. Смерть отца, казалось, их совершенно не волновала. Может быть, они вообще ничего не поняли. Ильтер Хамул проводила меня по длинному коридору. Я сбежал вниз по лестнице и оказался наконец у входной двери.
Некоторое время я еще постоял, закурил сигарету и стал наблюдать за происходящим в расположенной напротив дома пивной.
Разговор с семейством покойного не произвел на меня особого впечатления. Какие еще вопросы я мог задать? Пожалуй, никаких. Так думал я, направляясь к забегаловке напротив. Три опустившихся волосатых типа устроились в пивной. От них несло кислятиной, и я ощутил на себе косые и мрачные взгляды заплывших, налитых кровью глаз. Один из пьяниц стал громко рыгать. Изо рта во все стороны летели брызги.
— Эй, там, мне еще одну, — потребовал он, рыгнув в очередной раз.
— А мне один «Пильзнер», пожалуйста, — крикнул я, входя в почти пустую пивную, и стал ждать.
— Эй, там, Хансу еще одну склянку!
Куча тряпья, валяющаяся в углу и называющаяся Хансом, изрыгнула что-то невнятное.
— Не видишь, у Ханса в глотке пересохло.
Ханс без всякого стеснения помочился в желтую раковину и прополоскал там руку, чтобы убедиться, что все прошло благополучно, и удовлетворенно хрюкнул.
Наконец открылась задняя дверь, и на свет выплыла мадам Обеликс.
— Я хотел бы заказать один «Пильзнер», — повторил я и положил две марки в блюдце для денег.
— Может, сразу закажете, сколько хотите выпить, а то мотайся с вашим пивом туда-сюда.
Она была настоящей профессионалкой.
— Тогда несите сразу две бутылки.
— Вот так-то лучше.
Она прошлепала к холодильнику, который по сравнению с ней выглядел не больше сигаретной пачки, и с трудом достала две бутылки.
— Откройте сразу одну, — попросил я и бросил еще монету в блюдце.
Открытая бутылка с таким грохотом опустилась на стойку, что брызнула пена. Мадам Обеликс снова потащилась к своей подсобке.
Я пил пиво и размышлял, зачем старуха плела весь этот вздор про самоубийство, пока не заметил, как один из пьянчуг в упор уставился на меня.
— А ты неплохо балакаешь по-немецки. Ты, случаем, не с Балкан?
Он потыкал пальцем в пространство позади себя, где, судя по всему, должны были находиться Балканы.
— Да нет. Я тут пару недель был на Майорке.
— Во как! — Пауза. — Хорошо там, должно быть?
— Хорошо-то хорошо, да опасно: много индейцев.
— Во как! — Он на минуту задумался. — А объясниться с ними можешь?
— Еще как! Я по-ихнему строчу как из пулемета, — ответил я, допил пиво и, не дожидаясь очередного «Во как!», вышел на улицу.
ГЛАВА 3
Сначала мне пришла в голову мысль зайти в отдел уголовной полиции, чтобы получить информацию об убийстве Ахмеда Хамула. Многое ли там мне расскажут? Пожалуй, вряд ли.
До полицейского управления было довольно далеко, а во внутреннем кармане пиджака у меня торчала вторая бутылка пива. Поскольку появляться с бутылкой пива в полицейском управлении нехорошо, я решил открыть ее. Прислонясь к каким-то попавшимся перилам, я выпил ее. Уже совсем рядом с управлением я купил пачку жвачки и вошел в приемную.
Вдоль вытянутого помещения, выкрашенного в желтоватый цвет, шла длинная деревянная стойка, за которой виднелась чья-то голова. Голова, не глядя в мою сторону, спросила:
— Что желаете?
Под потолком монотонно шуршал маленький закоптевший вентилятор. Его шум сливался с отдаленными звуками улицы. Метров пятнадцать я прошел вдоль приемной и, опершись на стойку, сказал:
— Я хотел бы поговорить с комиссаром, расследовавшим дело Ахмеда Хамула.
Маленький человечек с узкой физиономией, склонившийся над бумагами, печатями и пишущей машинкой, взглянул на меня, обратив ко мне красный мясистый прыщавый нос.
— Чье дело? Ахмеда Самула?
— Нет, Ахмеда Хамула, которого недавно укокошили недалеко от вокзала.
— Турка?
Он звучно шмыгнул носом, втягивая соплю.
— Да, турка.
— А, вы тоже…
— Да, я тоже турок. А теперь скажите, к кому мне обратиться.
Он сунул палец в нос, поковырял там, и я почти физически ощутил, как работает его переполненная соплями черепушка. Тип с красным носом стал вилять, что «не знает, как мне помочь, и вообще ему не положено, если все так будут приходить, понимаете…».
— Послушайте, я уполномочен посольством Турции и имею поручение высших инстанций поговорить с комиссаром полиции, который занимался расследованием этого случая. Если вы сейчас же не пошевелитесь, я буду вынужден подать на вас жалобу.
Коротышка недоверчиво посмотрел на меня и снова шмыгнул носом. Вдруг он оживился.
— Ах, так… Тогда, конечно… Э… прошу извинить меня. Откуда мне знать, кто вы — на лбу ведь не написано. Подождите минутку, я должен позвонить, это быстро. Надеюсь, комиссар на месте.