Собачьи истории - Джеймс Хэрриот

Да, реальность мало походила на мальчишеские грезы, однако у нее перед ними было одно несравненное преимущество: эта сторона моей практики никогда не достигала таких размеров, чтобы стать обезличенной. В городе через приемную проходит нескончаемый поток собак и ветеринар физически не в состоянии воспринимать их индивидуально. Со мной же такого не бывало никогда. Пусть мои пациенты обитали далеко друг от друга, я знал кличку каждого, помнил все их заболевания и, проезжая по деревенской улице, всегда с радостью узнавал их, лишний раз убеждаясь, что они совсем здоровы.

С течением времени в нашей практике, как и вообще в сельской практике, наступили изменения. Теперь люди держат гораздо больше собак, кошек и других домашних любимцев, и пятьдесят процентов наших пациентов составляют мелкие животные. Мы обзавелись операционной, рентгеновским аппаратом и приемными, о которых я мечтал мальчишкой. Ну и, разумеется, в моем распоряжении имеются все новейшие препараты. Для меня, как и для всех ветеринаров, особенно приятно чувствовать, насколько больше у нас теперь возможностей спасти больное животное.

Я знаю, что не ошибся в выборе профессии, потому что одно появление у нас в приемной собак и кошек приводит меня в хорошее настроение. Помимо чисто медицинских аспектов, для любителя животных всегда удовольствие — просто наблюдать индивидуальные характеры четвероногих друзей человека. А всякий ветеринар уже любитель животных, иначе он не пошел бы в ветеринары. Бытует мнение, будто пациенты вызывают у нас часто клинический интерес, но это не так. Наша профессия требует сердца.

О чем и свидетельствует наше отношение к собственным четвероногим друзьям; я нередко замечал в самых, казалось бы, крутых моих коллегах просто безграничную нежность. И я со своими собаками сентиментальнее, чем самая мягкосердечная старушка, и надо сказать, эта черта облегчала мне разговоры с клиентами. Ведь многие люди стесняются показать ветеринару, как им дорога их собака, как они за нее тревожатся, как горюют, когда слишком короткий собачий век подходит к концу. Но со мной им не надо смущаться. Как поется в старой песне: «Мне ничего не говорите, я знаю сам».

Оглядываясь назад, я понимаю, насколько судьба меня щадила. Тот, кто приобретает собаку, не должен забывать, что живет она недолго и впереди ждет неизбежное горе, а мне профессионально довелось видеть множество маленьких трагедий, когда и без того короткую жизнь жестоко обрывает болезнь или несчастный случай. Но все мои собаки умирали в глубокой старости, и, хотя разлука, пожалуй, была тем тяжелее, меня все-таки утешает мысль, что мне удавалось помочь им прожить так долго.

Я часто вспоминаю их всех, их такие разные характеры, счастье, которое они мне доставляли.

Ирландский сеттер, красавец, с которым я подростком бродил по шотландским холмам; белая дворняжка, чьи разнообразные предки не поддавались установлению, отличавшаяся редкой смышленостью и непредсказуемостью; мой любимый бигль, чьи большие добрые глаза все еще словно смотрят на меня с праздничных открыток. А потом настал черед Гектора и Дэна.

Мою книгу «И ветеринары летают» я посвятил «моим собакам Гектору и Дэну, моим верным спутникам». Да они и были такими. Их жизнь была моей. Каждое утро после завтрака они мчались на улицу и прыгали в машину, готовые приступить к дневным трудам. Гектор был джек-расселлтерьером, а Дэн — черным Лабрадором, и вместе они являли интересный контраст бойкости и достоинства.

Гектор был старше на два года. Когда умер мой бигль, я последовал совету, который много раз давал своим клиентам: немедленно завести новую собаку. Сутки я безрезультатно наводил справки, а затем обнаружил в вечерней газете объявление о продаже щенков джек-расселла. По странному стечению обстоятельств я за несколько дней перед тем разговаривал с одним моим другом, и он посоветовал мне никогда не заводить джек-расселла. «Чертовы кусаки! — сказал он. — Оттяпают у тебя палец, и оглянуться не успеешь!» Мне и самому приходилось иметь в приемной дело с весьма самостоятельными представителями этой породы, и я пришел к выводу, что с дарроубийскими джек-расселлами ухо надо держать востро.

Тем не менее я поехал на ферму по объявлению и попросил показать мне щенков. Пятеро семинедельных собачат окружали мать. Четверо поглядели на меня с полным равнодушием, но пятый подбежал, виляя обрубленным хвостишком, и бурно облизал мне руку.

— Я возьму этого, — сказал я. Так началась наша пятнадцатилетняя дружба с Гектором.

Он оказался добрейшим существом, собакой, которая любила всех людей и всех других собак. И все влюблялись в него с первого взгляда, а он был открыт взглядам практически всех обитателей Дарроуби и окрестностей, потому что в те дни я ездил в машине с открытым верхом. Когда я приезжал на ферму, ребятишки неслись погладить ласкового песика, выглядывающего из автомобиля. А их родители поражались такому чуду, как дружелюбный джек-расселл-терьер. И вновь и вновь я слышал:

— Какой молодец! А нельзя его повязать с моей сукой?

С каждым годом слава Гектора как производителя росла, и он стал отцом множества веселых ласковых щенят. А эти щенята со временем тоже обзаводились потомством, неизменно наследовавшим натуру Гектора. Круг все ширился, и не будет преувеличением сказать, что Гектор единолично изменил характер джек-расселлов во всем краю.

Даже теперь, много лет спустя после его смерти, у меня сердце радуется, когда в нашу приемную входят точные подобия Гектора. У него были необычно длинная заостренная морда, поджарое туловище и классические кривые лапы; и порой потомки его потомков с такой ясностью воскрешают в моей памяти наши с ним счастливые годы, что на минуту меня охватывает грусть.

Дэна ко мне привел случай. Когда мой сын Джимми получил диплом ветеринара, он к тому же получил много разных подарков от близких и друзей. Один мой коллега преподнес ему пять фунтов, и на эти деньги он купил щенка черного Лабрадора, которого нарек Дэном. Свою карьеру Джимми начал помощником знаменитого Эдди Стрейтона, ветеринара, ведущего телепередачи, и Дэн днем и ночью сопровождал его на вызовы.

Когда Джимми начал работать с нами, он привез Дэна, и у нас в доме появились две собаки. Между ними сразу же возникла дружба — Гектор запрыгал вокруг, нежно покусывая ноги большого пса, а Дэн с удовольствием позволял ему это.

Дэн был удивительно красив: благородная голова, безмятежное выражение глаз и глянцевая черная шерсть, какую редко увидишь. Джимми утверждал, что особым глянцем она обязана огромному количеству молока, которое Дэн выпивал у Стрейтона: в клинике Эдди было много кошек, и Дэн бесцеремонно вылакивал содержимое их мисочек. Мне страшно нравилось смотреть, как он бежит за брошенной палкой, на игру его мышц под блестящей шерстью. Для него же это было наивысшим удовольствием, и теперь я вспоминаю его именно таким.

Когда Джимми женился и переехал от нас, Дэна он оставил мне, зная, как я к нему привязался. Он пожалел и меня, и Гектора. А я утешался мыслью, что его новый дом всего в миле от нас, что он по-прежнему работает со мной и, значит, будет видеться с Дэном каждый день. Джимми купил себе суку ланкаширского хилера, а после вязки оставил одного щенка, так что в поездках его сопровождали Софи и Хлоя.

Для меня же настала эра, которую я мысленно называю временем Гектора и Дэна. Для деревенского ветеринара, жизнь которого в значительной мере проходит на шоссе и проселках, очень нужны такие спутники. Устраивались они в машине всегда одинаково. Дэн вытягивался на сиденье и клал голову мне на колено, а Гектор выглядывал в ветровое стекло, упираясь лапами в мою руку на рычаге переключения скоростей. Дэна совершенно не интересовало, что происходит снаружи, Гектор же старался ничего не упустить. Когда я переключал скорость, голова у него подпрыгивала, но лапы с моей руки не соскальзывали.

Мою жизнь украшала возможность иногда делать перерывы между визитами, а поскольку край этот словно создан для прогулок с собаками, перерывы эти обретали особое значение. Как я сочувствую владельцам собак, живущим в больших городах! Сколько трудностей и помех приходится им преодолевать! А я гулял по зеленым тропкам на вершинах холмов и среди вереска. Их было неисчислимое множество — таких мягких под ногами и лапами, свободных от людей, машин и шума, уединенных, дышащих покоем.

Всякий раз, когда я мог остановить машину и выйти в безмятежный мир, это было нежданной радостью. Несколько секунд — и я погружался в красоту Йоркшира, в море солнечного света и хрустального воздуха, а два моих спутника радостно бежали впереди. Счастливые собаки, думал я. И какой счастливец я!

Во время таких прогулок Дэну обязательно требовалось нести палку. Без палки в пасти он чувствовал себя неуютно, а так как гуляли мы обычно на вершинах безлесых холмов, где отыскать что-нибудь подходящее было нелегко, он безутешно рыскал вокруг. Иногда я отламывал для него крепкий стебель вереска, но такую замену он принимал без особой охоты. Ему требовалась не просто ветка, но обязательно палка, причем большая, и очень скоро я уже возил в багажнике порядочный их запас.