Граффити любви (СИ) - Серена Никки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уставший Никита, уже за полночь въехал в главные ворота своего загородного дома и прошел в свой кабинет. На столе лежала записка.
«Никита Валерьевич, у меня важные дела, я ушла. В гостевом зале работает художница. Сказала, что будет работать, возможно, до утра, заплатите ей, как договаривались, если я не вернусь. Деньги, которые Вы мне давали, я оставила в ящике вашего стола».
— Еще одна художница на мою голову, — Никита с шумом выдохнул и, скинув пиджак, отправился посмотреть на девушку, которая работает в гостиной. Когда он шагнул в зал, то увидел художницу.
— Пикассо? — я стояла высоко на стремянке, на последней ступеньке с кистью в руках, и оформляла небольшой участок листвы на дереве. Я уже заканчивала. Остались последние придирчивые штрихи. Никита рассмотрел картину и, вероятно был в восторге. Еще утром на этом месте была белоснежная стена, а теперь там был водопад, лебеди и деревья с зеленой насыщенной листвой. Я Никиту Валерьевича не услышала, так как в ушах были наушники. Никита откровенно растерялся, но в следующий момент подошел ко мне…
Когда он коснулся моей ноги, я обернулась и, увидев Никиту, испытала шок. Сказалось и недоедание, и переутомление, и испуг. В итоге, я как девушка восемнадцатого века, просто отключилась. Я прикинула, сколько переломов я сейчас получу и даже мысленно представила, как мне будут накладывать гипс. Я потеряла сознание раньше, чем ощутила удар от падения…
***
— С ней все в порядке, Никита Валерьевич, — но вы правильно сделали, что сообщили. У девочки самый обычный обморок от голода и переутомления.
— Спасибо, доктор, — врач поднес тампон с едкой жидкостью к носу.
Я пришла в себя и поморщилась, а еще поняла, что я ничего не сломала, никаких болевых ощущений я не испытывала.
— Юная леди, как Вас зовут? — поинтересовался врач. Это был мужчина, слегка полноватый в красивых очках с серебристой оправой. На вид ему было лет сорок.
— Пикассо, — буркнула я и посмотрела на доктора, — а, Вы ведь врач, тогда Коралина Дмитриевна Зимина. — Я, конечно, не любила свое имя, но врачам и полиции мое прозвище говорить не стоит.
Никита изучающе на меня смотрел, а мне сначала вообще показалось, что то, что я увидела его в том зале, где я работала, это был мираж.
— Коралина Дмитриевна, значит, — с угрозой в голосе повторил мое имя Никита.
— Я оставлю Вас, Никита Валерьевич. Девушка в полном порядке. Просто ей нужен отдых.
— О, вы не волнуйтесь, я о ней позабочусь, — отозвался мой препод, только от этих слов мне как-то страшно стало.
— Доктор, можно мне с вами, я что-то как-то опасаюсь находиться в одном доме с этим неадекватным, — тут же выпалила я.
— С каким? — мой преподаватель по ценообразованию и экономике, кажется, готов был меня придушить в прямом смысле этого слова.
— Доктор, посмотрите на его глаза, ему бы прививку от бешенства, — если меня понесло, то остановиться мне было всегда не просто.
— Не волнуйтесь, доктор. С девушкой все будет в порядке, давайте я провожу Вас до двери, — спокойно проговорил Никита и одарил меня очень многообещающим взглядом.
Никита вышел за дверь вместе с доктором, а я решила времени зря не терять и шагнула на балкон.
— Вот же. Второй этаж, высоковато. Ага, а если этот вернется, — и тут я увидела ту самую машину во дворе, которую я разрисовала еще днем. — Надо срочно валить отсюда. Угораздило же взять заказ в доме, где живет этот учитель. Времени жалко и денег, и мой телефон, а ещё сумка с красками у него где-то. — Я уже сидела на перилах и приготовилась к прыжку, когда меня резко дернули назад, я даже язык прикусила.
— Совсем жить надоело? Второй этаж. Ногу сломать захотела? Я и так едва тебя поймал, когда ты со стремянки свалилась. Ты никуда сегодня из этого дома не пойдешь. Время три часа ночи, спать ложись, а нет, сначала поужинаешь со мной, а потом спать ляжешь. Ты ведь утром на занятия собираешься?
— Что? — от слов Никиты, я реально зависла. Я думала, он меня за машину начнет отчитывать, а он предлагает мне поесть?
— Что, со слухом проблемы, Коралина? — он назвал меня по имени, а я почему-то не испытала раздражение, как бывало раньше.
— Можно мне домой, Никита Валерьевич? — почти умоляюще прошептала я.
— Нет, — отозвался мой учитель и, наконец, отпустил мои плечи, которые все еще удерживал, словно он был не уверен, что я опять не отправлюсь к балкону.
— Почему? — осторожно спросила я.
— Поздно уже, то есть рано, не важно. Да и вот еще что, это ты мою машину разрисовала?
— Нет, не я, — быстро ответила я, ведь он перешел к обвинениям, а правило номер один в нашем детском доме — это убедительно, не мешкая, говорить нет, если даже ты в чем — то виноват.
— Ты считаешь, в академии есть еще один Пикассо? Я немного разбираюсь в искусстве и возможно усомнился бы, но ты еще и по договору найма работаешь, и я видел твое творение на стене. Руку одного и того же мастера, я в состоянии различить. Ты когда договор подписывала, не смотрела на имя заказчика?
— А мне зачем? Мне не важно, кто заплатит, — пожала плечами я, понимая, что вляпалась серьезно с этим заказом, да и с машиной тоже.
— Ты не боишься себя в рабство случайно продать, подписывая разные документы не читая?
— Даже если и Вы там, в роли заказчика, я договор подписала до нашего знакомства.
— Действительно, тут я с тобой согласен. Думаешь это злой рок или судьба? — спросил загадочно Никита Валерьевич.
— Не то и не другое, это я просто такая, очень везучая, — я прошла и