Без буржуев - Игорь Ефимов

Точно так же и люди, управляющие социалистической экономикой, давно пользуются специальным жаргоном, который позволяет им более или менее сносно понимать друг друга и худо-бедно справляться с делом. Когда директор предприятия получает от министерства план, для выполнения которого ему то же министерство отпускает едва ли половину необходимых материалов, он уже не впадает в отчаяние, не подает заявление об уходе, ибо знает: для вида, для отчетности министерству нужна сегодня такая цифра плана, а в середине года оно ее без лишнего шума «скорректирует», и его предприятие, выполнив процентов 60 от намеченного, может попасть еще в передовые, так как после корректировки прежние 60 будут выглядеть, как 110. Рекордные уловы рыбы будут включены в сводки и газетные реляции, но здравомыслящий начальник отдела сбыта не кинется к телефону предлагать магазинам неожиданно свалившееся богатство, потому что знает, что рефрижераторы и консервные заводы едва справляются с обычными уловами, так что рекордный, возможно, будет выброшен обратно в море. Любой средний инженер умеет подсчитать заданный начальством «экономический эффект» от того или иного новшества, и начальство прекрасно знает, что получающиеся тысячи и миллионы рублей экономии есть чистый блеф, что они не позволят ему изыскать лишнюю десятку на зарплату уборщице, но все играют в эту игру, потому что так уж заведено, принято, повелось.

Это делается повсеместно.

Об этом знают все.

И тем не менее усилия, затрачиваемые на ложь, не пропадают зря. Бесконечная песнь о победах и достижениях оказывает свой убаюкивающе-успокаивающий эффект, в то время как сказанная вслух правда могла бы вызвать болезненную тревогу в умах советских граждан, которые состояние тревоги переносят очень плохо. Природа двоемыслия, его огромное значение для устойчивости политико-социальной системы социализма могут составить тему специального исследования. Занимаясь же социалистической экономикой, мы должны ни на минуту не забывать о нем и твердо усвоить одно: язык официальной хозяйственной отчетности есть не что иное, как «феня», специальный сленг, созданный руководящим слоем, чтобы скрыть истинную картину от собственных граждан, от иностранных наблюдателей, а порою и от самих себя.

4

Конечно, мы не можем себе позволить из-за всех этих трудностей отложить изучение «бесклассовой экономики» до более удобных времен. Миллионы людей в обществах с рыночным регулированием хозяйства, устав от вечного противоборства и конкуренции, от постоянного напряжения сил, которое сопутствует труду в условиях свободного предпринимательства, тянутся всей душой к иллюзорному покою и безмятежности социализма — они должны знать, что ждет их за декорациями, изображающими всенародное процветание. Планово-социалистическая система хозяйства при всей своей неэффективности может любую долю народного труда направить на военные нужды и поэтому ухитряется производить в огромных количествах первоклассное оружие, исправно стреляющее и взрывающееся во всех концах мира, — это тоже немаловажный аргумент за то, чтобы спешить с ее изучением. Но так как система остается пока по многим причинам закрытой для аналитического исследования, представляется полезным составить для начала самое общее описание, наподобие тех, что оставляли путешественники, попадавшие в неведомые земли.

При жизни кремлевского горца даже такая относительно скромная задача была практически невыполнима. Однако за последние 20 лет в стране произошли значительные перемены, которые сделали доступным огромный объем важной информации, в том числе и хозяйственно-экономической. Парадокс при этом состоит в том, что интересующие нас сведения наиболее густо рассыпаны не в работах диссидентов, не в Самиздате, а в массовой официальной печати, на страницах центральных советских газет и журналов.

Следует немного задержаться на происхождении этого парадокса.

Любая система пропаганды для того, чтобы действовать успешно, должна иметь, кроме набора догматов и набора лозунгов, еще и набор готовых ответов на те естественные вопросы и недоумения, которые будут происходить в человеческом сознании от расхождения догматов с реальностью. Если человек живет в обществе, объявляющем себя передовым, и видит, что несмотря на весь тяжкий труд, ему постоянно не хватает еды, одежды, жилья, медикаментов, элементарных удобств, в голове его, естественно, зарождается вопрос, кто виноват в таком положении дел. И в течение первых сорока лет советской власти ему уверенно говорили: виноваты классовые враги — нэпманы, кулаки, вредители, диверсанты, империалисты.

Однако после смерти вождя народов к власти пришла группа партийных иерархов, на своем горьком опыте узнавших, что террор — плохо управляемая стихия, что осуществлять его только сверху вниз весьма нелегко, что, как огонь, он может переброситься на дома самих поджигателей. Устав от жизни в атмосфере невыносимого, ежеминутного страха, от ожидания ночного звонка или скрипа тормозов под окном, они, похоже, до конца дней своих отказались от массового террора как средства управления державой. Тем более, что аппарат надзора и подавления к тому времени был настолько отработан, что кровавый разгул прежних лет только мешал бы налаженной планомерной работе.

Перемена политической обстановки потребовала некоторых видоизменений и в пропагандистской схеме. Нельзя было по-прежнему все валить на врагов и вредителей и при этом не расстреливать их. Власть, дающая жить таким страшным людям, слишком низко пала бы в народном мнении. Поэтому на роль виновника хозяйственных неурядиц был взят другой персонаж — отдельный безответственный, неумелый или даже (бывают и такие!) нечестный работник, в худшем случае — отдельное предприятие, учреждение, ведомство. Газеты полны критических статей о нерадивых или неспособных руководителях, недостатки вскрываются и разоблачаются, но никто больше не пишет о вредительстве — и это безусловный прогресс, чем бы он ни был вызван. Авторам, пишущим «на острую тему», предоставляются весьма широкие полномочия и права: им открывают доступ к обычно скрываемой информации, к данным местной статистики, которые не принято оглашать на открытых собраниях, им разрешено делать нелестные замечания о людях, занимающих весьма высокие административные посты (вплоть до министра), им позволено проникать в суть промышленных, научных или организационных проблем, прослеживать и выявлять силы, стоящие за той или иной хозяйственной неудачей, и затем — после известной проверки и подчистки — публиковать результаты своих расследований.