Затемнённый лик - А Скалдин

Древние христиане разбивали эллинских богов, бежали от женщин в пустыню. Мы этого не делаем, но не потому, что мы стали релятивистами в религии. Нет! Наша философия выросла (любовь к Мудрости Божьей), стала глубже и шире. Христианство не может падать или стоять на одной точке. На некую высокую гору поднимаемся мы.

Последние будут первыми.

В чём же наша сила?

Малорусское сказание. "У Бога были два любимых ангела. Одного звали Миха, другого - Сатанаил. Сатанаил возмутился против Бога и отпал от Него. Миха остался верен Богу. По сотворении мира, Миха вступил с Сатанаилом в единоборство и одолел его. Сатанаил побежал, чтобы спрятаться от Михи, он полез на дерево, но в это время выскочил волк и откусил Сатанаилу пятки. Так потерпел Сатанаил; Бог же сказал: "Вот Сатанаил побеждён Михой и поэтому Миху нужно вознаградить за победу. Так как у Сатанаила откушена часть тела, то отнимается от имени его окончание и дается Михе". С тех пор Миха стал Михаилом, а Сатанаил - Сатаною".

Сказание, очевидно, не чисто малорусского происхождения, на что указывает игра окончаниями имён (ил - эль - Божий). Но смысл ясен: будем Божьими, если победим Мир и Князя его.

Я уже говорил об Аполлоне - Архитекторе, но мне приходится возвратиться к нему.

Дьявол с Богом борются, а поле битвы - сердца человеческие, говорит Достоевский.

В сердце человека борются Аполлон и Дионис, но если победит Аполлон, то это будет победою Дьявола. Если победит Дионис - тоже. Ибо после победы и тот, и другой станут тенью: пустым (Аполлон), бесформенным (Дионис).

Противоположение, из которого, казалось бы, нет выхода. Но приведённое сказание помогает нам разобраться в этом противоположении.

Имя "Миха" - дионисическое, бесформенное. Форма (Божий) даётся ему лишь за победу над братом своим Сатанаилом, ставшим, по существу, ложью и не имеющим права на такое имя. Здесь характерно и то, что Миха вступает в борьбу, очевидно, по собственному почину, т. е. как бы с самим собой, потому что естество борющихся одно и то же. И ещё характерно, что единоборство происходит лишь по сотворении мира, чтобы было на что стать пятою. В результате борьбы Сатанаил лишён пят и имени первоначального, того, в котором только истинная сила, той пяты, которой можно опереться в мир.

Дионис же становится Аполлоном, но Дионис в Аполлоне не умирает.

Пята многознаменательна в человеческих сказаниях. Ахиллес уязвим только в пяте. Семя Жены пятою сотрёт главу Змея. Под пятою Жены, облечённой в Солнце,- Луна, Девственность, нерастленный мир.

Так некогда выяснился вопрос, быть ли Деве Мира нерастленной.

Да. Быть. Двое посягали на Деву Мира. Но один из них лишён пят, лишён опоры в мире. Другой же не растлитель, но Жених. И лишь ему Дух и Невеста говорят: "Прийди".

Сатана уже не архитектор и говорит постоянно: "Не нужно строить". Он не аполлиничен, но и не окончательно дионисичен. Искажённое отражение того и другого. Миха искони дионисичен и аполлиничен вместе, но то и другое у него в росте. Искони борьба между теми, что говорят: "Мир есть законченная форма",- и теми, которые миру определяют рост.

Сатана не стал дионисичным, ибо за ним в прошлом, как хвост за кометой, тянется тень его былого аполлинизма.

Мир в застое, мир в недвижном дионисизме и недвижном аполлинизме будет сатанинским. И Сатана мечтает: перестать быть тенью, стать семипудовой купчихой, ходить в баню и даже благодушно ставить Богу пудовые свечи.

В аполлиническом становлении наша сила. Аполлон вправе содрать шкуру с Марсия, ибо Марсий своей игрой будит тёмный хаос звуков.

Безматерность. Пока же мы ещё не рождённые, безматерные, и Жена, облечённая в Солнце, ещё не знает, что имеет в чреве. Были созданы - будем рождены, или ещё лучше - родимся, самообразуемся, самооформимся, как Миха.

Апокалиптика. Апокалипсис - человеческое пламя на неопалимой купине Евангелия.

Мы покамест в Апокалипсисе.

Апостолу Петру - Камню Церкви - было предсказано, что когда он состарится (к концу мира, быть может), то препояшет его другой и поведёт туда, куда Пётр идти не захочет. Так и случилось. Иные препоясали Церковь и ведут Её, куда хотят...

Петербург, 1912 г.