Запах денег - Артур Кангин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стал господам кандидатам Кобылко черепа мять и становится все мрачнее и мрачнее.
У одного маленького лысого старика череп со всех сторон в шишках, да в надолбинах глупости, просто некудышний череп.
У другого, здоровяка-мальчишки, голова такая махонькая на саженых плечах, что не сразу ее и найдешь. А найдешь, примешься щупать — так кроме густых волос ничего и не чувствуется.
У третьего кандидата голова столь большая, что еле-еле в дверной проем прошла. А щупаешь ее — что твой студень. Студенистая голова!
“Все напрасно! — всколыхнулись в антропологе Кобылко прежние мрачные мысли. — Человечество подползает к неутешительному финалу!”
— Ну, что? — с надеждой спрашивает г-н Гринько у Кобылко.
— Никаких шансов! — громко и отчетливо ответствует антрополог.
— Неужто никаких? Подумай!
Алиса муженьку знаки замолчать ручками делает, а тот, знай, свое талдычит.
— Ровным счетом никаких!
— Ну смотри, Артемушка, — зашипели незадачливые кандидаты в президенты. — Как бы не пожалеть тебе!
Через пару деньков антрополог Кобылко был сослан в заполярный город Минусинск на вечное поселение и без права переписки.
3.И вот живет себе гражданин Кобылко в Минусинске, черепа эскимосов и нанайцев щупает. Тоскливо без Алисы, тоскливо и без Москвы Златоглавой, что и говорить.
Однажды, зазвучали валдайские колокольчики собачьей упряжки и, отвернув олений полог, в юрту вошла Алисонька.
Ударилась она об пол, превратилась в рыжую лисицу.
Затем забросила себе гражданина Кобылко на спину, да и была такова из Минусинска.
Путь им созвездие Большой Медведицы освещало.
Через полчасика они уже в Москве были, в своей квартире на проспекте Мира.
Ударилась тут лисица о паркетный пол и вновь прежней Алисой стала, только еще краше.
— Милая, да ты оборотень?! — воскликнул вечный переселенец Кобылко.
— Оборотень, — не стала отпираться Алиса. — А сейчас иди к Президенту. Он тебя кликал.
— Быть того не может.
— Президентом стал твой прежний дружок, Гринько.
— Васька в гору пошел! — не сдержался Кобылко.
— Только какой бы череп у него не оказался, — посоветовала Алиса, — та виду не подавай. О Минусинске помни!
4.Пришел Артем Васильевич в Кремль, а там его уже Президент Гринько ждет с распростертыми объятиями.
Расставили свои объятия и три тайных его советника — маленький старичок с некудышним черепом, здоровяк с зачаточной башочкой, да квадратный человек со студенистой головушкой.
Тянутся они к Артемке своими властными пальцами, приветственно подмигивают.
Но антрополог лишь подмигнул им в ответ и сразу же приступил к делу — президентский череп щупать.
И как стал его щупать, так мрачнее и мрачнее становится, мрачнее и мрачнее.
“Нету, думает, с таким черепушкой у отчизнушки будущего. Алес!”
А у самого в ушах звон валдайских колокольчиков на собачьих упряжках, да нежный голосок Алисы:
— Худого не говори. Не впадай в отчаяние!
— Ну, что?! — с тревожной надеждой спрашивает Президент.
— Ну, что? — приближаясь к Артему Васильевичу, и опять же с надеждой, спрашивают три тайных советника.
— С такой головой о-го-го! — отвечает Кобылко.
— Что о-го-го? — спрашивают, и даже так слегка зубами поклацывают.
— Горы можно свернуть!
Ох, и обрадовались тут все.
Стали его приветственно по спине бить, а Президент сразу Указ написал, назначил г-на Кобылко главным кремлевским антропологом с двойным окладом и с усиленной охраной.
5.Все хорошо, а идет Артем Васильевич домой пригорюнившись.
“Как жить не по лжи?!” — спрашивает себя и ответа не находит.
А дома ему Алиса тапки с бумбончиками подает и спрашивает:
— Назначили?
— Назначили, — горестно откликается Артемка. — Погибла Россия! Поганый череп!
— А ты не тоскуй, — нежно обняла Алиса мужа, да нежно зашептала ему на ухо. — Сколько поганых черепов в России было, ан выжила. Разве мы черепом живем?! Сердцем!
Тут все смекнул г-н Кобылко, просветлел внутренне.
— Да, — воскликнул он, — впереди нас только счастье ждет.
— Всякое будет, — улыбнулась Алиса, тряхнув огненно-рыжей челкой. — И счастье, миленький, тоже.
Капсула 5. ИЗГНАНИЕ БЕСОВ ИЗ СКУЛЬПТОРА ЗОСИМОВА
В разгар летней страды скульптор Зосимов приехал из Москвы в деревню Натухаевку, к своей матери.
А приехал он — изгонять бесов.
* * *Рано утром Зосимов услышал стук в окошко с расшитой крестиками занавеской.
“Вот оно, началось”, - с радостью и одновременно тревогой подумал Зосимов.
На пороге пред ним предстал белый как лунь дедушка, с холщовой котомкой через плечо.
— Тебе бесов-то изгонять? — лукаво улыбнулся старичок.
— Мне! — выдохнул Зосимов.
— Скотина в доме имеется? — гортанно вопросил дедушка.
— То есть?! — испугался Зосимов.
— В смысле индюков, бычков, курей, — пояснил старец.
— Имеется! — воскликнул Зосимов. — Пойдемте!
Он провел дедушку на задний двор.
А надо заметить, что мать Зосимова, Анфиса Федоровна, довольно-таки разбогатела за последнее время.
Судите сами.
В роскошной навозной жиже валялся десяток-другой крутобоких и широкопятачковых свиней.
На плетне сидело десятка три пестрых кур, обладающих ценным даром нести яйца с особым задором.
За плетнем меланхолично шлялись и пощипывали “зеленку” три буренки с бычком.
И еще много-много было всего — кролики, нутрии, т. е. южноафриканские крысы, годные на зимние шапки, перепела, индюки и пр. и пр.
— Достаточно? — вопросил дедушку Зосимов.
Дедушка по-лезгински щелкнул языком и сказал:
— Весьма!
— Ну-с, начнем, что ли? — подтолкнул дедушку к решительным действиям Зосимов.
— Чего ж не начать-то? — ласково изумился дедушка.
И дедушка достал из холщаной котомки довольно-таки увесистую дубинку, видимо из древесины дуба.
— Палка-то зачем? — потупился Зосимов.
— А вот узнаешь, сынок! — ответил белый как лунь дедушка и изо всех сил тяпнул дубинкой Зосимова по головушке.
— Ай-ай, — завопил Зосимов. — Ты что делаешь, старче?!
Но не успел Зосимов еще докричать свое вопросительное восклицание, как из его груди, словно раздвинув ребра, выскочил крохотный, лопоухенький и зелененький чертенок.
— Не трогай нас, дедушка! — возопил чертенок. — Нас там пропасть!
— Ах, пропасть! — разгневался дедушка. — Так изыди, сатана, сама в пропасть.
И тотчас чертенок буравчиком ввинтился в одну из дремавших в навозе свинок, и та, обуянная бесом, что было сил понеслась к пропасти. (А надо вам сказать, что дом матери Зосимова располагался как раз на краю довольно-таки огромной и живописной пропасти, иначе говоря, на краю обрыва). Свинка на мгновение замерла у земляного разлома, а потом с прощальным визгом кинулась в бездну.
— Вот так-то, — удовлетворенно потер руки дедушка.
Избавившись от зеленого чертенка Зосимов, почувствовал облегчение, правда, весьма незначительное.
— От одного беса избавились, а сколько же их еще там? — вопросил старичок. — В чем же ты так грешен, сынок? Что ты успел натворить за свою еще довольно-таки короткую жизнь?
И Зосимов вспомнил ярко, как от вспышки магния, всю свою простую и такую ужасную жизнь.
— Я скульптор-монументалист, дедушка, — сказал он.
— Поясни, — потребовал старик.
— Я высекаю из гранита, дедушка!
— Кого, сын мой?
— Я высекаю обнаженных девиц женского пола…
— И?…
— Я высекаю банкиров.
— В полный рост?
— Выше… Много выше…
— То есть?! — нахмурил лохматые брови старик.
— Пуговица на красном пальто одного банкира достигла трех метром в диаметре.
— Свят-свят, — открестился старец.
— А еще я высекаю бюсты братвы. Этими бюстами сейчас густо засеяны погосты нашей некогда необъятной Родины.
— А братва — это кто? Матросы?
— Если бы, — поник головой Зосимов. — Это душегубы, дедушка!
— Ах, ты! — гневно изумился мудрый старик и опять ловко выхватил из котомки свою заветную дубинку и что было силы огрел Зосимова по поникшей головушке.
И тотчас из Зосимова выпрыгнул угольно-черный черт средних размеров.
— Сгинь, сатана, — заорал дедушка.
И черт вихрем вкрутился в мирно разгуливавшего за забором бычка. А бычок, уже под властью беса, дико взмахнул хвостом, ринулся к обрыву и с печальным мычанием канул в нем.
Не прошло и часа, как в пропасть попрыгали все коровы, кролики, три десятка особоноских пестрых кур, толстые индюки и, конечно, нутрии, т. е. южноамериканские водяные крысы, мех которых вполне годится для изготовления теплых зимних шапок.
