Глазами надзирателя. Внутри самой суровой тюрьмы мира - Нил Сэмворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, уйдя из школы в семнадцать лет, я прошел курс обучения инженерному делу для молодежи. Несмотря на проваленный экзамен – я больше интересовался регби и бухлом, – это привело меня к моей первой работе на фабрике по изготовлению ножей в Шеффилде. Девяносто девять часов за девяносто девять фунтов. Если не соблюдать правил в работе со станком, могло и засосать, тогда задница была бы фиолетовой. Там было просто потрясающе – всего тридцать парней на четыреста женщин. Как-то одна девушка поцеловала меня – это было в то время, когда сексуальные домогательства на работе не считались такой серьезной проблемой, как сегодня. И там же, на фабрике, я впервые по-настоящему оказался в критической ситуации.
Это произошло, когда один из ножей застрял между двумя валиками, которые опускались горизонтально, чтобы отполировать лезвия. Машина остановилась, а парень, который пытался все наладить, забыл ее выключить. Он старался выдернуть нож, и вдруг станок вернулся к жизни, затянув его руку. Из парня полезло все: мышцы, сухожилия, жир, что угодно; на плече у него была большая рана. Ролики были горячими, так что он еще и обжегся. Неудивительно, что он потерял сознание от шока, и нам пришлось по очереди поддерживать его. Слесарь двадцать минут возился с гаечными ключами, чтобы разобрать машину и вытащить этого парня. Люди все время жалуются на вредные для здоровья условия на работе и недостаточную безопасность – я и сам это делал, – и иногда, знаете ли, это имеет смысл.
Там же, на фабрике ножей, я встретил девушку, на которой женился. Когда мы шли в загс, я предложил Марку, моему шаферу: «Давай забьем на все и пойдем пить эль».
К тому времени, как он согласился со мной, мы уже были на парковке, а вокруг нас толпились люди.
В следующем месте, где я работал, был один парень, который трудился там уже много лет. Однажды кусок металла отломился от прядильной машины размером с дом и ударил его прямо в лицо, мгновенно убив. Мозги этого бедняги разбрызгало, как при выстреле из дробовика.
К Рождеству 1984 года я достиг веса 133 кг, развелся и очень быстро стал почти бомжом.
К счастью, к тому времени у меня была другая работа, но в остальном – голые половицы, никакого отопления, ни воды, ни ванны, черт возьми. Я отрабатывал двенадцатичасовую смену на фабрике, принимал душ до и после нее, потом шел в паб, напивался и возвращался домой в одиннадцать, утыкался головой в спальный мешок. И снова. И снова. И снова. Это была моя жизнь в течение восемнадцати месяцев, так что я знаю, каково это – быть нищим, хотя у меня была еда в животе и я работал.
Потом меня уволили, и я остался без работы. Наступило Рождество 1985 года, я умирал с голоду, и к тому времени у меня был еще один рот: нужно было кормить собаку, которую я завел в качестве хвостатого друга. Мы следили за старым фургончиком из доставки Express Dairies и таскали картошку и другие продукты с чужих порогов. Ну, я это делал. У собаки не было рук. Раз в неделю я отправлялся к бабушке за горячей едой, но был слишком горд, чтобы ходить туда каждый день с шапкой в руке. Это было, когда тори зажали льготы и хотели, чтобы люди перемещались по стране – знаменитая речь Теббита о том, что надо сесть «на велосипед»[5]. У меня не было денег уже два месяца, когда один из соседей начал раз в неделю приносить мне пакет с продуктами, что было очень любезно с его стороны, и я как-то держался. На Рождество мы с собакой ели картошку, приготовленную четырьмя способами: жареную, печеную, пюре и жаркое с подливкой. Ну да, я бывал и бездомным, и голодал, но не в одно и то же время. И я не знаю, как люди справляются и с тем и с другим одновременно.
Со временем все пошло на лад. Собака переехала жить к моему дяде, я получил работу на производстве сверлильных патронов и мог себе позволить снова снять нормальную квартиру. Я пробыл на том производстве семь лет; надежная работа спасла мою шкуру. Сначала у меня получалось дерьмово, но, когда завод получил новую линию из Франции, я перешел на нее и спокойно работал – до тех пор, пока компания не была продана Китаю. Однажды мы утром мы пришли туда, а на воротах просто висел замок.
Мой второй брак оказался более счастливым. Моя жена работала медсестрой, и мы прожили вместе пятнадцать лет, пока не начали отдаляться друг от друга.
К 1998 году мы расстались. Затем я три с половиной года жил у Жюли, подруги моей подруги. Это помогло мне, успокоило меня, а моя жизнь теперь включала в себя курсы массажа в колледже, которым руководила Элисон, жена президента нашего регбийного клуба. Я занялся ароматерапией, индийским массажем головы, исцелением рэйки[6] – всякой альтернативной фигней, которая немного духовная и все такое. Я даже начал учить этому других. Я получал 40 фунтов (примерно 4000 рублей) за вечер, занятия проходили два раза в неделю.
А еще я работал вышибалой. Пятничные вечера проводил в «Гейткрэшере» в Шеффилде – для этого места лучше припасти затычки для ушей – или в «Ханрахансе», модном винном баре, привлекающем головорезов и знаменитостей. Джарвис Кокер, Фил Оуки… Все они бывали там. Одним знаменитым, э-э-э, лицом был Дэйн Бауэрс, который снял то знаменитое секс-видео[7]. Он поужинал у нас со своей подругой и оставил официанткам и поварам сотню фунтов на чай. То же самое он проделал с персоналом бара, который обычно никогда не получает чаевых. На выходе он пожал мне руку, вложив в нее сорок фунтов. Никогда не судите о книге по обложке – полезный жизненный урок.
«Ханраханс» также был тем
