Остров Крымль. Правдивые истории из жизни прапорщика Моржового - Митрофан Вистовский

Первое время эта работа удовлетворяла его, жаль только супруга Люся оставалась не очень довольной. В целом она, конечно, относилась к своему мужу с уважением, но для порядка все равно обзывала Харитона Моржового ни на что не годным безмозглым кретином.

Конечно, в тот период у Люси были причины для некоторого недовольства – форма пожарника шла Моржовому гораздо больше, чем выданная в котельной дырявая телогрейка, но известно ведь, что не место красит человека. Главное, что работником Харитон Моржовый был толковым.

И вот однажды в жизни Моржового произошел случай, который разом изменил всю его жизнь. Возвращаясь как-то вечером из котельной, он увидел, что на обочине парковой дорожки лежит генеральская папаха вполне приличного вида, а рядом на деревянной скамейке крепко спит в меру выпивший незнакомый гражданин в клетчатой рубашке и с застарелым синяком под глазом.

– Твоя, что ли? – толкнул Харитон спящего в бок.

Тот ошалело протер глаза, спросонья не очень-то соображая чего от него хотят, а когда все-таки сообразил, то для начала ощупал свою голову руками:

– Нет, не моя. У меня, вроде, кепка была. Ты кепку случайно не находил?

Спящий на лавочке гражданин на генерала был похож не особенно. К тому же, на улице было довольно тепло для зимней папахи, а потому оставалось только предположить, что папаху потерял какой-нибудь старенький генерал. Возможно, за время долгой карьеры у этого генерала стали мерзнуть мозги, вот он и решил надеть зимнюю шапку, отправившись в ближайший киоск за сигаретами, а когда ее унесло ветром, не стал искать пропажу.

Иными словами, получалось, что папаха, найденная у скамейки, была ничейной, а потому Моржовый с чистой совестью взял ее с собой. Он вдруг подумал, что этой находкой сама Судьба указывает ему верную дорогу. Тем же вечером Харитон вернулся домой в приподнятом расположении духа.

– Подай-ка мне, Люся, ручку и лист бумаги, – с порога скомандовал он жене, но, заметив скептический Люсин взгляд, пошел за бумагой сам.

– В армию решил я пойти, – по дороге пояснил он.

– Генералом? – поинтересовалась Люся, очевидно намекая на генеральскую шапку, которую Харитон бережно пристроил на вешалку.

– Для начала прапорщиком. Там, говорят, зарплата в трое выше, чем в котельной. И еще паек продуктовый дают! Заявление буду писать.

– Пиши-пиши, Достоевский, – хмыкнула супруга, зачем-то напомнив, что слово «кретин» пишется через «е».

– Лучше бы подсказала, как «прапорщик» пишется, – проворчал с кухни Моржовый.

На супругу свою он не обижался. После того случая, как однажды осенью Харитон пошел за хлебом и вернулся только под Новый Год, в глубине души он стал подозревать, что Люся имеет некоторые основания проявлять недовольство, хотя до конца так и не понял, чем это недовольство было вызвано. Хлеб, который он принес в тот раз, был хоть и не очень свежий, но вполне съедобный. В этом Моржовый готов был поклясться, потому что Люся, огрев его на входе тяжелой двуручной скалкой, заставила прямо у дверей съесть всю булку целиком. Даже стакана воды не дала запить!

Харитон отмахнулся от ностальгических воспоминаний и принялся за дело. Заявление он составил довольно быстро – этому его еще в школе пожарников научили, а затем сел за составление своей автобиографии. В те годы он еще не был таким немногословным, а потому решил описать свою жизнь подробно и с размахом.

«Автобиография Харитона Моржового, составленная им же самим такого-то числа, такого-то года от Сотворения Острова и Рождества Его Президентского Величества», – вывел он крупными буквами на самой макушке листа и принялся описывать свою полную опасных приключений и подвигов жизнь.

Честно и без утайки он рассказал, как с экспедицией Челюскина пересекал Аравийское море; как мыл золото в далеких степях Забайкалья; как, спасая бригаду старателей от голодной смерти, лично застрелил последнего мамонта. Не стал он скрывать и о своих успехах в области кинематографии, подробно описав как младшим помощником режиссера участвовал в съемках знаменитого блокбастера «Анна Каренина возвращается».

Затем Харитон хотел было рассказать о службе в должности городского пожарника, но передумал и сразу же перешел к описанию своих прошлых воинских подвигов. Впрочем, дойдя до момента, когда он, рискуя собственной жизнью, вытаскивал раненного товарища с поля боя, Моржовый вдруг вспомнил, что подсмотрел этот эпизод в каком-то киношном триллере и отложил ручку в сторону.

Писать, по большому гамбургскому счету, больше было не о чем. Оставалась еще пара-тройка эпизодов, вроде участия в президентской гонке и бесславного выступления на конкурсе «Играй, гармонь», но размениваться на пустяки не хотелось.

– Написал? – спросила его жена, когда усталый, но довольный Моржовый вышел на балкон покурить.

– А то! – удовлетворенно ответил ей он, протягивая плотно исписанный листок. Супруга прочла его в полном молчании. Ни один мускул не дрогнул на ее симпатичном лице.

– Ты зарплату получать хочешь? – наконец прервала она затянувшуюся паузу, и услышав очередное «а то!», сказанное, правда, уже без прежнего задора, коротко скомандовала:

– А если хочешь получать свою несчастную зарплату, то садись и пиши. Автобиография. Не был. Точка. Не привлекался. Точка. Не состоял. Точка. И подпись: Х. Моржовый. Написал?

– А что? Вполне ведь пристойная получается биография! – радостно воскликнул Моржовый и поцеловал растроганную супругу в щеку. Так он на собственном опыте убедился, что краткость – сестра таланта, а талантливый человек – нигде не пропадет.

Следующим же утром Моржовый пришел к военкомату. Ворота оказались закрыты, но его это не смутило. Весело перепрыгнув через железную ограду, он направился в сторону заветного крыльца.

– Эй, мужик! – попытался остановить его какой-то сержант. – Ты куда прешься?

– Отставить «мужика», – строго выговорил ему Моржовый, – обращайтесь ко мне по званию.

Сержант поискал на плечах Моржового отсутствующие погоны и недоуменно пожал плечами:

– А какое у тебя звание?

– Товарищ будущий прапорщик, – торжественно сообщил он.

Так начался звездный путь Харитона Моржового, путь, полный опасных приключений и воинских подвигов. О таком человеке, несомненно, стоило написать очерк.

Вообще, мне вдруг показалось странным, почему на нашем Острове о прапорщиках ходит такое количество анекдотов и сомнительных баек. Сочинять их могли только люди, далекие от суровой армейской реальности, потому что никаких оснований для этого не было. А вот польза от прапорщиков была. В самом деле, если бы никакой пользы от прапорщиков не было, разве стали бы их в армии держать? Ежу ведь понятно, что нет.

Мне вдруг захотелось как-нибудь исправить эту ужасную несправедливость, тем более, что примеров, подтверждающих позитивную роль прапорщиков в истории было хоть отбавляй.

Взять, хотя бы случай, который произошел во время последней большой войны. Тогда иноземные полчища нагло прорывались к нашей столице, и бог знает, чем бы все это закончилось, если бы в дело не вмешался некий прапорщик, тогда еще безызвестный.

А дело было так. Однажды в руки вражеских генералов случайно попали сверхсекретные штабные карты, на которых красным фломастером были обозначены маршруты и сроки всех передислокаций нашего войска. Рассудив, что такая удача на войне выпадает не часто, враг собрал силы в кулак и нанес сокрушительный упреждающий удар по всем уязвимым точкам нашей обороны. Иноземные захватчики уже потирали руки в предчувствии скорой победы и готовили фужеры под шампанское, но жестоко просчитались. Они еще не знали, что дедушка прапорщика Моржового – тоже Моржовый и тоже прапорщик – эти самые карты потерял, а потому в отличие от неприятеля наши генералы совершенно не знали, куда им следует выдвигаться и увели свои полки наугад в неизвестном направлении.

Словом, вражеский удар пришелся по совершенно пустым позициям. Ну а пока чужеземные военачальники пожимали плечами и пытались получше сориентировать добытые карты на местности, недоумевая, куда мог подеваться противник, наши гвардейцы, с неделю проплутав по лесам без провианта и курева, неожиданно вышли в тыл захватчикам и разграбили продуктовый склад. После этого добить обескровленного и деморализованного врага труда уже не составляло.

За этот воинский подвиг дедушку Моржового решено было не расстреливать. Его повысили в звании до старшего прапорщика, простили потерю секретных документов, назначили персональную пенсию, а звание прапорщика с тех пор получило в нашей армии заслуженное уважение и признание.

Одним словом, после этого случая сомневаться в той пользе, которую приносили прапорщики, мог только совсем уж гражданский человек.