Генералисимус Суворов - Павел Ковалевский

Боевая известность Суворова и благоразумие Кобурга были причиною тому, что план его приведен был в точное исполнение. В результате получилась блестящая победа. Широкий ум одного понял силу гения другого, и искренняя дружба на всю жизнь соединила этих двух людей. Чисто братские отношения вождей отразились и на армиях: русские и австрийцы отнеслись друг к другу по-братски. Как австрийская армия, так и австрийский император бесспорно признали, что победа при Фокшанах одержана была главным образом Суворовым.

Императрица Екатерина была очень обрадована этим подвигом Суворова и наградила его брильянтовым крестом и звездою к Андрею Первозванному, а австрийский император – брильянтовой табакеркой с брильянтовым шифром. Даже турки не забыли своего победителя и назвали Токаль-паша и его именем пугали детей.

Через два месяца турки вновь начали наступать на австрийцев. Явился Суворов. На этот раз турецкие силы в четыре раза многочисленнее армии союзников. День, в который произошло это сражение, совпал с днем разгрома Суворовым Огинского. И вот Суворов во второй раз, теперь при Рымнике, в тот же день прославил имя русской армии и свое полною блестящею победою. Теперь и Потемкин забыл против Суворова все свои обиды и искренно радовался и поздравлял его. За эту славную победу Суворов получил звание графа Рымник-ского, Георгия I ст., брильянтовый эполет и весьма богатую шпагу, к этому добавлен еще был дорогой перстень. Австрийский император также жаловал Суворову графский титул Священной римской империи.

С великим удовольствием он писал своей Суворочке как о великих победах, так и о всех милостях, по этому поводу на него излитых.

Для полного успеха в войне нужно было взять крепость Измаил, которая всеми считалась неприступною. Но было ли что Суворову недоступно в войне!.. Суворов назначается к Измаилу с поручением взять его.

Весть о назначении Суворова под Измаил быстро пронеслась по войскам, а вместе с этим и убеждение, что Измаил будет взят немедленно. И вот 2 декабря рано утром к русским аванпостам под Измаилом подъехали два всадника. То был Суворов с казаком, везшим в небольшом узелке багаж генерала. Тем не менее моментально раздался пушечный салют с батарей и все от мала до велика оживились и просияли. В лице маленького худенького старичка явились честь, слава, храбрость и победа. Вскоре Суворов отправился по полкам. Находил знакомых солдат, вспоминал прежние подвиги, беседовал, острил, смеялся и всех обласкал добрым словом. Это был добрый гений. Это был вдохновитель беззаветной храбрости, самоотвержения, силы, энергии, бесстрашия и безумной самоуверенности в победе. Полководец не скрывал от солдат трудность дела. Напротив, он знакомил их с препятствиями, учил, как их преодолеть, и в будущем указывал на пущую славу, которую они, несомненно, должны восприять.

Ознакомившись с положением дела, наэлектризовав войска, сделав надлежащие. распоряжения, Суворов составил военный совет, в котором заявил: «Я решился овладеть этой крепостью или погибнуть под ее стенами». Казак Платов на это возгласил: «Штурм», все остальные к нему присоединились. Перецеловав всех, Суворов сказал: «Сегодня молиться, завтра учиться, послезавтра победа либо славная смерть».

Перед штурмом Суворов послал следующую записку в Измаил: «Сераскиру, старшинам и всему обществу! Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление – воля; первый мой выстрел – уже неволя; штурм – смерть. Что ставлю вам на размышление». Турки отвечали: «Скорее Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил». Дунай не остановился в своем течении и небо не упало на землю, а Измаил был взят Суворовым.

Суворов писал Потемкину: «Нет крепче крепости, отчаяннее обороны, как Измаил, падший перед Высочайшим троном Ея Императорского Величества кровопролитным штурмом. Нижайше поздравляю вашу светлость».

Измаильский штурм отличался нечеловеческим упорством и яростью турок, так как они знали, что пощады не будет. Это упорство безнадежного отчаяния могло быть сломлено только крайним напряжением энергии атаковавших… Храбрость русских войск под Измаилом дошла как бы до совершенного отрицания чувства самосохранения… Спустя некоторое время Суворов, проезжая мимо одной из финляндских крепостей, спросил своего спутника:

– Можно ли взять эту крепость штурмом?

– Какой крепости нельзя взять, если взят Измаил…

Суворов задумался и, после некоторого молчания, заметил:

– На такой штурм, как измаильский, можно пускаться один раз в жизни.

Турки пришли в ужас. Вся Европа была изумлена и поражена. Россия обожала своего героя-победителя… Что ждало героя?…

Суворов лично отправился к главнокомандующему Потемкину с докладом. Оба горели нетерпением броситься в объятия и облобызаться. Суворов влетел к Потемкину, и они обнялись…

– Чем я могу наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич?

– Ничем, князь. Я не купец и не торговаться сюда приехал. Кроме Бога и государыни, никто меня наградить не может.

Потемкин побледнел. Оба молча прошлись несколько раз по комнате, раскланялись и разошлись…

Турецкая война блестяще кончилась. Потемкин был осыпан почестями, милостями и наградами. Герой Суворов был в тени. О нем забыли… Поделом, – не обижай фаворита… О жизнь, это ты!..

Мир. Беспокойный Суворов опять в Финляндии… Кончил в Финляндии, его послали на юг. Всюду Суворов вел дело добросовестно, исполнительно и абсолютно честно. Ни в мире, ни на войне Суворов не знал и не ведал, что такое взятка… Когда после Измаила из военной добычи Суворову привели прекрасного коня, он и от того отказался. Недаром солдаты говорили, что Суворов во всем с ними в доле, кроме добычи. Покончив служебные дела, Суворов часто живал в деревне. Бездеятельность его томила. Суворов опять скучал, томился, капризничал, писал знакомым жалобы на свою долю, просился у императрицы в иноземные войска. Он боялся, что его обойдут…

В это время началась третья польская война. Суворов не был туда назначен. Это его обидело. Война шла вяло, медленно, малоуспешно. Суворов издевался над ведением войны и высказал, что он бы окончил войну в 40 дней. Его поймали на слове, и Суворов опять в деле.

Во главе польского восстания стоял знаменитый Костюшко. Это был человек ума недюжинного и прекрасный военный организатор. Хотя он был вполне убежден в тщете восстания, тем не менее взял возложенную на него ответственность и решил отдать делу родины все, даже свою жизнь. Были и другие между поляками талантливые люди. Но Суворов знал, с кем имел дело. Война предвиделась партизанская. Натиск и быстрота здесь были более, чем где-либо, уместны: Суворову нечего было учиться этому.

В Польшу вступил Суворов с отрядом в 4500 человек, да на пути прихватил несколько мелких отрядов. И вот с этими силами Суворов наскочил на корпус Сераковского. После боя при Крупчицах и Бресте корпуса Сераковского не стало. Суворов его уничтожил. Через несколько дней от начала похода Суворов извещал главнокомандующего Румянцева: «Брестский корпус, уменьшенный при монастыре Крупчице 3000-ми, сего числа кончен при Бресте. Поляки дрались храбро, наши войска платили им отчаянностью, не давая пощады».

Овладев Брестом, Суворов остановился поджидать прибытия войск. Он не любил безделья и потому на досуге занялся обучением войск. В основу его обучения лег его знаменитый катехизис. Война в Польше отличалась своеобразностью. В числе русских войск было много поляков, которые передавали своим о намерениях и планах действий русских войск, почему часто приходилось действовать без приказов, моментально. Благо, командиром был Суворов. Среди ночи он вскакивал с постели, вылетал на двор, окатывался холодной водой, а затем хлопал в ладоши и кричал петухом. Это значит – вставай, и солдаты моментально вставали и готовились к походу. Такой прием избавлял Суворова от приказов, о которых немедленно узнавали поляки. Суворов знал солдат, и солдаты знали его. Это была едина душа, едино тело.

Предстояло взять Прагу. Без Праги не могла существовать Варшава. С Варшавой падала Польша. Прага не была Измаил, но это была действительно сильная крепость, устроенная по всем правилам современного искусства и защищаемая людьми, готовыми положить свою жизнь за отечество.

Подобно тому как под Измаилом, Суворов не скрывал от войска всех трудностей штурма. Напротив, он знакомил солдат с ними, подготовлял их к тому и укреплял в непоколебимой мысли, что Прага уже обречена на взятие. Остается подняться, пойти и взять. Это говорил Суворов. А раз говорит Суворов, – кончено. С взятием Праги считались еще до штурма, как с фактом прошлым и законченным… Ведь это говорил их отец… Случилось следующее: наступили холода. Не было теплой одежды. Солдаты мерзли и страдали. Суворов все это время ходил в холщовом кителе и надел суконную куртку последним, когда все солдаты были уже тепло одеты. Это солдаты видели и понимали.