Этничность, нация и политика. Критические очерки по этнополитологии - Эмиль Абрамович Паин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такие колебания обусловили и принципиальные различия в оценке национальной политики историками, политологами, этнологами и другими специалистами, в профессионализме которых не приходится сомневаться. Например, Абдурахман Авторханов, историк, исследователь советского периода и одновременно бывший партийный функционер, считал, что главной целью советской политики в отношении национальных меньшинств была их колонизация, ассимиляция и русификация. Он приводил многочисленные факты в доказательство своих выводов[27]. В то же время известный американский историк Терри Мартин пришел к прямо противоположному заключению, и также не без весомых оснований. Он показал, что СССР был единственной в мире империей, которую можно было назвать affirmative action empire («империя позитивной дискриминации»), поскольку здесь в 1920–1930‐х годах создавались привилегированные, преимущественные условия как раз для национальных меньшинств[28]. В это время повсеместно (а в отдельные периоды и в некоторых регионах также и в 1940‐х, 1950‐х и даже в 1970‐х годах) проводилась политика коренизации, состоявшая в продвижении на руководящие посты в советских республиках представителей национальных меньшинств, внедрении их национальных языков в делопроизводство и образование, поощрении издания книг, газет и журналов на этих языках[29]. В 1937 году политика коренизации была свернута, а на смену ей пришла политика репрессий по отношению к этническим и религиозным меньшинствам.
Наша гипотеза состоит в том, что подходы Авторханова и Мартина лишь кажутся взаимоисключающими, а в действительности дополняют и сменяют друг друга применительно к отдельным периодам времени, поскольку вся советская национальная политика развивалась волнообразно и напоминала действие маятника — «этнополитического маятника». Вся вторая часть монографии («История») посвящена верификации этой идеи и дискуссиям вокруг нее.
Впервые идею этнополитического маятника автор высказал в 2004 году[30]. Через 12 лет термин «маятник» применительно к проблематике национальной политики был использован в коллективной публикации петербургских политологов А. Н. Щербака и его коллег[31]. В 2018 году А. Щербак и коллеги развили свою идею, соединив проблемы внутренней и внешней политики СССР[32]. В данной монографии автор выражает сомнения в релевантности и доказательности гипотезы моих петербургских коллег о механизме действия «маятника» национальной политики, но одновременно пересматривает и свою позицию 2004 года. Тогда мы рассматривали идею маятника как модель, отражающую колебания (крутые и частые перемены) отношения государства к этническому большинству и меньшинствам и, одновременно, последовательную смену политической активности большинства и меньшинств. Ныне же нам стало понятно, что явления, которые я называл «этнополитическим маятником» в нулевые годы, оказались не столь уж цикличными (маятниковыми), а возможности объяснения их с использованием строгой модели маятника весьма ограниченны. Именно поэтому второй раздел данной книги написан в жанре конкретного исторического анализа, а не политологического обобщения, нуждающегося в моделировании, и сосредоточен на анализе содержания тех радикальных, беспрецедентных для мировой истории колебаний в национальной политике, которые проявлялись в разные периоды истории Советского Союза и постсоветской России.
Трудно сказать, насколько исторический жанр удался автору, но в этой части книги мы попытались привлечь новый материал об истории национальной политики СССР и постсоветской России. Эти новые исследования указывают на более сложный, чем казалось ранее, характер перемен в советской и постсоветской политике федерализации и в государственных стратегиях по отношению к меньшинствам; по-новому в нынешней работе оценивается и политика послевоенного государственного антисемитизма (1948–1953), а также особенности этнонациональной политики периодов Хрущева, Брежнева, Ельцина и Путина. Все это привело нас к мысли о том, что «этнополитический маятник» — это не столько исследовательская модель, сколько метафора, обозначающая периоды значительных колебаний в национальной политике и, шире, в этнополитических процессах, природа которых еще требует уточнения. Поэтому одна из основных научных задач данной работы как раз и состоит в том, чтобы проанализировать конкретные и изменяющиеся механизмы таких колебаний в истории СССР и постсоветской России, прежде всего по отношению к центральному для составных государств вопросу — вопросу о поддержании или разрушении (как осмысленном, так и неосмысленном, «нечаянном») целостности государства, а также об отношении к государственной политике поддержки меньшинств и к федерализму. Недостаточная информативность объяснений этой специфики на основе политологических обобщений привела нас к идее соединения политологического анализа с историческим анализом конкретных событий.
Управления этнополитическими процессами как научная проблема
Проблема управления этнополитическими процессами в той или иной форме затрагивается во всех трех частях монографии, но третья часть сфокусирована на обобщении особого направления в исследованиях автора, связанного с анализом эволюции моделей управления межэтническими и межконфессиональными отношениями[33]. Особое внимание в этом разделе уделено современной проблематике государственного управления. Анализ основных документов государственного управления в сфере этнополитики, прежде всего «Стратегии государственной национальной политики до 2025 года», показывает, что усилия по укреплению властной вертикали неорганично сочетаются с задачами формирования гражданских горизонтальных отношений. Идея становления политической нации (российской нации) пока плохо соотносится с ее сугубо этническими трактовками, традиционными для России, которые явно преобладают даже в новейших документах государственного стратегического планирования. Неорганично соединены в Стратегии три принципиально разных теоретических принципа. Гражданский принцип, предполагающий «упрочение общероссийского гражданского самосознания», равноположен принципу мультикультурализма, т. е. принципу «сохранения и развития этнокультурного многообразия народов России». Оба они соседствуют с цивилизационными схемами, представленными концепцией «особой роли» русского народа в создании Российского государства, идеями «единого культурного (цивилизационного) кода» и особой духовности. При сравнении двух документов — Концепции государственной национальной политики 1996 года и Стратегии 2012 года — видно сужение предметного поля национальной политики. Вопрос о федерализме, ключевой для «национальной политики» 1990‐х годов, существенно меньше представлен в новой Стратегии.
Основной пафос раздела «Управление» в данной книге состоит в демонстрации несоответствия между сложившимися к началу XXI века этнополитическими тенденциями в России (они все больше напоминают тенденции, характерные для стран «глобального Севера») и сохранением во многом советских черт этнонациональной политики. Большая же часть раздела посвящена анализу возможности применения в России новой для нашей страны модели управления культурным разнообразием («интеркультурализма»), опорой для которой могут стать существующие, но малоизученные механизмы самоорганизации территориальных сообществ, прежде всего городских.
Особенности методологического подхода автора
С середины XX века содержание и динамика современных этнополитических процессов чаще всего рассматривались в политологии в рамках теории модернизации и вытекающей из нее концепции политического транзита. На основе теории модернизации развивались исследования проблемы nation building («строительства нации» или «национального строительства»), понимаемые прежде всего как процесс совершенствования взаимоотношений государства и общества, развития горизонтальных связей между этническими общностями и формирования у них
