Апшерон - Мехти Гусейн

- Неудобно, конечно. Пошли лучше умываться. К тому времени и Джамиль проснется.

Они взяли полотенца и вышли.

Летнее солнце выплывало из-за моря, видневшегося сквозь зеленоватые стекла окна. Солнце напоминало раскаленный железный диск, вынутый из горна. Джамиль, привыкший вставать в одно и то же время, проснулся и открыл глаза, как только тоненький солнечный луч упал ему на лицо. "Гляди-ка, Пузан уже встал", - подумал он, взглянув на пустые койки товарищей. Он хотел было встать и одеться, но вспомнил, что сегодня выходной день, и повернулся к окну. Ему бросилась в глаза стопка газет, накопившихся за время его отпуска. Он протянул руку к подоконнику, взял газеты и стал просматривать их одну за другой.

В газете Джамиля интересовали прежде всего заметки, касающиеся треста морского бурения, где он работал. Но, читая эти заметки, он невольно хмурился. Постоянное отставание треста начинало задевать его честь. Это было уязвимым местом и в его спорах с Самандаром: когда Джамиль упрекал товарища в пренебрежительном отношении к книге, у Самандара было чем крыть.

- Вот эти книги и губят вас! Сколько уже времени плететесь в хвосте! говорил он с издевкой. Презрительно поджав губы, засовывал пухлые руки в карманы брюк и, выпячивая живот, начинал победителем прохаживаться по комнате. При этом Самандар всегда с опаскою ждал от Джамиля какого-нибудь резкого слова или такого довода, на который нечего будет возразить. Когда приближался этот опасный момент, он принимался насвистывать песенку "Перепрыгну через высокую стену..." и с безразличным видом выходил из комнаты, давая этим понять, что говорить больше не о чем.

Впрочем, эти споры не влияли на их дружеские отношения, и как бы они ни ссорились, всегда перед сном или сам Джамиль сглаживал обиду каким-нибудь добрым словом, сказанным с виноватой улыбкой, или же Самандар, хлопнув Джамиля по плечу пухлой рукой, заливался беззлобным смехом и звал друга к примирению. Они, как закадычные друзья, вместе ходили на вечерние занятия по техминимуму, в театр или на концерт кружка самодеятельности в Дом культуры, бродили в недавно открывшемся парке или по берегу моря. Иногда их споры заходили слишком далеко и ссора забывалась не скоро. Упрямился больше Джамиль, который от природы был несколько замкнут и очень самолюбив. Случалось, что друзья дулись друг на друга весь день, а вечером, раздевшись, молча ложились на койки. Заснуть им, однако, не удавалось. Оба беспокойно ворочались, пока, наконец, Самандар не сдавался первым.

- Послушай, злопамятный ты человек! - говорил он, поднимая голову с подушки. - Допустим, я упрям, ну а ты-то что?

И достаточно было Самандару сказать что-нибудь в этом роде с добродушной улыбкой, как мир между друзьями восстанавливался.

По сравнению с Джамилем Самандар был и проще, и добродушнее. Он ничего не таил от своих товарищей. У Джамиля же была тайна, которую он ревниво скрывал от всех. С осени прошлого года любил он Лятифу - телефонистку морской буровой. Самандар каким-то образом проведал об этом и однажды, в кругу друзей, открыто намекнул на тайну Джамиля. Джамиль тогда резко оборвал его, заявив, что Лятифа совсем не интересует его. С тех пор в этой комнатке имени Лятифы никто не произносил.

Джамиль просмотрел несколько последних номеров газеты, но ни одной заметки о своем тресте не нашел. "Должно быть, дела неплохо идут", - подумал он и обрадовался.

Тем временем Самандар с товарищем, умывшись, на цыпочках вошли в комнату. Джамиль, улыбаясь, приветствовал Самандара:

- Здорово, Пузан, рад видеть тебя! Как дела?

Не дождавшись ответа, он обратился к другому парню:

- Как живешь, Биландар? Я, брат, здорово соскучился по вас в деревне. Что у нас тут нового?

- Ты мне скажи сначала, что там, в сумке? - спросил Самандар, вешая полотенце у изголовья койки. - Может ты и из деревни привез книжки вместо гостинцев?

Джамилю не верилось, что Самандар так и не заглянул в сумку. Он испытующе посмотрел на друга:

- Будто, не проверил?

- Нет, клянусь тобой, нет!

- Так тебе и поверили!

- Сумка твоя?

- Нет, Таира.

Самандар устремил свои узенькие глазки на деревенского друга Джамиля.

- Так это и есть Таир? Все-таки привез... А где его саз*? Ты же говорил, что он ашуг**.

______________ * Саз - струнный музыкальный инструмент. ** Ашуг - народный певец-сказитель.

- Не взял с собой. Если Баку придется ему по душе, то и саз будет здесь.

Вначале они разговаривали тихо, почти шепотом. Но через некоторое время, сами того не замечая, начали говорить громко. В комнате стало шумно. Разговор мог бы принять любое направление, но Самандар снова завел речь о гостинцах, которыми, как он полагал, были набиты и переметная сумка, и чемодан. Предвкушая сытный завтрак и поглаживая живот, он улыбнулся и многозначительно подмигнул Джамилю. Соскочив с постели, Джамиль быстро оделся. Затем он вынул из чемодана слоеные лепешки и куски жареной баранины и начал раскладывать их на маленьком столике, покрытом газетой.

Глаза у Самандара заблестели. Схватив лепешку и большой кусок баранины, он начал есть, прохаживаясь из угла в угол, громко стуча по полу коваными каблуками сапог. Покончив с одной порцией, он тотчас же принялся за другую. Лепешка хрустела у него на зубах, он торопливо жевал, причмокивая губами.

- Послушай, тут, кроме тебя, еще есть люди, - заметил Биландар, когда Самандар протянул руку за третьей лепешкой - Надо бы знать меру!

Повеселевший Самандар громко расхохотался.

Его смех разбудил Таира. Спросонья тот непонимающим взглядом уставился на толстяка, но, сообразив, где находится, улыбнулся, сверкнув ровным рядом перламутровых зубов.

- Прости, брат, я, кажется, разбудил тебя, не дал выспаться! извинился Самандар.

Он с простодушной прямотой взглянул своими смеющимися глазками на Таира и после минутного молчания добавил:

- Баку всем хорош и устраивает меня вполне. Только вот не хватает жирной бозартмы*. Мать, бывало, поставит мне большую миску - ешь, сколько душе угодно...

______________ * Бозартма - национальное блюдо из баранины.

Словно завидуя аппетиту своего друга, Джамиль спросил:

- Не насытился еще?

Самандар покосился на Джамиля и покачал головой:

- Вот это уж ни к чему.

И выражение лица, и обиженный взгляд его словно говорили: "Ты бы сказал лучше, что все это вынул из чемодана для меня и только для меня".

- Все, что видишь на столе, - твое, - сказал Джамиль. - Только сомневаюсь, чтобы ты смог съесть все это.

Самандар обрадовался, как дитя, и протянул правую руку Джамилю:

- Спорим?

- Идет! Но если не съешь, прочтешь "Гурбан Али-бека"* и расскажешь мне содержание.

______________ * Один из рассказов Джалиля Мамед Кули-заде.

Довольный поставленным условием, Джамиль с готовностью протянул руку и со всего размаху хлопнул по мягкой и пухлой ладони Самандара. Тому только этого и надо было. Решив воспользоваться редким случаем насытить свой ненасытный желудок, он подвинул к себе несколько больших кусков мяса и с прежним аппетитом принялся за еду.

Таир лежал на кровати, закинув руки за голову. Из рассказов Джамиля он уже знал кое-что о Самандаре и теперь глядя, как быстро толстяк работает челюстями, подумал: "Этот не станет утруждать себя чтением. Лопнет, а куска не оставит".

Полежав еще немного, Таир приподнялся, спустив ноги с кровати, оделся и, достав из кармана половинку расчески, зачесал назад свои длинные черные волосы.

Товарищи с любопытством вначале, а потом уже с беспокойством следили за каждым движением Самандара. Джамиль не выдержал и опустил руку на плечо толстяка.

- Черт с ним, с нашим спором, если даже ты выиграешь! - сказал он серьезно. - Я боюсь, дружище, что ты объешься и заболеешь, а виноват буду я.

Самандар, продолжая жевать, ничего не ответил.

Джамиль взял полотенце и вышел из комнаты.

А когда он вернулся, Самандар тоскливо смотрел на последний кусок баранины.

- Ну, как? - обратился к нему Джамиль.

Самандар поднял вверх обе руки:

- Сдаюсь!.. Клянусь аллахом, зря только наговаривают на меня, будто я такой обжора. Правду говорят:

"Овце выпустит кишки шакал, а свалят на волка".

Все засмеялись.

- Не отчаивайся! - поспешил успокоить его Джамиль. - С такой жирной бараниной не справился бы и сам Гурбан Али-бек.

Таир, внимательно присматриваясь к Самандару, угадывал в нем простодушного, искреннего парня и все больше проникался к нему чувством дружеского расположения. Ему казалось, что люди, вроде Самандара, всегда искренно желают другим счастья, не могут таить в себе злобу и при случае не пожалеют ничего ради товарища.

Джамиль взглянул на газеты, которые он только что просматривал, и снова обратился к Самандару:

- Ну, рассказывай, что нового? Дела в тресте, видно, идут неплохо? Не ругают нас больше в газетах!

- В трест прислали нового управляющего, Кудрата Исмаил-заде, - быстро ответил Самандар, довольный тем, что разговор перешел на другую тему. - Этот крепко взялся за дело. Все хвалят. Вчера вечером заходил сюда ваш мастер, старик Рамазан. Про тебя спрашивал. Я сказал, что ты не сегодня-завтра вернешься. Услышав, что им, Джамилем, интересовался сам Рамазан, молодой нефтяник просиял от радости.